— Ишь на что нас толкала, куркулька, — сказал Семка и показал вслед этой гражданке кукиш.
— А кто она такая? — спросил я у Семки. Но он не ответил мне. Пожал плечами. Махнул нам всем рукой и сказал:
— Пошли домой.
По дороге к поселку кое-что все же выяснилось. Понемногу, понемногу, и ребята рассказали мне разные разности об этой гражданочке. Узнал я от ребят и о нашем директоре совхоза Георгий Степановиче Дзюбе. Оказывается, он был командиром партизанского отряда. Имеет девять боевых наград. Четыре раза был ранен. Фашисты его считали «неуловимым». Охотились за ним и обещали тому, кто укажет, где находится отряд Бороды (такая была его подпольная кличка среди партизан); дать надел земли, корову и немецкие марки. Да только предателей среди местного населения они не нашли.
Говорили ребята и про здоровье Георгия Степановича. Сердце у него шалит очень, и частые приступы сердечные бывают. Ему бы уже и на пенсию пора, да только он не соглашается, говорит: «Вот построю Дворец культуры из стекла и бетона, библиотеку отгрохаю, баню для любителей попариться и кое-что еще успеть бы, а там и пенсионную книжку в карман положить можно будет».
Вот, ребята, что я узнал еще за один день наших каникул.
Дни мчатся быстро и события накапливаются. Будет о чем вспомнить. А вот Бусинка из головы не выходит. Вечером, когда я забрался на свой чердак на ночлег, перед сном пришла мысль: прийти с ребятами к Георгию Степановичу в кабинет и выспросить у него все поподробнее, кто же все ж таки будет отвечать за Бусинку? Неужто все так и останется загадкой для всех и станут ходить разные тетеньки и распространять всевозможные небылицы? А может быть, предложить Георгию Степановичу свои услуги: съездить, в киностудию и там сказать, что дело у нас такое небывалое приключилось из-за вашего режиссера и что вы теперь с ним делать будете? Заявить об этом от имени всех школьников нашего поселка.
Я уверен, что ребята согласятся с моим предложением. А что? Вполне нормальное предложение. Директор занят, у него дел по горло здесь, в совхозе, а у нас каникулы, нам ничего не стоит съездить в Киев и наделать там шороху. Пусть только нам поручат. А что, если нам взять и написать письмо в «Пионерскую правду»? Как вы думаете, ребята? Если будут у вас какие-нибудь мысли по этому поводу, немедленно пишите мне.
Вот, пожалуй, и все про Бусинку. Если будут какие-либо новости, я дам вам знать. Выключаю карманный фонарик. Засыпаю.
А. Костров.
Оперетта приехала
Иван и Юра, привет!
Все, что я рассказываю вам в письмах, может быть, вам совсем не покажется таким уж ярким и занимательным, ну что ж поделаешь… Конечно, день на день непохож. А это и хорошо, что непохож, а то будут дни как матрешки одинаковые, только и разница, что одна больше, другая меньше.
У нас тут с опереттой смехота получилась. А в общем, все по порядку: умылся я утром, почистил зубы. Мама мне белую рубашку погладила. Надел я коричневые шорты, на пробор волосы зачесал и отправился в клуб на оперетту областного передвижного театра, который должен был в воскресенье показывать новый спектакль «Баранкин, будь человеком!» (музыка С. Туликова, пьеса В. Медведева).
Направление взял я на Зеленую улицу, где должен был ждать меня Семка Галкин. Встретились мы с ним и двинулись к Вилену. Вилен и Семка тоже принарядились ради «Баранкина». Семка полный карман семечек тыквенных прихватил, чтобы скучно не было. Я спросил его: «А разве у вас в клубе можно семечки грызть?» — «Сколько хочешь — и никто слова не скажет».
Начало спектакля назначено на афише в 11 часов, но мы подошли к клубу в 10.30, чтобы места занять получше.
Возле клуба уже народ толпится, ждут, когда впускать будут. Мы к дверям поближе протиснулись. Клуб наш совхозный, прямо скажу, не Большой театр и похож он на большой складской сарай. Только хотел я вам рассказать не о стареньком клубе, а самом спектакле.
Загремел ключ в замке, отворились двери, и мы сразу предъявили свои билеты. Припустились на первый ряд.
Когда все расселись по местам, на сцену вышел высокий артист с черным бантиком на ковбойке и в спортивных трикотажных брюках. Оглядел зрительный зал. Потом потер ладонь о ладонь. Дождался тишины и вежливо сказал:
— Здравствуйте, дорогие зрители!
Мы ему тоже:
— Здрасть.
Потом он заметил, что двое мальчишек залезли на сцену, приподняли занавес и подглядывают, что там на сцене делается. Артист с бабочкой на ковбойке прогнал ребят. Покачал головой и сказал: «Ай-яй-яй». Потом прищурился и уставился в зал.
— Дорогие дети! Дорогие мамы и папы! Мы рады вас видеть на сегодняшнем спектакле. Товарищи зрители, — продолжал он, — в связи с тем, что артистка, исполняющая в спектакле роль Баранкина, заболела, дирекция театра вынуждена была произвести замену спектакля. Сегодня мы вам покажем классическую оперетту Кальмана «Сильва»!
Что тут началось в зале, если бы вы видели. Зрители затопали ногами, зашумели. Артист поднял руку и долго ее так держал, пока не наступила тишина.
