Делать вид, что не слышу, было бессмысленно. Орала Лариса так, что на первом этаже стекла дрожали. Я вздохнула (ну, ерунда, попилит и отпустит) и направилась к ней.
– Да, Лариса Дмитриевна.
Лариса-директриса смерила меня взглядом и выдала:
– Пойдем ко мне в кабинет. У меня для тебя новости.
Так... простой нотацией я уже не отделаюсь. А что она мне сделает? Выгонит – вряд ли, за крыс не выгоняют. Поставит в полугодии двойку за поведение... Ну, это ерунда, это можно пережить.
В директрисин кабинет я вошла почти смело. Лариса уселась на стул, кивнула мне на соседний и выдала:
– Я перевожу тебя в десятый класс.
Неслабо да? Хорошо, что я сесть успела, а то бы так и свалилась на пол. За какие такие заслуги, позвольте спросить?
– Я давно за тобой наблюдаю, – журчала эта шокотерапилка, – ты способная, схватываешь все на лету. А что четверки у тебя случаются, так это просто – тебе уже неинтересно в восьмом классе, вот и халтуришь иногда.
Я слушала и не верила своим ушам. Учусь я действительно неплохо, но назвать ботанкой меня все-таки нельзя. Я запросто могу прогулять и не сделать уроки, когда лень, да и, в конце концов, есть в моем классе ученики и посильнее!
– Ты, конечно, не такая старательная, как Ремнева с Ивановой, – Лариса будто читала мои мысли, – но ты способнее их, они зубрят, а ты учишься!
Я как во сне бормотала что-то вроде «Спасибо, конечно, я оправдаю ваше доверие», Лариса кивала и нахваливала мои феноменальные способности.
Отпустила она меня только через полчаса. Я вылетела из школы, красная как рак, думая, что учиться в десятом вообще-то хорошо: два года попотеть – и школа закончена. А Ремнева с Ивановой и остальные пусть парятся все четыре года, раз такие неспособные!
Домой я прибежала в прекрасном настроении. Установила клетку на кухне (пусть зверь живет поближе к продуктам!) и стала искать крысу. На кухне ее уже не было, в родительской комнате – тоже. Мама сказала, что видела ее только что в коридоре, но там тоже крысы не оказалось... Она нашлась в моей комнате. Крыса сидела на диване и грызла мои новенькие туфли – папа подарил с утра, я только успела примерить. Я присела рядом. Отобрала и посмотрела – нет, не починить. Крыса будто знала, как портить обувь – она погрызла не каблук, не набойку, а самый носок. Можно, конечно, поставить заплатку, но некрасиво же будет! С досады я зашвырнула туфлю в угол. Крыса вздрогнула от шума и уставилась на меня глазками-бусинками.
– Что ж ты делаешь, бестия рыжая! – Я вскочила и...
Так больно было только в детстве, когда я наступила на осколок бутылки. Большой палец на ноге, как будто резали ножом. Я стянула носок, посмотрела – на пальце были следы крысиных зубов.
Глава IIКак меня укусили, не кусая, а Сан Саныч извинился перед мамой
Кровь стекала на пол. Рыжая сидела на диване, глядя на меня невинными глазками. Нет, если бы она меня укусила, я бы заметила. Стала рассматривать палец – не порезалась, точно укус. Вот две глубокие лунки от крысиных резцов. Что за фигня?
Крысу я посадила в клетку, рану обработала. Маме решила не говорить – нечего ее расстраивать, ей так понравилась крыса.
Только я успокоилась и включила телек, как опять зазвонил телефон. Мама взяла трубку:
– Да. Да...
Второе «да» она сказала таким убитым голосом, что я сразу поняла, кто звонит. Лысый. Опять он! Сколько можно доводить маму?! В детстве я мечтала, что вырасту, приеду к маме на работу и надаю ему по шее. Видимо, уже пора.
– Здравствуйте, Сан Саныч...
Ну, я же говорила! Что-то он сегодня даже чаще, чем обычно. Прошло-то всего часа два с его последнего звонка. А должно быть – три....
Мама подозрительно замолчала. По установленному сценарию она должна была сказать: «Еще не готовы» и тут же начать оправдываться. Но в этот раз мама отступила от сценария:
– И вы меня извините. Я понимаю, вас волнует своевременность подачи материалов... Неужели? Ну, спасибо, Сан Саныч, спасибо, обрадовали! Да? Ну, замечательно!
Я высунулась из комнаты и с любопытством уставилась на сияющую маму. Что такое с лысым монстром? Или это звонит какой-то другой Сан Саныч, мало ли их на свете?
Мама положила трубку и подмигнула мне:
– Прикинь, Светик, мне зряплату повысили! И с обзорами, сказали, можно не торопиться!
Вот уж новость так новость!
Глава IIIКак замолчал клуб, а у крысы появились крысята
Я сидела за уроками – Лариса навязала мне кучу десятиклассных учебников, и все надо было дочитать примерно до середины. За один-то вечер! Утопая в незнакомых терминах и формулах, я вполуха слышала, как пришел папа, как познакомился с крысой (ему она тоже понравилась). Выходила на кухню звонить Ларисе и видела, как папа играет с крысой, заставляя переползать с ладони на ладонь, как позволяет этой бестии, съевшей мои туфли, ковыряться в своей тарелке...
