Лоренц спокойно раскрыл блокнот, отвинтил колпачок авторучки, которая выглядела больше обычной, и с интервалом в одну секунду дважды нажал на знакомую только ему кнопку. Два негромких щелчка, сопроводивших нажатие кнопки, тоже ему были хорошо знакомы. Потом закрыл блокнот: делать записи он и не собирался.
Операция «Скачки», по плану Балезина, должна была закончиться захватом Лоренца. Следить за ним не представлялось возможным — Лоренц слишком опытен, чтобы не заметить слежку. Да и следить в условиях чужого города, особенно такого, как разноликий Тегеран, задача сложная. Оставался только захват. При этом были рассмотрены два варианта развития событий. Первый, более реальный: Лоренц садится в машину, возможно в ту, на какой приехал, или вообще в первую попавшуюся. За ней будет следовать машина группы захвата, которая при первом удобном случае, подальше от посторонних глаз должна инициировать столкновение машин, а находящиеся в ней люди, пользуясь неразберихой, осуществить захват. Второй вариант, менее вероятный, но более надёжный, предполагал, что Ашоту удастся подъехать прямо к ногам выходящего с ипподрома Лоренца. А дальше в условленном месте в такси садится второй человек и держит Лоренца под дулом пистолета до подъезда машины с группой Балезина. На удивление прошёл второй вариант, Лоренц сел в такси Ашота.
Машина, в которой, кроме Алексея, сидели Торговец и двое из его группы, отдалённо следовала за такси Ашота, держа её всё время в поле зрения. На длинной прямой дороге, ведущей от ипподрома к центру города, движение казалось односторонним — почти все машины следовали от ипподрома; правда, их было немного. Уже стемнело, на юге темнеет быстро. Вот такси свернуло за поворот и скрылось из вида. Там на узкой улочке должно быть место, где в помощь Ашоту подсядет ещё один человек. Ну а потом… Одна только мысль не давала покоя Алексею: уж больно всё идёт гладко…
Они повернули, но улочка оказалась пуста. Небольшие домишки за высокими заборами из глины и камня, мощёная дорога, а редкие тусклые фонари показывают, что вокруг никого. Лишь было слышно журчание арыка.
«Куда же они подевались?» — разозлился Балезин; такой поворот событий в его план не входил.
— Что это? — вдруг прервал молчание Торговец и указал на берег арыка. Алексей напряг зрение: там что-то темнело.
Все вчетвером они вышли из машины и осторожно подошли к арыку. На берегу лицом вниз лежали два человека. Одного Алексей узнал ещё издали: небольшая худощавая фигурка, короткая стрижка — это был Ашот.
Торговец посветил фонариком, и они подошли поближе; перевернули лежащих на спину. У Ашота ниже груди слева темнело большое пятно, у второго пуля пробила голову. Алексей нагнулся, пощупал у каждого сонную артерию, оба были мертвы. Осмотрел карманы: ни оружия, ни документов у убитых не оказалось.
Торговец вдруг разразился руганью, чем напомнил Алексею следователя Жердяя из декабря тридцать восьмого.
— Прекрати истерику! — жёстко осадил он его. Торговец смолк и вопросительно глянул на Балезина, как бы говоря: ты здесь старший — ты и командуй.
Надо было что-то делать. Но что? Везти в посольство трупы убитых или оставлять их здесь не представлялось возможным. И Балезин принял единственно правильное решение — сообщить в полицию, тем более что одет он был по-европейски и имел при себе удостоверение сотрудника представительства Среднеазиатской железной дороги.
Гладышев ходил по кабинету и непрерывно курил.
— Как же так получилось?.. так всё хорошо начиналось…
— Успокойся, не с детьми воюем, — Балезин был мрачен, но держал себя в руках.
— Успокоишься тут, когда на носу ноябрь, — Гладышев взмахнул рукой и едва не выронил папиросу. — А нам, повторяю, поставлена задача: любой ценой до первого ноября обезвредить гитлеровскую агентуру в центральном районе. Самим или вместе с англичанами.
«Опять он за своё, опять любой ценой», — разозлился Алексей, но промолчал. Воцарилась пауза. Наконец, он произнёс:
— Кстати, не мешало бы познакомиться с англичанами. Может, у них что-то существенное есть. Союзники, как-никак.
— Может, у них что-то и есть, да только у нас ничего нет, — Гладышев полез в коробку за новой папиросой. — Что делать-то будем? Снова на ипподром?
— Бесполезно, там он уже не появится.
— Тогда что?
— Есть одна идея. Надежд мало, но попробуем.
— Какая?
— Снова наведаться в районную полицию. Тем более что вчера мы с её начальником познакомились.
— В полицию? Но зачем?
Балезину надоело сидеть. Он встал, прошёлся по кабинету и остановился напротив курящего Гладышева.
— А ты поставь себя на место Лоренца, пораскинь мозгами. Ночь, в машине двое убитых им людей и опасность, что за такси следует ещё машина, которая вот-вот подъедет, и из неё выскочат вооружённые люди, чтобы его, Лоренца, захватить. Я на его месте бросил бы всё как есть и скрылся во мраке ночи. Тем более что город он хорошо изучил. А он теряет время: выносит трупы убитых, садится за руль и даёт газу. А ведь машина — улика против него. Вывод?
Гладышев слушал, делая глубокие затяжки:
— Вывод простой. Он куда-то торопился. И для этого ему была нужна машина.
— Правильно, молодец! Вот и я хочу через полицию узнать, где нашли такси Ашота. Наверняка Лоренц, добравшись куда надо, в спешке бросит машину. Возможно, нам эта информация ничего не даст, а может… кто его знает… Ничего другого пока предложить не могу.
Весь в клубах табачного дыма Гладышев стоял и слушал.
— Интересная мысль, — согласился он. — Вот только есть одно сомнение: так тебе в полиции и сказали, где они нашли машину. Ты вчера заявил о её пропаже и об убитых в местное отделение?
— Да, в местное.
— А представь, что брошенное такси найдут в другом конце города — Тегеран большой, и найдут не завтра, а через неделю?
— Может быть и такое. Но в любом случае начальник местного отделения будет оповещён, ведь преступление совершено на его территории. А если в ближайшие сутки машина не будет найдена, попрошу начальника ускорить поиск.
Гладышев посмотрел на Алексея, не понимая, шутит он или всерьёз.
— И кем ты ему представишься?
— Я уже представился как сотрудник Среднеазиатской железной дороги.
— Очень убедительно… Вот если бы ты представился родственником шаха…
Балезин хитро улыбнулся:
— Зря иронизируешь. Мы с тобой русские люди, и у нас есть хорошая пословица: «За деньги и поп пляшет».
… Но деньги не потребовались. Начальник местного отделения полиции неплохо разбирался в международной обстановке, понимая, что будущее за странами антигитлеровской коалиции. Он, как и накануне, любезно принял представителя Советского Союза и сообщил, что машина, которая, по словам Балезина, ранее принадлежала его ведомству и была взята таксистом в аренду, уже найдена. Вот только место, где её нашли, повергло Алексея в шок. Такси Ашота обнаружили… за городом вблизи армянского кладбища.
В 1943 году Армянская апостольская церковь была единственной православной церковью в Тегеране. И церковь, и кладбище при ней являлись старинными — на этом кладбище хоронили ещё казаков, сопровождавших в 1829 году русскую миссию во главе с Грибоедовым.
Вечерело. Едва тронутые осенним золотом платаны отбрасывали длинные тени. Где-то рядом весело журчал родник.
— Вы меня искали?
Сидящий на лавочке Балезин повернул голову. Перед ним стоял священник и настороженно смотрел на него. На первый взгляд он был старше Алексея лет на десять: седые пряди, морщины на худом лице. Загорелый, он походил на иранца или армянина, но Балезин не сомневался, что перед ним русский человек.
— Да, искал.
— Отец Михаил, — представился священник. — С кем имею честь?
Балезин назвал себя и для убедительности показал удостоверение сотрудника представительства Среднеазиатской железной дороги. Отец Михаил надел очки, бегло глянул и вернул Алексею удостоверение.
— Редко в нашу обитель захаживают представители Советской России.
— Я у вас уже был.
— А я помню. Это было…
— … в тысяча девятьсот двадцать третьем году, двадцать лет назад.
— … да-да, вы заходили помолиться за упокой ваших близких.
Балезин с интересом рассматривал отца Михаила. Но лицо того ничего не выражало. Конечно же, Алексей помнил его, потому и пришёл, но чтобы отец Михаил узнал его…
— Так что вас привело ко мне?
Ответ на такой вопрос у Балезина был готов заранее, но прозвучал он как-то невразумительно.
— Я хотел бы… мы хотели бы похоронить на вашем кладбище двух наших сотрудников. Их убили.
Лицо священника было по-прежнему непроницаемо. Он присел рядом на скамейку.
— Но для этого необязательно обращаться ко мне, — тихо произнёс он.
— Я обратился к вам потому, что вы здесь единственный русский.
Только теперь на лице отца Михаила появилось подобие усмешки:
— Вы успели навести справки? Для работника железной дороги это весьма похвально.
Балезин понял, что его собеседник не так прост, как кажется. Отец Михаил внимательно смотрел на него:
— После семнадцатого года понятие «русский» стало неоднозначным: появились белые русские, красные русские.
— Вы, очевидно…
— … очевидно, был в белых русских. А что делать, если отец и старший брат были расстреляны большевиками, просто так, в качестве заложников? Вот я и пошёл служить в контрразведку к Колчаку… Вы всё ещё желаете вести со мной разговор?
Балезин молчал, а его собеседник продолжал:
— А вы наверняка принадлежали к красным русским?
— Не угадали. Я в Гражданскую не воевал. Но к контрразведке, как и вы, отношение имею.
— Это как?
— В Первую мировую, в Великую войну, как её раньше называли, служил в контрразведке у генерал-майора Батюшина.
— Вот как? У Батюшина? Не имел чести быть знакомым, но слышал, слышал… очень достойный человек.