).
Надя. Прямо так. Он девочек снимал в интернете, а может и до сих пор снимает. Сразу сказал, что ему девственницы нравятся, а их мало (смеется), в глуши только остались. На следующий день после приезда повез меня якобы подарки купить. Высадил в торговом центре. Говорит, выбирай, а я сейчас приду. И не пришел. Я Москвы то не знаю. Даже если бы хотела, его дом не нашла бы. В деревню ехать денег нет. Да и стыдно. Короче, в итоге все-таки пошла к вокзалу просить людей на билет подать. Приперло. Подыхала уже почти. Думаю, черт с ней с гордостью. Домой поеду. А на вокзале, оказывается, это бизнес! (смеется) Сначала побить хотели, а потом, когда поняли, что я взаправду нездешняя и без денег, сжалились и поставили на заработки. Паспорт сразу отняли.
Екатерина Аркадьевна. Сволочи! И сколько же ты так мыкаешься?
Надя. Три года.
Леонид Степанович и Екатерина Аркадьевна (хором). Три года?!
Леонид Степанович. Даже бежать не пыталась? Надежда, как ты жила-то? Три года! Сразу надо было в милицию, тьфу ты, полицию! Домой бы как-нибудь вернули.
Екатерина Аркадьевна. И родные как же, Надь? Мамка-папка? Никто не искал, за три года-то? Ужас какой!
Надя. У нас телефона дома нет и мобильника тоже нет. Отец помер давно — по пьяни с чердака свалился. Врачи сказали, очень неудачно ударился. Хотя, если бы в больницу сразу отвезли, может спасли бы, а у нас и везти не на чем, и некуда. Ближайшую больницу закрыли давно. Но оно к лучшему. Маму он бил, денег домой почти не носил. Меня как-то раз изнасиловать пытался. Я убежала, а мать с тех пор боялась его сильно. И я боялась. Да, так вот, отца нет давно. А матери я письма слала: мол, все хорошо. Ответы согласилась женщина из ларька, что возле вокзала, на свой адрес принимать. Благо, мать не часто пишет: до почты еще поди дойди.
Леонид Степанович. Но три года, Надежда! Какой срок! И никак вырваться не пыталась? До дому-то далеко?
Надя. Далеко. И паспорт за билет требуют. А бежать куда? У нас одна при мне бежала. Они ее поймали. Далеко-то не уйдешь, а у них всюду свои люди, даже в полиции. Быстро по видеокамерам отследили, куда из перехода делась. Деньги отнимают. Я заначку делала — все равно нашли и забрали. Живем в бараке. На автобусе развезут по городу, а потом обратно собирают. С нами батраки живут — те, которые ремонт делают. Их привозят, они побатрачат и обратно — по домам. Но им немного денег дают, домой отпускают. А среди таких как я: бомжи, инвалиды. Те тоже без дому. Кто, как я, приехал счастья в Москве искать, кого из квартиры выселили родственники, кто еще как жилплощадь потерял. Глухая одна есть. Так поет! Иногда она со мной в одном переходе сидит. Она в дальнем конце поет. Заслушаешься! Ее родная мать из квартиры выписала, а потом квартирку продала.
Екатерина Аркадьевна. Как же глухая поет? У нее ж слуха нет.
Надя. Не знаю. Она и правда не слышит ничего. Позовешь ее — не слышит. Мы и так, и эдак проверяли. Реально глухая! А поет…
Леонид Степанович. В природе всякое случается, дамы. Мир нами не изучен. Совсем не познан. Мы сами многое можем, просто не проверяли.
Екатерина Аркадьевна. Ой, Степаныч! Чего ты не проверял? Петь ты ни черта не умеешь. Слуха у тебя нет, а не глухой. У меня тоже нет. Пить мы с тобой горазды, а не петь. И ничего более.
Леонид Степанович. Ты, Катерина, на себя не наговаривай. Ты французский знаешь. Не каждому дано говорить на иностранных языках. У меня со школы дело не шло. Только и помню: «Ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин».
Надя. Чего?
Леонид Степанович (терпеливо). Немецкий я учил. Пытался, по крайней мере. Во время войны был такой летчик — Покрышкин. Немцев пугал. Они передавали по рации: «Внимание, внимание, в небе Покрышкин».
Екатерина Аркадьевна. Степаныч всех уже достал этой историей. Ты лучше, Надя, скажи, как же ты бежала из бомжей? Или ты не бежала? Или тебя к нам на скамейку положили работать? Так у нас тут особо денег не соберешь. Мы бы и сами рады, но нет тут ни олигархов особых, кроме Валерика, ни нефтяной скважины. А детишек мне самой не хватает.
Надя принимается плакать.
Леонид Степанович. Господи, Надежда! Тут лужа скоро будет! А ты, Катерина, чего тоже несешь! Нате, вот, выпьем. И потом рассказывай дальше. Катерина права: непонятно, зачем ты у нас-то очутилась.
Надя. Вчера подошел Серега. Он у нас за главного. И говорит: денег приносишь мало. И вообще примелькалась на всех вокзалах уже. Пора, говорит, менять специальность. Я ничего не поняла сначала. А он продолжает: будешь обслуживать приезжающих бизнесменов. Я опять не понимаю. Серега объяснил: выгодная, говорит, работка. Приехал мужик или уезжает, короче, на вокзале он. Нормальную проститутку снять ему дорого, а хочется. Он снимает поминутную. Серега говорит, даже часовая уже не так идет, а поминутная — очень хорошо. Дешево, говорит, и сердито. Навыков, говорит, тебе, Надюха, никаких не надо, но в общих чертах мы тебя просветим.
Надя плачет сильнее.
Леонид Степанович. Сволочи! Вот, Катерина, как бывает!
Екатерина Аркадьевна. Ничего себе! Додумались! Поминутно! И ты, Надь, бежать?
Надя. Испугалась сильно. Они иногда приставали к нам и раньше, но как-то обходилось. Кому бомжиха нужна. Проституток ведь всегда держали. Они посимпатичнее. Но тут Серега говорит, кадров не хватает. Завтра тебя отмоем, переоденем и — вперед. Поняла, что если они меня заставят эту работу выполнять, то со дна мне уже не подняться. Хозяева сами не брезгуют пользоваться бесплатно их услугами, полиция иногда приходит. И вообще, это — грязь, болезни. Я уж там наслушалась и насмотрелась!
Леонид Степанович. Как ты бежала-то?
Надя. Якобы в туалет пошла. У нас там договоренность с теткой забесплатно ходить. Оттуда потихоньку и пошла в город. Можно и раньше так было, если незаметно от наших, но я боялась. А тут выхода другого нет, решила рискнуть. Ничего у вас по-прежнему не знаю. Вечером решила не идти — народу мало. Пошла днем. Шла-шла пешком. На метро то не сядешь в таком виде. Денег мне немного уже надавали, а толку? Вот так шла и до вас дошла. Устала — хотела как можно дальше уйти от вокзала, чтобы не нашли. Свечерело. Решила поспать на скамейке. Понимала, что, не дай Бог, увидят — вызовут полицию… А что делать? Надеялась, не заметят до утра. Надеялась, рано проснусь. Но вот заспалась — хоть и на скамейке, а давно одна в тишине не спала. Обычно кругом постоянно шум: входят, выходят, дверью хлопают. Опять же, у нас подвал без окон. Душно, народу много…
Леонид Аркадьевич. Ну и история! Чего делать будем, Катерина?
Екатерина Аркадьевна. Подумать надо, Степаныч. Но так просто мы им Надежду не отдадим. Надо сходить к Валерику, посоветоваться.
Леонид Аркадьевич (доливая остатки вина). Мир сошел с ума, дамы! Это ж надо, бедные люди, попавшие в беду, не могут даже нормально милостыню попросить! Все в ежиных руках империалистов. Ни одной копейки не хотят выпустить из лап. Ладно, думаю, Надь, справимся как-то. Главное, с паспортом решить.
Надя. Главное, чтобы не нашли меня, как ту нашу девицу… Иначе не выжить мне. И никакой ваш Валерик уже не поможет.
На площадке появляется Галина, молодая женщина с собачкой.
Одета ярко, но безвкусно. На протяжении всего разговора с ней
тявкает собачка.
Галина. О, снова алкашня заседает! Все тут уже изгадили. Фу, на лавку даже не присядешь! Детям гулять негде.
Екатерина Аркадьевна. А сама-то! Собаку опять притащила. Это она тут гадит, не мы! Я тебе сколько говорила, не води сюда собаку выгуливать. Здесь не место для выгула, а детская площадка. Вот заведешь себе ребенка, приходи. А пока тут у тебя меньше прав, чем у нас со Степанычем!
Галина. Права у нее, гляньте! Какие у тебя права, карга старая! Из ума совсем выжила от водки. Все Валера жалостливый выдает? И на него надо нажаловаться! Постоянно грузовики свои с гнилым продуктом во дворе разгружает. Жильцам проехать не дает! Этот магазин его давно всем глаза мозолит! Вся местная алкашня там. Нашли благодетеля на нашу голову.
Екатерина Аркадьевна. А ты за ним побольше следи. Женить на себе мужика решила? Он на тебя и не смотрит. Юбку напялит покороче и ходит с собакой туда-сюда. И, между прочим, сама же покупаешь у него продукты, которые, якобы, гнилые. А они может очень даже свежие! Гнилые он нам со Степанычем отдает, добрая душа. Короче, сейчас детки придут гулять. Забирай собаку и вали в другое место!
Леонид Степанович. Дамы, не ругайтесь. Галь, хочешь и тебе нальем? У нас сегодня винцо. Благородный напиток. Не из подвалов Бургундии, но вполне себе ничего.
Галина. Издевается! «Из подвалов Бургундии»! Тебя самого надо в подвалы, чтоб оттуда нос не высовывал. Нормальному человеку выйти во двор спокойно нельзя… Так, а это кто у вас? Что за личность? Бомжиху-то где подобрали? Чтобы, как положено, на троих соображать? Не хватало для компании? До чего докатились! Бомжей во дворы пускать начали! Не просто пускать, а распивать с ними спиртные напитки. Пошла бы ты отсюда, бомжиха грязная подобру-поздорову.
Екатерина Аркадьевна. Ты Надежду не тронь! У нее сложная жизненная ситуация. Решаем, как быть.
Галина. У таких одна сложная ситуация — где на ночь прилечь. Она вшивая небось. Напустит тут детям вшей, а то и на собаку перебегут. Вы вот Нюшу ненавидите, а она чище вас всех вместе взятых. Смотрите, я полицию вызову. Нам тут такого счастья не нужно. Вас вполне хватает, хотя и вас отсюда надо бы выселить.
Екатерина Аркадьевна. Полицию она вызовет! Умная больно. А я твоей собаке стрихнину подсыплю. Лает постоянно, людям не дает на свежем воздухе расслабиться. И нужду справляет, а ты, Галина, за ней не убираешь. Надо с собой специальный пакетик носить и туда собакины отходы складывать. Я — пьющая, а знаю о таком способе. А ты — непьющая вроде… хотя, кто знает — сидишь, небось, вечерами и киряешь с горя, что тебя замуж никто не берет…