Отмежевание от демократии составляло политическую ошибку. Оно давало повод обвинять «Донской гражданский совет» в замаскированной реакционности. Даже «Совет союза казачьих войск», представлявший умеренную казачью демократию, был недоволен политикой генералов Алексеева, Каледина и Корнилова.
В беседах с ними я старался убедить их, что в «Донской гражданский совет» необходимо включить демократические элементы и что только таким путем можно привлечь на свою сторону казачью массу. После долгих переговоров генералы Алексеев, Каледин и Корнилов согласились со мной, причем наибольшее сочувствие я встретил в генерале Корнилове. В «Донской гражданский совет» в конце декабря вошли четыре социалиста и демократа: член Донского круга независимый социалист Агеев, председатель Крестьянского союза Мазуренко, комиссар 8-й армии Вендзягольский и я. Тогда же была напечатана декларация, снова заявлявшая о необходимости созыва Учредительного собрания и утверждавшая право народа на землю.
В Новочеркасске политические страсти были обострены. С одной стороны, подготавливалась большевистская революция, вспыхнувшая в начале марта. С другой — намечалось в некоторых офицерских кругах монархическое движение. Каждый вечер в городе раздавались выстрелы. Каждый день производились аресты. До какой степени, политическая атмосфера была напряжена, показывают следующие примеры. Мой друг Вендзягольский однажды в 6 часов вечера возвращался домой по главной улице Новочеркасска. Неизвестный человек в штатском догнал его на извозчике, остановился И выстрелил в него три раза из револьвера. Я помню также, что в ночь под рождество генералы Алексеев И Корнилов, адъютанты и я вышли после заседания из дворца атамана. Когда мы поравнялись с городским садом, из-за решетки раздались выстрелы. Кто-то стрелял почти в упор, ибо пуль не было слышно, но были видны в нескольких шагах от нас, на высоте человеческого роста, голубоватые молнии выстрелов. И я помню еще случай, происшедший со мной.
Я жил с Флегонтом Клепиковым и Вендзягольским.
Однажды утром Флегонт Клепиков доложил мне, что меня желает видеть неизвестный офицер, артиллерист. Я попросил войти. Вошел молодой человек, очень бледный и весь увешенный оружием. Кроме обычных сабли и револьвера, на поясе его я заметил еще карабин Маузера и за поясом большой черкесский кинжал. Он не сел, несмотря на мое приглашение, а, очень взволнованный, подошел вплотную ко мне. Потом Флегонт Клепиков; мне признался, что во время нашего разговора он стоял за полуоткрытою дверью, с револьвером наготове.
— Чему могу служить?
Офицер долго не мог произнести ни слова. Я повторил:
— В чем дело?
— Вас убьют.
— Это не так легко сделать.
Офицер отступил на шаг. Мне стало жалко его, я видел, что у него не хватает решимости.
— Но ведь вот я, например, я могу вас убить…
— Попробуйте.
— Я вооружен, а вы нет…
— Во-первых, я тоже вооружен. Во-вторых, если бы даже вам удалось меня убить, вы живым не выйдете из этой квартиры. В-третьих, что это все значит?
Офицер сел и, опустив глаза, избегая моего взгляда, сказал:
— Есть группа монархистов, которая решила вас убить. Я пришел вас предупредить…
— С целым арсеналом оружия?
Офицер пролепетал в полном смущении:
— Вы донесете полиции?
Мне снова стало жалко его:
— Нет, я не донесу. Уходите.
Он ушел. Через несколько дней я выехал в Петроград. «Донской гражданский совет» поручил мне войти в сношение с некоторыми известными демократическими деятелями, в том числе с Чайковским. Я должен был предложить им приехать на Дон и принять участие в заседаниях «Совета». Мне было выдано удостоверение за подписью генерала Алексеева. Я зашил его в полушубок, а в карман положил фальшивый паспорт: чтобы проехать в Петроград, надо было снова пройти через линию большевистских войск. Флегонт Клепиков поехал со мной. Когда мы уезжали, контрразведка предупредила меня, что мой отъезд известен большевикам и что, по полученным сведениям, меня большевики арестуют в Воронеже, где устроена ими засада.
Я доехал благополучно до Петрограда и, исполнив, возложенное на меня «Донским гражданским советом» поручение, выехал в Москву, чтобы из Москвы вернуться на Дон. Но на Дону вспыхнула большевистская революция. Ростов и Новочеркасск были взяты большевиками, генералы же Алексеев и Корнилов увели небольшую Добровольческую армию в донские степи, откуда она с боем пробилась на Северный Кавказ. Я оказался отрезанным от «Донского гражданского совета» и даже не знал, существует ли он еще или члены его расстреляны при взятии Новочеркасска. Я решил остаться в Москве.
Союз защиты Родины и свободы
В начале марта 1918 года, кроме небольшой Добровольческой армии, в России не было никакой организованной силы, способной бороться против большевиков. Учредительное собрание было разогнано. Слабая попытка партии социалистов-революционеров защитить его окончилась неудачей. Чехословаки еще не выступали. В Петрограде и Москве царили уныние и голод. Казалось, что страна подчинилась большевикам, несмотря на унижение Брест-Литовского мира.
Однако кое-что делалось в городах. В Москве я разыскал тайную монархическую организацию, объединившую человек 800 офицеров, главным образом гвардейских и гренадерских полков. Она возглавлялась несколькими видными общественными деятелями и ставила себе целью подготовить вооруженное восстание в столице. Программа ее не совпадала с программой «Донского гражданского совета». Московская организация определенно отмежевывалась от демократии и мечтала о конституционной монархии в России. Кроме того, впоследствии Некоторые из руководителей ее, ослепленные кажущимися успехами немцев во Франции, изменили союзникам и стали доказывать необходимость соглашения с немецким послом в Москве графом Мирбахом. К чести русского офицерства нужно сказать, что эти заигрывания с врагом привели к расколу организации, ибо среди зарегистрированных 800 офицеров едва ли нашлось 60 человек, которые согласились пойти по германофильской дороге.
Ознакомившись с программой и целями указанной выше организации, я решил положить начало тайному обществу для борьбы против большевиков по программе «Донского гражданского совета». Я снова напомню ее. Она заключала четыре пункта: отечество, верность союзникам. Учредительное собрание, земля народу. Я нашел неоцененного Помощника в лице полковника артиллерии Перхурова. Мы начали с ним с того, что отыскали в Москве и объединили всех офицеров и юнкеров, прибывших с Дона и отрезанных, как и я, от Добровольческой армии. Из этого первоначального немногочисленного ядра образовался впоследствии «Союз защиты Родины и свободы». В этот «Союз» мы принимали всех, кто подписывался под нашей Программой и кто давал обещание с оружием в руках бороться против большевиков. Партийная принадлежность была для нас безразлична. Насколько в «Союз» объединились люди разных Партий и направлений, видно из состава нашего штаба. «Союзом» заведовал я, независимый социалист; во главе вооруженных сил стоял генерал-лейтенант Рычков, конституционный монархист. Начальником штаба был полковник Перхуров, конституционный монархист; начальником оперативного отделения был полковник У., республиканец; начальником мобилизационного отдела — штаб-ротмистр М., социал-демократ группы Плеханова; начальником разведки и контрразведки полковник Бреде, ныне расстрелянный, республиканец; начальником отдела сношений с союзниками бывший унтер-офицер (brygadier) французской службы Дикгоф-Деренталь, социалист-революционер; начальником агитационного отдела бывший депутат Н. Н., социал-демократ, меньшевик; начальником террористического отдела X., социалист-революционер; начальником иногородного отдела ныне убитый военный доктор Григорьев, социалист-демократ группы Плеханова; начальником конспиративного отдела Н., социалист-демократ, меньшевик; начальником отдела снабжения штаба-капитан Р., республиканец; секретарь Флегонт Клепиков, независимый социалист.
Мы имели право сказать, что у нас нет правых и левых и что мы осуществили «Священный союз» во имя любви к отечеству. Мы имели также право сказать, что не отклонились от программы «Донского гражданского совета».
В апреле, когда Добровольческой армией был взят Екатеринодар, я послал офицера к генералу Алексееву с донесением о том, что в Москве образовался «Союз защиты Родины и свободы», и с просьбою указаний. Генерал Алексеев ответил мне, что одобряет мою работу. Тогда же, в апреле, «Союз» впервые получил денежную поддержку. Она пришла от чехословаков, и была возможность приступить к организации на широких началах.
Мы формировали отдельные части всех родов оружия. В основу формирований был положен конспиративный принцип, с одной стороны, и принцип кадров — с другой. Нормальный кадр пехотного полка принимался нами в 86 человек (полковой командир, полковой адъютант, четыре батальонных, шестнадцать ротных и шестьдесят четыре взводных командиров). Полковой командир знал всех своих подчиненных, взводный знал только своего ротного командира. Все офицеры получали жалованье от штаба «Союза» и несли только две обязанности: хранить абсолютную тайну и по приказу явиться на сборный пункт для вооруженного выступления. Полки были действительной службы из кадровых офицеров и резервные из офицеров военного времени. Студенты и рабочие зачислялись в особые полки ополчения. К концу мая мы насчитывали в Москве и в 34 провинциальных городах России до 5500 человек, сформированных по этому образцу, пехоты, артиллерии, кавалерии и саперов. Одновременно с этим наша контрразведка обслуживала германское посольство, Совет Народных Комиссаров, Совет рабочих и солдатских депутатов, Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, большевистский штаб и другие подобные учреждения. Ежедневно мы имели сводку сведений о передвижениях немецких и большевистских войск и о мерах, принимаемых Троцким, Лениным и К-о. Кроме того, мы имели своих агентов на Украине, т. е. в местностях, занятых немецкими войсками.