Когда я не то чтобы все прочла, а просто сказала себе, что не могу больше, было уже начало двенадцатого. Ничего себе! Да я даже не поужинала!
Родители уже спали – свет в их комнате не горел. За окном привычно громыхала музыка. Крысе это не нравилось. Она металась по клетке, фыркала, шипела, кидалась на прутья. Я выпустила ее, но сделала только хуже – у зверя прибавилось свободного пространства, и вместо клетки она стала бегать по всей кухне, шипя и попискивая.
Я налила ей свежей воды, совала сухарики – все без толку.
– Да успокойся же ты! – сорвалась я наконец. – Подумаешь, ночной клуб! Натанцуются к утру, да притихнут.
Крыса неожиданно успокоилась и заползла в клетку. Я почесала ее за ушком.
– Умница. Спи.
Но спать она не хотела. Лечь-то легла, но продолжала тихонько попискивать, как детская игрушка-пищалка. Сперва громко, потом тише, потом тоньше и чаще... Я сидела рядом и растерянно слушала. Вот диапазон у животного, почище несчастной Тутси!
И вдруг музыка разом смолкла. Просто: «Хоп!» – и все, тишина. А писк стал выше октавы на три и звучал так, словно пищала не одна крыса, а...
Я сунула руку в клетку и осторожно приподняла деревянный домик... И увидела его. Это было похоже на креветку с восемью головами, на сосиску-мутанта, на... Минуту спустя я сообразила, что это не креветка и не сосиска, просто у крысы родились крысята. Маленькие слепые, голые.
Крыса обнюхала мои руки и позволила потрогать крысят. Они были горячие и гладкие.
Глава IVКак меня с почетом усадили на помидор, а я не знала, что сказать про Октябрьскую Революцию
Я вперлась в свой десятый, как заблудший путешественник на остров племени Тумба-юмба. Девчонки раскрашенные, мальчишки лохматые-усатые, и все не скачут по партам, как мы, а сидят с умным видом, уткнувшись по трое в одну книжку. На меня никто и головы не поднял, давая понять, что всякие стриженые и бледнолицые им до фени. Я нашла себе место – самую дальнюю парту у окна, не занятую, не захламленную и даже почти не разрисованную (не принято у них тут, что ли?).
Нашла, бросила рюкзак, с удовольствием плюхнулась сама и...
Этот звук я узнаю даже на концерте школьного ударного оркестра. Как новогодние куранты! Как позывную музычку «Ералаша»! Уже зная, что сейчас будет, привстала. По моему стулу растекался мягкий коричневатый помидор. Любимая шутка Липатова, как фирменный знак Зорро. Можете вообразить, какая красота была у меня на штанах?!
Только вот Липатова рядом не было. Липатов остался в восьмом. Я оглянулась. Весь класс пялился на меня и хихикал. Ясненько. Большие-то большие, а не лучше Липатова. В смысле – помидор на стул подложить не побрезгуют.
Хихикали все, и трудно было понять, кто именно это сделал. Знала бы – отделала, как «химия» химичку!
– Кто?!
Так они и признались! Класс уже не хихикал, а просто ржал над моей дурацкой беспомощностью.
– Куплю завтра килограмм помидоров да всем наложу на стулья! – тихо сказала я. – Раз один не хочет признаваться, пусть будет каждому по помидору!
Никто и не моргнул. Мне даже не съездили по шее. Наверное, моя угроза звучала глупо.
Своевременно появилась классная, сказала «Здравствуйте» и велела всем встать. Хорошо, что я выбрала последнюю парту! Сзади никому не было видно, как сильно любят здесь новичков. Хотя зачем видеть, когда и так все знали?
Я грызла ногти. Ничего. Выйду потихоньку на уроке да ототру со штанов художество. А стул... Пересяду на соседний, парту я заняла целиком. Впервой, что ли?! Да если хотите знать, в нашем с Липатовым романе были и более страстные эпизоды. А свой излюбленный помидор он ухитрялся подкладывать именно в те дни, когда меня должны спросить. (У двоечников на удивление хорошо получается вычислять, кого когда спросят. Для меня, например, каждый раз неожиданность, а он знает.)
Училка, наконец, велела сесть и началось ОБЖ. Училку за глаза называли Юрка. Нет, она женщина, просто отчество Юрьевна, а имя непроизносимое. Она развесила на доске плакаты и стала рассказывать о взрывчатых веществах и всяких там детонаторах. Я неважно знаю эту тему. Собственно, о детонаторах я знаю только то, что они есть, а если нет, то и радуйся.
Я подняла руку:
– Можно выйти?
– Малявочка обдулась! – послышался дурашливый голос. Я заметила, кто это сказал – белобрысый прыщавый урод с первой парты. Он у меня получит, будьте спок! Липатова натравлю и сама добавлю.
Класс заржал. Юрка пожала плечами:
– Иди, раз не терпится.
От хохота дрожали оконные стекла. Проклиная и этот класс, и Ларису, за то, что так удружила, я бочком-бочком, чтобы не было видно пятна, вырвалась на свободу.
В женском сортире сидел на подоконнике Липатов и курил. Мужской был этажом ниже, и ему было лень спускаться – все равно урок, никого нету. Я молча отвернула кран и стала замывать испорченные джинсы. Красный помидор на синей джинсе – ужас! Мелкие помидорные косточки забивались под ногти. С минуту Липатов пускал колечки, с любопытством уставившись на меня. Наконец, проявил участие: