Часы показывали 16:00, а яхты Отмана всё не было. Пришлось понервничать. И лишь спустя полчаса Франц Отман, наконец, причалил. Теперь можно было идти к нему в дом, зная, что через несколько минут прибудет хозяин.
Они стояли на веранде, где на полу, на мягкой тёплой подстилке, лежала кошка с четырьмя котятами. В породах Балезин не разбирался, а о русской голубой впервые услышал только сейчас, со слов Марты, которая с упоением рассказывала о кошке, называя её Эльзой. Эльза, не обращая никакого внимания на посетителей, энергично вылизывала своих котят. «А вот это ваш Вилли», — Марта осторожно взяла на руки одного из них, который в знак протеста запищал. Ольга с Алексеем мило улыбались, при этом Алексей успевал с веранды всё время следить за калиткой.
И опять Франц Отман запаздывал. Что с ним такое сегодня случилось? Может, кого-то встретил и завязал разговор? А может, просто сидит у причала, как на острове, и размышляет о своём?
И в это время раздался долгожданный скрип калитки. Франц Отман, держа в одной руке большую спортивную сумку, а в другой прорезиненный плащ, входил к себе домой. Он устало прошёлся по дорожке, потом поднялся по ступенькам на веранду.
— А у нас гости, — весело сообщила ему Марта и пояснила, зачем они пришли. Ольга и Алексей вежливо поклонились. Хозяин дома устало кивнул в ответ. Он хотел было пройти с веранды в дом, но вдруг что-то заставило его остановиться и обернуться. Лицо его выражало не то удивление, не то испуг.
Ольга первой нарушила паузу. Дрожащим голосом по-русски она произнесла:
— Здравствуйте, дядя Франц…
За свою жизнь Алексей Балезин видел многих и многое: боль, утрату, радость, горе. Но плачущего от радости седого мужчину, которому за шестьдесят — мужчину, у которого всего несколько минут назад был отрешённый вид, — Балезин видел впервые. Франц Отман обнимал свою племянницу и плакал, то и дело нашёптывая: «Олга… Олга…». От неожиданности и Ольга всплакнула. А когда хозяин дома пояснил супруге, кто для него Ольга, у Марты по щекам тоже покатились слёзы.
Оправившись от волнения, Франц Отман пригласил гостей в дом. Расположившись в удобных креслах, они долго рассматривали семейный альбом, где были фотографии всех членов семьи Отманов, начиная с восьмидесятых годов девятнадцатого века. Среди фотографий была и та, тысяча девятьсот двадцать третьего года, на которой Франц и Сергей стоят вместе с Ольгой на Красной площади. Московский экземпляр фотографии, тот самый, который благодаря Фёдору Ершову не попал к следователям НКВД, Ольга держала в сумочке на всякий случай. Но вынимать её не пришлось. Франц Отман, как оказалось, бережно хранил память о последнем посещении своей русской Родины. Зато Ольга показала фотографии Сергея и Маринки, после чего дядя Франц не смог сдержать восторга, ведь это были его внучатые племянники.
Хозяйка дома молча сидела и улыбалась, наблюдая за происходящим. Пробравшийся в дом кот Ульф тёрся у её ног. Франц Отман старался говорить по-русски, но чувствовалось, что родной язык он изрядно подзабыл. А вот русские обычаи помнил хорошо. Отлучившись на пару минут, он вернулся с бутылкой коньяка и рюмками. Вскоре на столе, к которому он любезно пригласил гостей, появились какие-то конфетки, орешки и аккуратно порезанный кекс. «А я сварю вам кофе», — спохватилась Марта и в сопровождении Ульфа удалилась на кухню.
… Франц Отман проводил их до ближайшей автобусной остановки.
— Вы к нам придёте, вы обязательно к нам придёте ещё, — повторил он несколько раз, прежде чем проститься. — Если не возражаете, в среду в шесть вечера… Как? И на яхте я вас обязательно должен покатать.
Балезин хорошо знал, что по средам Отман посещает с приятелями баню. Если его среди них не окажется, это может вызвать подозрение.
— Благодарю вас, лучше в четверг, в среду меня в городе не будет, — вежливо предложил он. — А вот насчёт яхты не получится, Олю на море укачивает.
Виквик тоже не одобрил бы прогулку по морю. Не хватало ещё, чтобы Неслунд их троих увидел вместе.
… К дому, где проживал Алексей, они подошли молча — слишком большое эмоциональное напряжение владело ими в тот вечер.
— Что с котёнком будем делать? — наконец выговорила Ольга. Тот, закутанный в одеяло, изредка попискивал, сидя в небольшой хозяйственной сумке.
Алексей пожал плечами:
— Домой бы его взять, да не получится. Отдадим на кухню торгпредства. Надеюсь, возьмут.
Красавца-котёнка охотно взяли, только из немецкого Вилли переименовали в русского Ваську.
Они встречались и в четверг, и в следующее воскресенье. Франц Отман всё приглашал погулять по городу, всё хотел показать его достопримечательности, его старину. Алексей и Ольга отказывались под разными предлогами. И это выглядело странным.
Все последующие дни моросил дождь, но в воскресенье погода наладилась: дождь перестал, проглянуло солнце. Алексей предложил Отману прогуляться вдоль берега моря. Ольга, как и условились заранее, осталась с Мартой. Они хлопотали на кухне, что-то готовили к столу. При этом Ольга во всех красках рассказывала хозяйке дома о далёкой Москве.
Каменистый берег был в тот час пустынным. Отман и Балезин шли не спеша, то и дело перешагивая через небольшие скопления обточенных морской водой камней. Отман говорил, Балезин слушал.
С моря дул сырой ветер, повизгивали чайки. Макаров всё время предостерегал Балезина: не торопись, выбери момент. И вот, похоже, этот момент наступил…
… На следующий день Алексей встретился с Макаровым в условленном месте. Погода опять испортилась, и сильно — с плащей и шляп обоих стекали струи воды. На этот раз Виквик не курил и даже не сказал привычного при встрече: «Чем порадуешь?» Он молчал и в упор смотрел на Балезина, чувствуя, что сейчас услышит нечто важное.
— Он согласился, — прервал напряжённое молчание Алексей.
Информация, которую Франц Отман стал поставлять советской разведке, оказалась исключительно важной: от объёмов добываемой железной руды и графиков перевозок её в Германию до названий судов и фамилий капитанов. Были сведения и о поставках в Германию леса.
В начале декабря 1940 года начальник Генерального штаба германских сухопутных войск генерал-полковник Гальдер представил Гитлеру подробный план нападения на СССР, и 18 декабря фюрер издал директиву № 21 — план «Барбаросса», — которая начиналась категорическим утверждением: «Германские вооружённые силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании ещё до того, как будет закончена война против Англии». Все приготовления должны быть завершены к 15 мая 1941 года. Тридцатого апреля Гитлер наметил и конкретную дату вторжения — 22 июня.
С начала 1941 года поставки железной руды и леса из Швеции в Германию резко возросли. Информация об этом, в числе прочих многочисленных донесений, регулярно ложилась на стол Сталину. Но тот не верил, считал, что Гитлер, не закончив войну с Англией, не решится напасть на СССР и воевать на два фронта. А полученную информацию считал дезинформацией.
… На дворе уже стояло лето. Шведская столица манила зеленью парков и лужаек, гладью озёр, морскими прогулками. Но Алексею Балезину очень хотелось домой из тихого размеренного Стокгольма в шумную суетливую Москву. А ещё хотелось хотя бы на один день забыть о своей работе, о надвигающейся войне. Язву он подлечил ещё зимой — шведская медицина была на высоте. Сейчас он мог бы радоваться жизни, но не получалось. Такая работа…
В тот день он сидел в маленькой кофейне за столиком у окна и просматривал свежую газету. Это был условный знак для Франца Отмана, означавший, что всё спокойно, можно заходить. Отман всегда обедал в ресторане напротив. Недалеко от ресторана стояло здание, в котором располагался главный офис фирмы Отмана, поэтому обедать он ходил пешком в сопровождении, естественно, Неслунда. После обеда Отман переходил через улицу, чтобы зайти в кофейню и выпить чашечку ароматного кофе. «Лучший кофе во всей Швеции», — пояснял он Неслунду. Неслунд не возражал, хоть и не относился к числу любителей кофе. Он предпочитал после обеда пиво и дожидался своего шефа на летней веранде ресторана. Кофейня оттуда не просматривалась, но посещение её Отманом на пять-семь минут не вызывало у Неслунда подозрений.
Перед тем как выпить за барной стойкой чашку-другую кофе, Отман направлялся в туалет помыть руки. Там, под умывальником, Балезин соорудил небольшой тайник, куда Франц Генрихович закладывал капсулу с очередным донесением. Спустя некоторое время Балезин, не ощутив вокруг ничего подозрительного, заходил в туалет и забирал капсулу. Это происходило раз в две недели в условно назначенный день.
Алексей по-прежнему продолжал читать газету. Если бы он её свернул и положил на столик, это означало бы опасность, и Францу Отману заходить было нельзя. Но за несколько месяцев их сотрудничества такого случая ни разу не представилось.
Поэтому Балезин был спокоен, хоть и понимал, что произойти может всякое — уж слишком часто в его жизнь вмешивались случаи.
И произошло. Вошедшего в кофейню он узнал сразу, как только тот открыл дверь и переступил порог. Сколько же они не виделись? Где — то с марта тысяча девятьсот семнадцатого — чуть ли не четверть века. Несмотря на тёплую погоду, тот, кто вошёл, был в строгом чёрном костюме-тройке и шляпе и этим в какой-то степени Балезину напоминал Юргенса. Лоренц, хотя здесь, в Стокгольме, он наверняка пребывал под другим именем, заметно постарел. И это неудивительно: время брало своё.
Трудно сказать, узнал ли его Лоренц — Алексей прикрывался газетой. Но парадоксальность и одновременно трагизм ситуации заключались в том, что он должен был немедленно сложить или свернуть газету и положить перед собой. Это означало бы для Отмана, который подойдёт с минуты на минуту, запрет входить в кофейню. Лоренц как сотрудник военной разведки Абвера независимо от гестапо внимательно следил за тем, что происходило вокруг поставок железной руды и леса и, конечно же, знал, кто такой Франц Отман, и даже, помимо агента гестапо Неслунда, присматривал за ним. Увидев в кофейне и Балезина, и Отмана, он сразу бы понял всё.