Лукка придвинулся поближе к девушке и взял её за руку.
— Послушай, детка, ты слышала что-нибудь о «двенадцати бриллиантах Мазарини»? Сказка, сказка, конечно же, красивая сказка. Бриллианты исчезли. Но они появились вновь.
Присутствующие примолкли, и Лукка продолжил с интонациями Шахерезады, приступающей к волшебному повествованию:
— Гранение алмазов было открыто случайно амстердамским ювелиром Людвигом Беркеном в 1454 году. К числу его работ принадлежат и 12 бриллиантов кардинала Мазарини — les douze Mazarini, ограненных тройной английской гранью, считающейся до сих пор наисовершеннейшей. Кардинал не имел права одевать эти камни, оправленные в ожерелье, так как Людовик XIV намекнул ему, что такое украшение достойно только короля. После смерти Мазарини бриллианты по его завещанию отошли французской короне и до 1830 года служили её украшением. А затем бесследно исчезли. В последний раз упоминание о похожем ожерелье всплыло в 1880-х годах в связи с Альфонсом Испанским. И вот я получаю сообщение, что смогу представить взорам изумленной общественности утерянное сокровище. Сообщение анонимное и я предложил адресату заранее ознакомить с камнями экспертов. И что вы думаете? Сейчас я могу проговориться: уже сутки les deuze Mazarini хранятся в моем доме…
«А каково заключение экспертов?», «Кто владелец?», «Надежна ли охрана?» — вопросы посыпались со всех сторон.
— Владелец, пожелавший остаться неизвестным, прислал своих представителей. Эксперты в растерянности — если это и не «Мазарини», то великолепная и баснословно-дорогая копия. Во всяком случае, четыре камня не вызвали у них никакого сомнения… А за охрану отвечает спец. отдел криминальной полиции, прибывший из Рима. Обходится это недешево. Владельцу, естественно… Вот и все, что я пока могу сказать. — Лукка поднялся. Слышу звон торжественных колокольчиков у подъезда. Надеюсь, я не слишком напугал вас?
— Если бы нас предупредили заранее, мы захватили бы противогазы. Сейчас модно усыплять свидетелей газом, — невесело пошутил Артур, намекая на известное ограбление аукциона «Del Passo».
…Ужин оказался мучительно длинным. Виктория без всякого затруднения орудовала бесчисленными приборами, умело отведывая блюда, и даже поддерживала приличествующую застольную беседу с веселым толстяком, сидящим от неё по левую руку (справа, контролируя ситуацию, мрачно возвышался Шнайдер). Американец из семейства Ротшильдов не блистал французским, к тому же выглядел слегка хмельным уже после первой подачи блюд, сопровождаемой легким сухим вином. Виктории он не показался опасным. Зато человек визави, излишне часто сталкивающийся с Викторией пристальным взглядом глубоко посаженных глаз, её сильно тревожил. Она и так с трудом заставляла себя поднять лицо от тарелки, потому что тут же физически ощущала волну любопытных и восхищенных взглядов, окатывающих её от макушки до глубокого прямоугольного декольте. Взгляды липли и щекотали. Виктория покрывалась испариной, чувствуя, что краснеет. Вдобавок кто-то с силой наступил под столом на её туфельку. Учитывая размеры стола, это казалось просто невероятным и девушка с ужасом отдернула ногу.
— Кажется, граф держит под столом борзых или полицейских, — шепнул Артур.
— Ах, это вы! — облегченно вздохнула Виктория.
— Я уже и не знал, как вывести мою голубку из столбняка. Просто спящая красавица. Еще минута, — и ты просто рухнула бы носом в прелестную спаржу. Нельзя же, ей-Богу, так пугаться мужчин. Полюбуйся на свою мать она кокетничает сразу с троими. — Артур, улыбаясь и не меняя тона, будто все ещё продолжал беззаботно шутить, добавил: — Тот тип напротив достаточно опасен. Ты его знаешь. Вы встречались пару раз на приемах, неважно где. Ингмар Шон — помесь ирландца с эстонцем, или финном. А короче — чистокровный еврей. Маг, чародей, иллюзионист. По-моему, подрабатывает на Интерпол или ещё повыше. Уж очень шустрит. В каждой бочке затычка. И все тихонечко, незаметненько. Смотри — глаза, как у упыря.
Виктория небрежно огляделась и вновь столкнулась с незнакомцем взглядом.
— По-моему, нормальный человек. Таких полным-полно в России, как мне рассказывали. Там место такое есть — Лубянка, кажется, — с трудом выговорила она непривычное, якобы, слово. — А в нем мужчины сидят с очень внимательными глазами.
Перед десертом гости разбрелись осматривать замок и сад. В голубом зале тихо звучала музыка — квартет старинных инструментов наигрывал нежные, украшенные легким дребезжанием челесты пьесы Люлли.
Потрескивали свечи, колебля трепетные язычки, благоухали фиалки, расставленные повсюду в низких широких вазонах, в распахнутых окнах на фоне ещё бледного, светлеющего к горизонту неба чернели стайки назойливой мошкары. Виктория огляделась — Алисы не было видно. От стола с напитками двигался к ней, небрежно держа два бокала и насмешливо улыбаясь, тот самый иллюзионист «с Лубянки».
…Хозяину вечера удалось исчезнуть на несколько минут, прихватив с собой Алису. Они поднялись по внутренней лестнице на верхний этаж и Лукка распахнул перед гостьей двери угловой комнаты. Алиса обомлела прямо на пороге. Конечно же, она узнала эту гигантскую кровать под балдахином «из виллы Боргезе», на которой они провели в Ассизи свою первую ночь. На стене у изголовья красовалась та самая фреска Джотто, где сквозь черты Девы Марии волшебно просвечивал облик Алисы.
— Мне сделали хорошую копию. Теперь совсем не обязательно гонять машину в Ассизи, чтобы посмотреть на тебя… А кровать я купил у сына владельца гостиницы. Сам разговорчивый сеньор умер… И вот ещё это, Лукка подтолкнул Алису к двери ванной комнаты. Там было все точно так же величественное седалище унитаза, мраморная купальня на львиных бронзовых лапах.
Алиса обхватила руками озябшие вдруг плечи и почувствовала навернувшиеся слезы. Лукка нежно обнял её, предоставив пролившемуся дождю свое черное фрачное плечо.
— Прости, девочка. Я думал, это получится смешно… Двадцать лет позади. У меня прекрасная жена, а я всегда буду любить тебя. Как мечту, как эти вновь и вновь расцветающие фиалки, этого Джотто… как самое лучшее, что выпало мне в этой жизни…
— Спасибо, спасибо, милый… Тогда, в лачуге Сан-Франциско, я думала, что вижу тебя в последний раз… Если бы ты знал, как разрывалось от боли мое сердце… — прошептала Алиса, поднимая мокрое лицо.
Лукка прильнул губами к её дрожащему рту, проваливаясь в прошлое. Алиса с усилием оторвалась от него, переводя дыхание, и, подойдя к колонне, поддерживающей парчовый балдахин, нежно коснулась резного дерева.
— Я бы солгал, заявив, что это ложе дорого мне лишь как музейная ценность, а не факт моей биографии. Я бы многое отдал, поверь, чтобы в компании с тобой нарушить его царственное одиночество, — Лукка встал рядом, покрыв ладонью её спешащую ускользнуть руку.
— Увы, нас ждут, милый, — значительно сказала Алиса, подразумевая не оставленных гостей, а Лауру и далекого Остина…
…Мужчина протянул Виктории бокал шампанского:
— Привет. Рад снова видеть тебя. Были неприятности? Черная карма? Скорее, — золотая. — Он насмешливо посмотрел на растрепанную шевелюру Виктории. Ее рука непроизвольно поспешила поправить шпильки. — Оставь, не суетись, ты выглядишь шикарно. Даже слишком… — Он задумался, раскачиваясь на каблуках с каким-то небрежным изяществом и вдруг сказал, любопытно прищурившись:
— Я обратил внимание, как эффектно выступил твой жених. Мертвая петля над морем — красиво! И не так уж важно суметь выйти на финальный поклон. Лорд пренебрег этой условностью… Извини, я совсем по-другому воспринимаю смерть. У меня с ней особые отношения.
— Да, вы с ней на «ты», — нейтрально заметила Виктория, не зная, в каком тоне продолжать этот странный разговор.
— И с тобой тоже, — напомнил Ингмар о каких-то прежних встречах с Антонией.
— Так значит, если жених — лорд, к этому нельзя относиться серьезно? — с вызовом спросила Виктория, обидевшаяся за ту, что возможно сейчас рожает ребенка Астора. — Это обязательно расчет и никак не настоящая любовь?
Ингмар легко рассмеялся, будто услышал хорошую шутку:
— Поверь, я многое повидал и многих ценных вещей коснулся вот этими пальцами. А любви не встречал. Скажи мне, какая она?
Если бы не отзвук настоящей боли в последней фразе Мага, Виктория предпочла бы уйти. Но в желтых кошачьих глазах молодого человека сквозила животная тоска, пробивающаяся сквозь браваду и демонстративный цинизм.
— Может, выйдем в сад? Здесь душно, слишком много электричества в воздухе. Я чувствую приближение грозы. Завтра, между семью и восемью утра. В соседней деревне сгорит коровник…
Они вышли в парк, выглядевший совершенно сказочно с подсвеченными снизу деревьями и фонтанами. Пренебрегая скамейкой, Ингмар присел на каменную балюстраду, предложив Виктории место рядом. Но она отказалась, отойдя к фонтанчику и опустившись на камень.
— Ты как Русалочка из Копенгагена. И шлейф словно хвост… Так и подмывает сотворить что-то высокохудожественное. — Ингмар был высок, худ и чрезвычайно гибок. Наметанный взгляд Виктории сразу распознал «циркового». Но было и ещё что-то. Нет, не «лубянковское», скорее — «гамлетовское» скорбное, глухое, искрящееся блестками неожиданного веселья. Одинокие сполохи в ночи, фейерверк на кладбище. Выразительное лицо словно официально загримированное для роли кудесника — мрачная, подчиняющая красота. С вызовом, с намеком на скрытые страсти и тайные знания. Он угадал её мысли:
— Мне недавно предложили сняться в «Королеве Марго» в роли алхимика Рено — знаменитого отравителя, соратника милейшей мадам Медичи.
— Удачный выбор.
— А тебя не приглашали сыграть Марго? — Ингмар засмеялся совсем по-мальчишески и, подскочив, мгновенным скользящим движением извлек из прически Виктории шпильки. — Нет, ты все же Русалочка.
— А вы были гадким мальчишкой, подшучивающим над духовником. Вы были грозой школы и святой отец после каждой вашей выходки заставлял вас исповедоваться! — заявила в ответ Виктория.