— Товарищи! Товарищи! Тот, кто не пожелает остаться на спектакле, — сказал артист, — билеты могут вернуть в кассу. Но я не советую этого делать, потому что в спектакле «Сильва» заняты лучшие силы нашего театра.
Из зала начали выкрикивать:
— «Сильва» спектакль не для детей!
— Это халтура!
— Мы напишем куда следует!
— Подумать только, ребятишкам «Сильву» привезли показывать!
Кое-кто стал выходить из зала. Я, Семка и Вилен остались. Перешли из первого ряда в третий, чтобы свет от прожектора не бил в глаза. Матери детей тащили из зала за руки. Ребятишки упирались, ревели. Им очень хотелось «Сильву» смотреть. В клубе осталось человек двадцать пять всего-навсего. Человек шесть старушек, нас трое, девчонок человек семь, да в темноте, на последних рядах, мужчины какие-то беспричинно хохотали.
Спектакль начался. Ну когда говорили на сцене, это еще ничего, понять можно, а как только петь начинали, ни слова не разберешь.
Досидели мы до того места, когда артисты начали петь: «Без женщин жить нельзя на свете…» Мы стали потихоньку в темноте к выходу пробираться. У дверей билетерша схватила меня за руку и шепчет: «Лохматые черти, куда вас дьявол понес? Зал вон совсем пустой».
А Семка сказал:
— Нам, тетенька, в одно место надо. Мы скоро вернемся.
Она поверила и выпустила нас, а вслед строго прошептала:
— Приспичило всем сразу. До антракта дотерпеть не могли, деревенщина. — Подняла она крючок на двери, да как поддаст Семке в спину. Потом и нас с Виленом таким же способом выпроводила. А мы не обиделись. На улице — солнышко. Хорошо!
Так мы и не посмотрели оперетту «Баранкин, будь человеком!». Хотели сколько-нибудь денег назад получить, но и тут нам не повезло. Кассирша очки на лоб сдвинула и стала на нас смотреть как на полоумных.
— Вы что, — говорит, — спятили? Никто вас в шею не толкал из зала, надо было сидеть до конца. Чему вас только в школе учат?
— Знаем чему, — огрызнулся Семка. Вместо «Баранкина» «Сильву» какую-то подсовывают, да еще и деньги не возвращают.
Вот вам и еще один день каникул пролетел, совсем непохожий на другие дни. Настроение у нас было неважное, такое же, каким бывает на рыбалке, когда рыба не клюет.
А. Костров.
Событий хоть отбавляй
Привет, ребята! Как хотите, но у нас тут история на историю налезает.
Помните: я вам писал про тетку, у которой корова в лесу на мине подорвалась? Давно я эту тетку не встречал в поселке, а тут как-то, гляжу, идет она рано утром по направлению к шоссе. Мне бросилось в глаза, что уж очень она быстро потолстела. А главное: верхняя часть потолстела, а ноги какими были, такими и остались. Удивительная история: словно ее насосом накачали. «Ну, — думаю, — может быть, она водянкой заболела или еще чем».
Шла она грузно, но быстро. Подобрала ее на шоссе грузовая машина и куда-то увезла. Вечером снова я ее увидел. Домой она шла бодро (от шоссе) и снова худой стала. «Это что за чудо? — размышлял я. — Не может же человек за один день потолстеть и за полдня похудеть». Рассказал я об этом Вилену, Гошке и Семену. Семка сказал, что, может быть, она ведьма. Гошка заспорил с ним и стал доказывать, что ведьмы на нее вовсе непохожи. Вилен спросил:
— А ты разве видел ведьм своими глазами?
Гошка сказал, что не видел, но зато у него есть о них свое представление.
Пока они спорили, какими бывают ведьмы, мимо проходила Гошкина сестра Нюся. Лучшая птичница на совхозной ферме. Она как раз возвращалась с работы.
— Вот… — показал Гошка на сестру. — Вот кто на ведьму похож как две капли воды! Видите: волосы, наполовину черные, наполовину белые. А завтра, может быть, сиреневыми будут.
Нюся, наверное, слова Гошкины услыхала. Остановилась как вкопанная. Поманила Гошку пальцем. Но Гошка отрицательно покачал головой и сказал:
— Если что сказать мне хочешь, говори, я и так услышу.
— Ладно, сама подойду, — сказала Нюся и, шагнула к Гошке. Гошка припустился бежать. Сестра за ним. Гошка здорово бегает, никто из нас его ни разу не перегонял, а тут еще страх его подстегивал, так он такую бешеную скорость развил, что его и на лошади не догнать. Но сестра его тоже отлично бегает. Припустилась она за ним во всю прыть. Гошка в овраг, а сестра за ним, Гошка вокруг колодца, и Нюся не, отстает. Гошка бегает и жалобные слова произносит: «Нюсенька, прости меня, родная сестричка, это я пошутил».
Но сестра его не слушала, гонялась за ним. Гошка, не сбавляя скорости, уговаривал, ее: «Родненькая, я тебе туфли почищу, когда ты на танцы пойдешь!»
Расстояние между ними сокращалось с каждой секундой.
Пробегая мимо нас, Гошка на ходу клялся: «Нюсенька, всю жизнь красавицей тебя звать буду».
Между ними осталось крошечное расстояние. И наконец схвачен голубчик! Потащила она его к дому. Гошка упирался. Пятками землю пахал. А она его волоком тащила и приговаривала: