[8] черта и недавно их разжаловали в рядовые за проделки на полковом огороде. Но что такое война по сравнению с ожидавшейся вечеринкой у Рады: идти на войну при таких перспективах было просто нелепо.
Как поговаривали у нас в конторе, все началось из-за того, что ПП обуял приступ паранойи. Недоброжелатели предполагали, что он чаще подвержен приступам беззаботности, которые перерастают в хроническую склонность к паранойе, но, так или иначе, он редко бывает настолько опрометчив, чтобы объявлять войну. Однако в этот раз, должно быть, он испытал необычайно сильный пароксизм подозрительности. Убежденный в том, что населению необходимо объединиться ради общего дела, а именно самого ПП, он заглянул в свой «Карманный справочник деспота» и наткнулся там на мысль о войне, так как справочник называл враждебность самым стадным из человеческих усилий. Как ни печально, и колониальная, и независимая власть так долго пренебрегала Санта-Маргаритой-и-Лос-Монхес, что привила ее населению стойкую политическую апатию, и внешние угрозы не вызывают у нас большого подъема патриотического духа, особенно если их обнародуют в тот же день, когда Рада объявляет, что собирается задать вечеринку.
Рада — крупная женщина, она имеет привычку все делать с размахом, и новость о том, что она устраивает праздник, быстро распространилась по округе, совершенно затмив воинственные воззвания ПП, так что я даже не разобрался, с кем мы должны были воевать. Легко было предположить, что наше общественное движение к дому Рады и отказ от войны в пользу веселья встревожит ПП, который, как известно, обливается холодным потом при одном упоминании об общественном движении, но победил разумный советчик, доказав, что в данном случае мы имеем идеальное стечение обстоятельств. Если никто не обратит внимания на Великую Войну За Народное Избавление, получится, что правительство на самом деле как бы ее и не вело. Не будет ни напрасных расходов, ни неудобных вопросов, ни покалеченных сограждан, только ряд славных побед над обладающими колоссальным превосходством силами противника и переворот общественного мнения — хотя, пожалуй, разумный советчик воспользовался другой формулировкой, потому что переворот — еще одно слово, к которому ГШ питает сильную антипатию. Эта война могла бы стать самой гармоничной войной в истории, если бы тетя Долорес не взяла ее ведение под личную ответственность. Но сыновья ее служили в армии, и она взяла, и вся гармония пропала.
Тетя Долорес обладает талантом все отрицать, но, чтобы делать это с полной отдачей, ей нужна какая-то жизненная сила, на контрасте с которой она могла бы определить свою задачу, и с тех пор, как умер дядя Кен, ее внутренний огонь несколько угас. Поэтому Великая Война За Народное Избавление и Радина вечеринка приобрели для тети Долорес самое насущное значение. Она обеими руками голосовала за первое и обеими руками против второго, и ей нужен был только способ столкнуть оба мероприятия, чтобы устроить поистине эффектное отрицание.
Входят Антуан и Паскалина с заплатанной копией военного фильма под названием «Они уже близко», где мужчины крадутся в темноте и взрывается множество военных сооружений. Даже по стандартам Антуана и Паскалины фильм представляет собой сюрреалистический коллаж несвязанных образов, но нам удалось расшифровать ключевую тему, которая состояла в том, что злобные поджигатели войны устраивали диверсии на своих же базах и обвиняли соседей. Тетю Долорес этот сюжет просто захватил, особенно в части поджиганий и обвинений (такая уж это женщина), и она пришла к выводу, что можно было бы активизировать дутую войну ПП, устроив диверсию на каком-нибудь увеселительном мероприятии на Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес, которое ожидается с особым нетерпением. Красота этого плана заключалась в том, что до сих пор на острове с самым большим нетерпением ожидали приближающейся вечеринки у Рады. Испортив веселье и возложив вину на наших врагов, тетя Долорес могла бы одновременно и потешить свою обиду на Раду, и заставить правительство порешительнее взяться за военную кампанию, которая до того времени велась исключительно вяло.
Почему же все-таки ей хотелось активизировать войну, это вопрос спорный. Некоторые жалкие и злобные души предположили, что она хотела отправить Мальчиков на передовую, чтобы они потом вернулись в пластиковых мешках, были похоронены со всеми военными почестями (ничто не приносит тете Долорес такого наслаждения, как хорошие похороны) и тем заработали пенсион скорбящей матери. Правда, у меня на этот счет остаются сомнения. Конечно, если б я был матерью Мальчиков, я бы прибежал в казармы быстрее, чем дядя Кен успел бы снять штаны, и записал их добровольцами на все особые задания, за которые можно ожидать посмертной награды. Но, несмотря на дар отыскивать Горести в самых жизнеутверждающих обстоятельствах, тетя Долорес никогда бы не подвергла Мальчиков опасности, по крайней мере той опасности, которая может им грозить от чужих рук, а не ее собственных. Я сам придерживаюсь той гипотезы, что ею двигала присущая ей сварливость, а также убеждение, что ее патриотический долг состоит в разжигании розней. Поэтому она отправила Мальчиков кое-что устроить во время подготовки к празднику.
Чтобы прикрыть гостей от солнца днем и внимательных взглядов ночью, Рада решила установить у себя на дворе большой навес. Им занимались ее родственники из северной части острова. Тут я должен пояснить, что Санта-Маргарита-и-Лос-Монхес — это длинный, вытянутый остров, тропический на юге и пустынный на севере. На самом деле он такой длинный, вытянутый и разнотипный, что первооткрыватели-европейцы приняли его за два острова, откуда и появилось его громоздкое название: они дважды присвоили себе один и тот же остров, назвав плодородную часть Санта-Маргаритой[9], а бесплодную Лос-Монхес[10]. Север не такой развитый, как Юг, поэтому Рада, как когда-то в далеком прошлом и моя собственная семья, переехала сюда. Географическое и экономическое разделение усугубляется тем, что на Севере главным образом говорят по-испански, сохраняя язык первых колониалистов, а южане усвоили английский язык своих более поздних правителей. Большинство мигрантов сумели хорошо устроиться на новом месте, но в целом еще остается некоторая натянутость в отношениях между двумя общинами, разделенными климатом, языком, небольшой горной цепью и — что вызывает больше всего конфликтов — эксплуатацией полезных ископаемых: то, что можно назвать коммерцией и политикой, происходит в Санта-Маргарите, а иллюзия добычи национальных ресурсов имеет место в шахтах Лос-Монхес, и северяне ощущают это, как дырку в зубе, откуда выпала пломба, и не могут не трогать ее языком, пока вконец его не расцарапают.
Вот почему достойно сожаления, что Мальчики притопали в дом к Раде с бандой англоговорящих дружков и сломали навес, возведенный испаноговорящими гостями с Севера. Гости были недовольны. О происшествии сообщили домой, и тут же поступил ответ: два предприятия, принадлежавшие южанам, сгорели дотла. Пожалуй, в наши дни никому не нужно объяснять, как нарастает вражда, словно снежный ком, и вскоре уже две общины смотрели друг на друга так, словно хотели испепелить взглядом.
Тетя Долорес торжественно заявила, что диверсию на празднике у Рады устроили противники ПП, но ее высмеяли, и она замолчала. Старинная вражда сильнее новой, и все знали, кто виноват на самом деле, и северяне, и южане. Тетя Долорес с ПП открыли форменный ящик Пандоры, и наша поддельная война самым неприятным образом стала превращаться в настоящую. Время от времени раздавался голос разума. Рада отменила вечеринку на том основании, что лучше она вообще не будет праздновать, если к ней под одну крышу не соберутся все ее друзья и с Юга, и с Севера. Милостивый Бог Дональд проехал по деревням, проповедуя терпимость и взаимопонимание. Даже мистер Бэгвелл, директор похоронного бюро, которому гражданская смута по идее должна была принести больше выгоды, чем кому-либо другому, вывесил объявление о том, что, к его большому сожалению, он не имеет возможности бальзамировать бузотеров, погребать громил и кремировать поджигателей, но с радостью обслужит всех, кто умер естественной смертью. Но никто уже не владел собой, и циники, ссылаясь на исторические прецеденты, замечали, что в этом мире мало что так же естественно, как умереть насильственной смертью, так что голос разума пропал втуне.
Стороны разделились, начали обзывать друг друга, и обстановка резко обострилась, когда толпа южан поймала северного агитатора за писанием оскорбительных лозунгов на стене и погнала его из нашего города с криками: «Баба! Давалка! Давалка!» Насколько я знаю, давалка — это такая теплая, мягкая и приятная штука, обычно обрамленная треугольником волос. Но вовсе не теплое, мягкое и приятное первым делом приходило на ум при взгляде на этого человека, потому что густые волосы у него произрастали исключительно из ушей и ноздрей, а в остальном голова была совершенно лысая. Пожалуй, эти три ключевые точки можно было бы соединить в треугольник, но то, что он в себе заключал, не было ни теплым, ни мягким, ни приятным.
Однако внешнее сходство не в большом почете у людей, если уж они настроились демонизировать противников, и обзывать северян давалками считалось такой остроумной шуткой, что ее повторяли при всяком удобном случае, до тех пор пока в конце концов это слово не превратилось в синоним любого северянина. При этом, как бы по умолчанию, южане стали имелками, так что скоро остров оказался шайкой драчливых Имелок и Давалок. Как это часто бывает, первоначальное оскорбление постепенно превратилось в символ гордости, и Давалки заявляли, что никому не дадут спуску, а Имелки хвастались, что всех отымеют. Все это было очень глупо, но я не мог протестовать, будучи одновременно и Давалкой и Имелкой.
Есть во вражде одна любопытная штука: если послушать враждующие стороны, то обе они заявляют, как глубоко желают мира, и тут же опять начинают дубасить друг друга по башке, как будто кровопускание является неопровержимым доказательством миролюбивых намерений. Потеряв надежду на людей, связанных только лицемерием и ненавистью, Милостивый Бог Дональд организовал мирный комитет, в который он любезно включил вашего покорного слугу, и мы обратились за помощью к Джорджи Пухолу.