Глава перваяПепел
Небо начало бледнеть на востоке, и мягкий свет медленно разлился по пушистым облакам, окрашивая их в опаловые тона.
Нао увидел огромное озеро, преграждающее путь на юг. Легкая зыбь бороздила его поверхность. Восточный берег озера окаймляла гряда холмов; на западе расстилалась равнина с редкими деревьями.
Над землей дул слабый ветерок, чуть рябивший воду, но высоко в небе мощный поток воздуха быстро гнал облака. Окутанная легкой дымкой испарений, показалась, наконец, луна в последней четверти. Узкий серп ее отразился в синеве озерных вод.
Напрягая зоркие глаза, Нао увидел при неверном свете месяца, что на юг простирается беспредельная водная гладь, а с востока равнина ограничена волнистой линией поросших лесом холмов.
Кругом царила нерушимая тишина. Ветерок улегся, и только время от времени от его дыхания чуть слышно шелестела трава.
Устав от неподвижности, Нао вышел из тени, отбрасываемой тополем на равнину, и зашагал по берегу озера. Неровная поверхность местности то вовсе скрывала от него горизонт, то расширяла его до необъятных пределов.
С вершины небольшого бугра Нао разглядел извилистую линию восточного берега озера. Многочисленные следы на земле свидетельствовали, что это место часто посещается стадами травоядных и хищниками.
Вдруг Нао вздрогнул и замер на месте, широко раскрыв глаза. Ему показалось на мгновенье, что перед ним становище уламров, дымящийся костер, гибкая фигура Гаммлы… Сердце его учащенно заколотилось. В густой зеленой траве чернела плешь с полуобгорелыми ветвями и кучками золы; ветер не успел еще развеять белого порошка пепла.
Нао представил себе уют привала, яркое пламя костра, запах жареного мяса, красные языки Огня… Но тут же в радужные видения вплелась мысль о том, что у этого костра недавно грелись враги…
Взволнованный, Нао опустился на колени и стал разглядывать следы вокруг костра. Ему понадобилось не много времени, чтобы распознать, что недавно здесь побывало трижды столько людей, сколько у него было пальцев на обеих руках, что это были все взрослые воины, без женщин и детей. Следовательно, здесь останавливался один из тех охотничьих отрядов, какие посылают в дальние разведки. Множество костей, разбросанных по земле, подтверждало указания следов на траве.
Необходимо было узнать, откуда пришел отряд и в каком направлении он удалился. Нао боялся, что эти охотники принадлежали к племени людоедов — кзамов, которое с незапамятных времен занимало местность к югу от Большой реки. Единственные среди людей, они употребляли в пищу человеческое мясо, хотя нельзя сказать, что они предпочитали его мясу сохатого, лани, козули, кабана или лошади.
Племя кзамов было немногочисленно: Уаг, сын Рыси, самый неутомимый и бесстрашный скиталец из всех уламров, во время своих дальних странствований видел всего три становища людоедов; все остальные встреченные им племена человеческого мяса не ели.
Эти мысли теснились в голове у Нао, в то время как он шел по следу, оставленному отрядом. Это было нетрудно, так как уверенные в своей силе охотники не стремились скрыть следы. Они обошли озеро с востока, видимо, направляясь к берегам Большой реки.
Две возможности предстали перед Нао: настигнуть охотничий отряд кзамов, прежде чем он вернется в становище своего племени, и похитить Огонь хитростью или перегнать отряд, проникнуть в становище племени и, пользуясь отсутствием лучших воинов, добыть Огонь силой.
Чтобы не заблудиться, надо было итти по следам отряда. Мысленно Нао видел этих охотников, уносящих с собой через степи, реки и холмы самое драгоценное достояние человека — Огонь. И видение это было таким отчетливым, таким ярким, что руки Нао уже тянулись к заветному Огню, угрожая тем, кто преграждал к нему путь.
Глава втораяПогоня за огнем
Уже три дня уламры шли по следам людоедов. Вначале кзамы пробирались по берегу озера, вдоль подножья холмов. Затем их путь пересек равнину, местами покрытую рощами. Следить за отрядом охотников было нетрудно: те не соблюдали никакой осторожности и разводили на привалах большие костры, чтобы поджарить убитую дичь и защититься от холода туманной ночи. Сам Нао, напротив, прибегал к всяческим хитростям, чтобы сбить с толку тех, кто захотел бы преследовать его. Он старался итти по каменистой почве или по упругим травам, выпрямлявшим свои стебельки после прохода человека; шагал, где это представлялось возможным, по руслам ручейков; переходил вброд или переплывал помногу раз реки и часто путал свои следы. Несмотря на то, что эти ухищрения замедляли продвижение вперед, уламры быстро настигали охотничий отряд.
В конце третьего дня их отделял от людоедов едва один переход.
— Нам и Гав должны приготовить оружие, — сказал Нао своим спутникам, — сегодня вечером они вновь увидят Огонь.
Молодые люди возликовали при мысли о близости Огня, но тотчас снова нахмурились, вспомнив о силе отряда, который владел им.
— Прежде всего нам нужно отдохнуть, — продолжал сын Леопарда. — Мы подкрадемся к людоедам, когда они будут спать, и попытаемся обмануть бдительность сторожей Огня.
Нам и Гав содрогнулись, почувствовав приближение опасности, более грозной, чем все испытанные ими до сих пор.
Страшная слава шла о людоедах. Они превосходили все другие племена силой, мужеством и особенно жестокостью. Изредка случалось, что уламры побеждали небольшие отряды людоедов. Но чаще всего уламры падали жертвами их острых топоров и тяжелых дубовых палиц. Старый Гоун говорил, что людоеды были потомками серого медведя. От него они унаследовали руки непомерной длины и густые волосы на теле, более густые, чем даже у Агу и его братьев. Но больше всего ужасало остальные племена то, что людоеды пожирали трупы поверженных врагов…
Выслушав сына Леопарда, Нам и Гав склонили головы в знак согласия. Затем они легли и до полуночи отдыхали.
Уламры поднялись на ноги перед восходом луны и зашагали в темноте. Когда месяц выплыл на небо, они убедились, что сбились с пути. К счастью, Гаву быстро удалось снова разыскать след.
Уламры пробрались сквозь заросли кустарника, обогнули заболоченное место и переправились вброд через реку. Наконец, взобравшись на вершину холма, они увидели невдалеке Огонь. Притаившись в высокой траве, Нао, Гав и Нам впились глазами в светлую точку, ради которой они перенесли столько страданий, холод, голод, жажду, дожди, мрак, ради которой они боролись с медведем, тигрицей, пещерным львом…
Костер раскинулся полукружием на равнине, вблизи от пруда, берега которого обступили фисташковые деревья и смоковницы. Языки пламени медленно лизали хворост; искры разлетались во все стороны. Столбы дыма спирально поднимались в небо и здесь, подхваченные ветром, разрывались на клочки. Огонь извивался, как змея, колыхался, как волны, ежесекундно меняя очертания.
Отряд людоедов спал у костра; охотники укрывались оленьими и волчьими шкурами, шерстью к телу. Оружие их — топоры и рогатины, палицы и дротики — было разбросано по земле. Двое воинов бодрствовали — это были стражи. Один сидел, опираясь на палицу, на куче хвороста, заготовленного для костра. Красные отблески играли на его лице, заросшем волосами до самых глаз.
Его кожу покрывали густые, как у муфлона, волосы; плоский нос с круглыми ноздрями чуть выступал над огромными толстыми губами; длинные руки едва не касались земли; напротив, ноги его были короткими, толстыми и кривыми.
Второй страж шагал вокруг костра, изредка останавливаясь, чтобы прислушаться и понюхать запахи, приносимые сырым ветром. Этот человек был такого же роста, как Нао, но с непомерно большой головой и волчьими, остроконечными ушами. Лицо его также обросло густыми волосами, из-под которых шафранно-желтыми островками выступали участки кожи. Ребра на его груди конусообразно поднимались над впалым животом; бедра сходились на спине в острый, как лезвие топора, выступ берцовой кости. Ступни его казались бы маленькими, если бы не длинные пальцы. Это неуклюжее, коротконогое существо должно было обладать чудовищной силой, но ясно было, что в состязании на скорость стройные уламры имели бы преимущество.
Кзам остановился и повернулся лицом к холму, на вершине которого притаились уламры. Едва уловимый запах, доносившийся оттуда, встревожил его. Этот запах не был похож ни на запах хищного зверя, ни на запах людей его племени. Второй страж, у которого обоняние было развито меньше, продолжал спокойно сидеть на куче хвороста.
— Мы подошли слишком близко к людоедам, — тихо сказал Гав. — Ветер донес до них шум наших шагов.
Нао покачал головой: он больше опасался тонкого чутья врагов, чем их зрения или слуха.
— Нужно обойти ветер, — предложил Нам.
— Ветер дует от нас к людоедам, — ответил Нао. — Если мы обойдем ветер, они окажутся позади нас.
Ему не пришлось убеждать своих спутников: опытные охотники, Нам и Гав знали, что, преследуя дичь, надо не опережать ее, а итти по ее следам.
Тем временем сторожевой кзам что-то сказал своему товарищу. Тот отрицательно покачал головой. Первый собрался было сесть рядом с ним, но вдруг спохватился и скорым шагом пошел к холму.
— Надо спрятаться! — сказал Нао.
Густой кустарник на склоне холма укрыл уламров. Ослабленное преградой дуновение ветерка не могло теперь выдать их присутствия кзаму. Тот вскоре остановился; шумно втянув несколько раз воздух, он не обнаружил ничего подозрительного и вернулся к костру.
Уламры долго оставались под прикрытием кустарника. Сын Леопарда не спускал глаз с чуть-чуть видневшегося вдали костра. Тысячи замыслов, один несбыточней другого, роились в его голове. Малейшая неровность почвы могла скрыть нападающих от самого острого зрения; можно было красться по степи так тихо, чтобы самое чуткое ухо не услышало шороха. Но ничем нельзя было скрыть запаха, распространяемого человеческим телом, — только расстояние или встречный ветер могли рассеять его.
Лай шакала вывел Нао из раздумья. Сначала он молча слушал, потом негромко рассмеялся.
— Мы в стране шакалов, — сказал он. — Нам и Гав должны постараться убить одного шакала.
Молодые воины удивленно посмотрели на него. Нао продолжал:
— Я буду сторожить людоедов… Шакал хитер, как и волк, — он никогда не подпустит к себе человека. Но шакал всегда голоден… Нам и Гав положат кусок мяса на землю и сами притаятся на небольшом расстоянии. Шакал будет кружить около мяса, то приближаясь, то удаляясь. Если Нам и Гав не пошевельнут ни головой, ни рукой, если они будут стоять, как скалы, шакал после долгого раздумья бросится на мясо. Он схватит его и тотчас же отскочит. Дротики Нама и Гава должны быть быстрее, чем прыжок шакала!
Молодые уламры послушно отправились на поиски. Шакалов нетрудно выследить — лай выдает их местопребывание. Они не боятся хищников, так как знают, что ни одно животное не станет есть их мясо.
Четыре шакала жадно обгладывали в фисташковой роще кости какого-то зверя; они уставились на уламров своими зоркими глазами и тихо ворчали, готовые бежать, если непрошенные пришельцы подойдут слишком близко.
Нам и Гав в точности выполнили указание Нао: они положили на землю кусок мяса лани и, отступив на несколько шагов, замерли на месте, соперничая в неподвижности со стволами фисташковых деревьев. Шакалы стали кружить возле приманки. Запах мяса привлекал их, но страх перед двуногими животными удерживал на почтительном расстоянии.
Шакалы и раньше встречали человека, но ни один из них не знал его охотничьих хитростей. Тем не менее, сознавая, что человек сильнее их, они держались в отдалении. Шакалы — умные животные, и они знали, что бдительность и настороженность необходима всегда и повсюду, так как опасность подстерегает все живое во тьме и при ярком свете, в сухую погоду и во время дождей, на земле и в воде…
Поэтому они сперва долго рыскали вокруг неподвижных уламров, то прячась за фисташковыми деревьями, то выходя на открытое место. Серп месяца на востоке успел покраснеть, прежде чем кончились их сомнения и уснула подозрительность.
Тогда они осмелели: подходили к приманке на двадцать локтей и подолгу с тихим ворчаньем стояли на месте.
Наконец, жадность одержала верх над страхом. Они решились одновременно наброситься на мясо, чтобы урвать по равной доле. Нападение, как и предсказывал Нао, было молниеносным. Но дротики молодых воинов оказались еще быстрей и вонзились в тела двух шакалов. Уламры добили топорами раненых зверей, в то время как оставшиеся в живых улепетывали с приманкой.
Когда Нам и Гав сбросили у ног Нао свою добычу, тот сказал:
— Теперь мы сможем обмануть людоедов — запах шакала поглотит наш запах!
Огонь оживился, получив новую порцию хвороста и зеленых ветвей. Дымные языки его поднялись высоко над равниной; при этом свете уламры явственно видели лица сидящих людоедов, запасы пищи, разбросанное по земле оружие. На смену прежним стражам поднялись два новых. Оба сидели на земле, понурив головы и не подозревая ни о какой опасности.
Пристально поглядев на них, Нао сказал:
— Этих нетрудно застигнуть врасплох. Нам и Гав только что поохотились на шакалов. Теперь настала очередь сына Леопарда итти на охоту.
Захватив с собой шкуру одного из убитых шакалов, Нао спустился с холма и исчез в кустах. Сначала он отошел в сторону от людоедов, но, выйдя из кустарников, он пополз по высокой траве, обогнул пруд, скользнул в липовую рощу и очутился, наконец, едва в четырех сотнях локтей от костра.
Стражи не шелохнулись. Один из них учуял запах шакала, но этот запах не внушал никакой тревоги.
Нао мог теперь во всех подробностях рассмотреть привал врагов. Прежде всего он сосчитал их и на глаз определил силу каждого. Почти у всех были длинные руки, широченная грудь и короткие толстые ноги. Уламр подумал, что ни один из них не сможет обогнать его в беге.
Затем он внимательно осмотрел окрестности. Справа виднелся участок голой земли, примыкавший к невысокому кургану. Налево в густой траве росли отдельные группы деревьев. Трава тянулась до самого костра, и только на протяжении пяти-шести локтей от него она была вырвана.
Нао не долго колебался. Воспользовавшись тем, что стражи сидели к нему спиной, он пополз к кургану. Полз он медленно, распластываясь, как пресмыкающееся, и замирая при всяком движении стражей. Лунный свет и отблески костра, падавшие на его тело, он ощущал, как тяжесть чьих-то рук.
Наконец, добравшись до высокой травы, он пополз быстрее и скоро очутился возле Огня.
Теперь Нао был в самой середине круга спящих воинов: стоило им протянуть руку, и они коснулись бы его. При малейшей неосторожности стражи поднимут тревогу, и тогда он безвозвратно погиб. По счастью, он находился на наветренной стороне, и ветер вместе с дымом относил в сторону его запах и запах шакальей шкуры. Кроме того, стражи как будто задремали: они редко-редко поднимали на мгновенье головы…
Нао одним громадным скачком очутился у костра, протянул руку и схватил горящую головню. В тот же миг он отскочил обратно в траву. Но тут раздался страшный крик, и один из стражей бросился к нему, в то время как другой кинул в него дротик. Спящие кзамы проснулись, и уже человек десять из них вскочили на ноги…
Опережая людоедов, Нао выбрался из круга и, издав воинственный клич, помчался прямо к холму, где его поджидали Нам и Гав.
Кзамы, грозно рыча, толпой преследовали его. Короткие ноги не мешали им бежать с большой быстротой.
Уламр мчался, как вихрь, размахивая горящей головней. Добежав до холма, он опередил своих преследователей почти на пятьсот локтей.
Нам и Гав, стоя, ожидали его там.
— Бегите! — крикнул Нао юношам, не останавливаясь.
Те молча побежали вслед за ним, не отставая ни на шаг. Нао мысленно похвалил себя за то, что выбрал в спутники этих быстроногих юношей, вместо более сильных, но менее подвижных зрелых воинов. С каждым новым скачком уламры все дальше и дальше уходили от кзамов.
Теперь сын Леопарда бежал сзади, временами останавливаясь, чтобы удостовериться, что Огонь по-прежнему теплится в головешке. Внимание его раздвоилось: он следил за тем, чтобы не уменьшилось расстояние между ними и преследователями, и в то же время, пожалуй, даже с большей тревогой, наблюдал за искрой Огня, тлевшей в сухом дереве. Языки пламени уже давно угасли, и только красная точка на конце головни свидетельствовала, что Огонь еще жив.
Нао надеялся, что, опередив преследователей, он сможет еще раздуть пламя и оживить Огонь, добытый с таким трудом.
Луна не прошла еще и трети своего пути по небосводу, когда уламры добежали до болота. Местность была знакома им — недавно они проходили здесь по следам кзамов. Узкая, извилистая каменистая тропа проходила среди болота. Не задумываясь, уламры вступили на эту тропу и, пройдя несколько сот локтей, остановились.
Тропинка была настолько узкой, что два человека в ряд не помещались на ней. Здесь кзамы не могли ни напасть на уламров всем отрядом, ни обойти их с тыла, так как болотистая топь вокруг была непроходимой. Поэтому Нао решил сделать здесь привал, чтобы позаботиться об Огне.
Красная точка на головешке побледнела и стала чуть заметной…
Нао, Нам и Гав стали искать сухую траву или сучья. Кругом валялся тростник, обломанные ветки, пожелтевшая трава, но все это отсырело. Пришлось собирать тончайшие веточки, стебельки и травинки.
Чуть тлевший огонек не разгорался, несмотря на все старания Нао. Минутами казалось, что поднесенные к нему травинки вот-вот вспыхнут веселым пламенем, но огонек только тлел и не мог совладать с сыростью.
Нао попробовал разжечь его шерстью шакала. Он вырвал несколько волосков из шкуры и, поднеся их к головешке, стал осторожно раздувать огонек. Сердца уламров затрепетали от волнения, но надежды были тщетными: несмотря на все старания, красное пятнышко все тускнело и тускнело… Сначала оно было, как оса, затем, — как муха, потом, — как крохотная мошка, и, наконец, вовсе угасло…
Щемящая тоска овладела сердцами уламров…
В этом крохотном огоньке были заключены все их надежды. Если бы он разгорелся, стал сильным и живучим, уламрам не были бы страшны ни пещерный лев, ни тигр, ни серый медведь. Темнота отступила бы в стороны перед его светлым дыханием. Сырое мясо снова стало бы издавать дразнящий запах. Они с торжеством принесли бы свою добычу племени, и племя преклонилось бы перед их ловкостью и мощью…
Но только что завоеванный Огонь умер…
Снова уламрам предстояло бороться со стихиями, хищниками и с самым злобным и опасным врагом — человеком.
Глава третьяНа берегу большой реки
Кзамы продолжали преследовать уламров. Вот уже восемь дней, как длилась эта упорная и непрерывная погоня. Людоеды стремились во что бы то ни стало истребить дерзких чужеземцев. Вероятнее всего, они принимали уламров за разведчиков могущественного племени.
Беглецы легко могли оставить своих преследователей далеко позади: в выносливости уламры не уступали кзамам, а в быстроте превосходили их. Но Нао ни на мгновенье не забывал о цели своего похода — завоевании Огня, — и по ночам, оставив Нама и Гава на безопасном расстоянии, он возвращался вспять и часами бродил вокруг стоянки кзамов. Он мало спал в эти дни, но и короткого сна было достаточно для подкрепления его сил.
Стремясь сбить преследователей со следа, уламры незаметно для себя значительно уклонились к востоку и на девятый день неожиданно очутились на вершине высокого холма у берега Большой реки. Ветры, дожди, наводнения обнажили склоны холма, прорыли в граните ущелья, оторвали от него огромные глыбы скал, но он незыблемо стоял на месте, несмотря на непрерывную атаку стихий.
Полноводная река омывала подножие холма. Этот мощный поток воды растворил в себе множество ключей, родников, ручейков и речек, текущих среди камней, травы и деревьев. Его питали и ледники, образующиеся в неприступных горных ущельях, и подземные воды, пробивающие себе путь в граните, песчанике и известняке, и водопады, низвергающиеся со скал, и темные тучи, проливающиеся над ним дождем. Стремительный, пенистый и задорный, когда его стесняли каменные берега, яростный и страшный над порогами, поток становился ленивым и спокойным на равнинах. Он питал влагой топи болот, разливался озерами и омывал со всех сторон бесчисленные островки.
Полная жизни река сама рождала неиссякаемую жизнь. На всем протяжении ее течения, от холодных горных областей до жарких равнин, на жирной наносной земле и на бедных, каменистых почвах, вдоль берегов тянулись нескончаемые леса; фиговые, масличные, фисташковые, сосновые, дубовые рощи чередовались со смоковницами, платанами, каштанами, кленами, орешниками, березами, ясенями; белые и серебристые тополи сменялись осокорью, осинами, ольхой, белыми ивами, пурпурными ивами, плакучими ивами.
Жизнь кипела ключом и в воде и на дне реки. Там, в подводных известковых убежищах, копошились целые армии моллюсков; важно ползали по дну, переставляя одетые в панцырь суставы, бесчисленные ракообразные; проносились стаи быстрых, как птицы, рыбок, неторопливо плыли среди тины большие рыбины и скользили среди водорослей гады.
Над рекою реяли птицы. Построившись треугольником, пролетали журавли, плескались в воде утки, гоготали гуси, стаями вились ласточки, проносились неуклюжие цапли, чирки, зуйки; величественно и неторопливо плыли лебеди, метались во все стороны неутомимые воробьи, стремительно падали в воду нырцы, и задумчиво подолгу стояли на одном месте аисты.
Коршуны, ястребы и вороны высматривали себе добычу, орлы взлетали выше туч, соколы купались в прозрачном воздухе; филины, совы рассекали крыльями ночную темь.
По лесистому берегу бесшумно скользили куницы, шмыгали водяные крысы, на водопой прибегали пугливые лани, сохатые, лоси, козы, сайги, муфлоны, дикие ослы и лошади. Временами с обрыва грузно плюхался в воду гиппопотам. Никого не боясь, неспешно проходили стада мамонтов, зубров, бизонов. Носорог высовывал из воды свою непроницаемую броню; пещерный медведь, мирный и огромный, неуклюже переваливаясь, спускался с крутого берега; рысь, пантера, леопард, серый медведь, тигр, лев подстерегали добычу и ворча пожирали еще теплое мясо. Острые запахи лисы, шакала и гиены распугивали грызунов. Стаи волков и диких собак упорно выслеживали слабых, раненых или усталых зверей.
Заросли кишели мелкими зверьками — зайцами, кроликами, белками, сусликами; в траве ползали ужи, ящерицы, муравьи, прыгали лягушки, кузнечики, стрекозы, жужелицы; в воздухе носились шмели, осы, пчелы, шершни, мухи, бабочки, сверчки, светляки, жуки.
По течению реки плыли стволы деревьев, трупы животных, опавшие листья, сломанные ветви, корни растений…
Нао любил реку.
Он подолгу мог любоваться нескончаемым бегом вод. Вода с неутихающей яростью ревела на порогах, с грохотом низвергалась со скал, кипела и пенилась в стремительных водоворотах или величественно и неторопливо катилась по спокойному руслу.
Вода казалась уламру живым существом. Она то хирела и спадала, то росла и крепла, возникая неизвестно откуда. Она пробегала огромные пространства, падала с неба и родниками била из-под земли, утоляла жажду и безжалостно убивала людей и животных. Неутомимая и упорная, она точила скалы и влекла с собой песок, глину и камни. Она проникала туда, куда не было доступа мельчайшему из насекомых, забиралась даже под землю. Вода спала в болоте, отдыхала в озере, быстро двигалась в реке, стремительно неслась в потоке и прыгала, как тигр, в водопадах.
Так думал Нао, глядя на реку.
Уламрам нужно было найти пристанище на ночь. Гав предложил забраться на один из островков посреди течения; но островки представляли собой надежное убежище от зверей, а не от людей. На острове уламры очутились бы в западне, где кзамам легко было бы уничтожить их. Кроме того, это отдалило бы их от Огня. Поэтому Нао предпочел искать место для ночлега на берегу.
После недолгих поисков он нашел сланцевую скалу с почти отвесными склонами и площадкой, на вершине которой могли разместиться десять человек.
Приготовления к ночлегу закончились до наступления сумерек.
Уламров отделяло от кзамов такое расстояние, что они спокойно могли отдыхать часть ночи, не боясь внезапного нападения.
Было прохладно. Редкие облака плыли по небу на западе в багровом свете заката. Поужинав сырым мясом, грибами и орехами, воины осмотрели окрестность. Сумеречный свет позволял разглядеть ближайшие острова, но противоположный берег реки уже тонул во мгле.
К водопою прошло стадо онагров; табун лошадей пронесся мимо. Это были невысокие, коренастые животные, с белой головой, шеей и ногами. Что-то вспугнуло их, и, не успев утолить жажду, они убежали.
Ночь быстро спускалась на землю, и только на западе горела алая полоса. Где-то невдалеке послышалось грозное рычание. — Лев! — прошептал Гав.
— Берега реки кишат дичью, — ответил Нао. — Лев осторожен: он охотней нападет на антилопу или оленя, чем на людей.
Рычание замерло в отдалении. Теперь слышался только лай шакалов, рыскавших по берегам.
По очереди сменяясь на страже, уламры отдыхали здесь до зари. Затем они снова пустились в путь, вниз по течению реки.
Вскоре они набрели на мамонтов. Это было большое стадо, целиком заполнившее поляну длиной в тысячу и шириной в три тысячи локтей. Мамонты паслись здесь, поедая молодые побеги растений. Трое охотников позавидовали их спокойному, уверенному и счастливому существованию. От избытка сил некоторые животные беззлобно боролись, нанося друг другу удары мягкими хоботами. По сравнению с этими великанами пещерный лев казался жалким котенком.
Мамонт мог с корнями вырвать дуб своими клыками или повалить его на землю одним ударом могучего лба.
Нао восторженно воскликнул:
— Мамонт властвует над всем, что живет на земле! Он не боялся мамонтов, зная, что они никогда не причинят вреда животным, которые не задевают их.
— Аум, сын Ворона, был в дружбе с мамонтами, — добавил он после недолгого молчания.
— Почему бы нам не подружиться с ними, как Ауму? — спросил Гав.
— Аум понимал язык мамонтов, — возразил Нао, — а мы не понимаем его.
Однако, эта мысль понравилась ему.
После некоторого молчания Нао снова заговорил:
— Мамонты не говорят, как люди, но все-таки понимают друг друга. Они узнают крик своего вожака. Старый Гоун говорил, что они умеют строиться в ряды по команде и совещаются перед новым походом. Если бы мы могли понять их язык, мы заключили бы с ними союз!
Один из мамонтов, пасшийся поодаль от других, поднял голову и посмотрел на уламров. Нао никогда еще не встречал такого огромного животного. Густая, как у льва, грива росла у него на шее. Его хобот толщиной напоминал ствол дерева, а гибкостью — ужа.
Люди, видимо, заинтересовали мамонта, так как он не спускал с них глаз. Нао приблизился к нему и крикнул:
— Мамонт могуч! Он может ударом лапы, как червяков, раздавить тигра и льва. Одним толчком своей широкой груди он может опрокинуть десяток зубров. Нао, Нам и Гав — друзья большого мамонта!
Мамонт насторожил уши, прислушиваясь к членораздельной речи уламра.
— Мамонт слушает Нао! — радостно воскликнул воин. И он снова крикнул:
— Уламры признают могущество мамонтов и хотят жить с ними в дружбе!
Произнося эти слова, Нао случайно кинул взгляд на болото и увидел большие цветы кувшинки. Нао знал, что это любимая пища мамонтов. Он сделал знак своим спутникам, и все трое принялись рвать длинные влажные стебли.
Нарвав большую охапку кувшинок, они тщательно вымыли их в реке и понесли мамонту. Остановившись в пятидесяти локтях от огромного зверя, Нао снова заговорил:
— Мы сорвали эти цветы для тебя, чтобы ты знал, что уламры — друзья мамонтов!
И, сложив охапку на землю, он отступил.
Мамонт с любопытством приблизился к кувшинкам. Он хорошо знал это растение и любил его как лакомство. Неторопливо пережевывая вкусные стебли, он наблюдал за тремя охотниками.
Временами он задирал хобот кверху, принюхиваясь к запаху людей.
Тогда Нао медленно-медленно стал подходить к мамонту, пока не очутился прямо под его гигантским хоботом, между двумя бивнями, длинными, как туловище бизона. Рядом с этим великаном высокий уламр казался слабым ребенком. Одним движением мамонт мог превратить его в кровавую лепешку. Но Нао был уверен, что мамонт не причинит ему вреда. Гибкий хобот коснулся его тела и обнюхал его; Нао, в свою очередь, тронул хобот рукой. Затем он нагнулся, сорвал несколько пучков травы и предложил их мамонту в знак дружбы.
Глава четвертаяСоюз с мамонтами
Нам и Гав со страхом следили за Нао, в то время как он разговаривал с мамонтом. Они воочию видели, как ничтожен человек…
Когда огромный хобот опустился на плечо Нао, Нам прошептал:
— Мамонт раздавит Нао, как букашку. Кто защитит тогда Нама и Гава от кзамов и хищников?
Но когда они увидели, что Нао гладит рукой хобот великана, сердца их затрепетали от гордости и счастья.
— Нао заключил союз с мамонтом! — воскликнул Гав. — Нао — сильнейший из людей!
В это время издали донесся голос Нао:
— Пусть Нам и Гав, в свою очередь, подойдут к мамонту так же осторожно, как подходил Нао… Они должны нарвать по охапке зеленой травы и поднести мамонту.
Молодые уламры, полные веры в своего вождя, послушно двинулись по направлению к мамонту, останавливаясь по пути, чтобы вырвать из земли молодой куст или пучок травы. Подойдя вплотную к животному, они протянули ему свое приношение. Нао также поднес мамонту сорванную траву, и тот спокойно принял подарки из рук людей.
Так уламры заключили союз с мамонтами.
Молодой месяц с каждой ночью все больше округлялся. Еще через день-другой он должен был превратиться в круглый, как солнце, диск. В этот вечер между стоянками кзамов и уламров лежало расстояние в двадцать тысяч локтей. Преследуемые и преследователи по-прежнему держались у берегов реки.
Кзамы остановились на ночлег в нескольких шагах от обрывистого берега. Они жарили на огромном костре сочные куски мяса, — местность изобиловала дичью, и дневная охота была удачной.
Уламры, дрожа от холода, молча ели сырое мясо дикого голубя и корни растений.
В роще смоковниц, в десяти тысячах локтей от реки, спокойно спали мамонты. Днем они мирились со вторжением людей в их стадо. Но с наступлением ночи присутствие людей начинало их волновать — они не опасались внезапного нападения, но просто не любили, чтобы чуждые животные нарушали их покой. Поэтому в сумерках уламры удалялись на такое расстояние, чтобы их запах не раздражал мамонтов.
После ужина Нао спросил своих спутников:
— Достаточно ли отдохнули Нам и Гав? Чувствуют ли они себя в силах совершить большой переход?
Сын Тополя ответил: — Нам не устал за день. Он готов к борьбе. Гав, в свою очередь, сказал:
— Сын Сайги может, не останавливаясь, пробежать все расстояние до становища кзамов.
— Хорошо, — ответил Нао. — Молодые воины последуют за Нао. Этой ночью они будут бороться за Огонь!
Полная луна уже взошла над деревьями по ту сторону Большой реки. Она величественно совершала свой путь по своду неба, серебря поверхность воды.
Вначале уламры быстро бежали вдоль берега. Но, приблизившись к стану кзамов, они замедлили шаг. Они шли теперь не рядом, а на расстоянии нескольких сот локтей, — при таком строе они не боялись, что притаившийся враг внезапно окружит их. Вскоре они увидели отблеск Огня. Это была стоянка кзамов. Людоеды спали. Трое стражей охраняли их сон и поддерживали Огонь в костре.
Уламры, притаившись в чаще кустарника, с завистью смотрели на Огонь. О, если б им удалось завладеть хоть одной искрой! Они заготовили для Огня обильную пищу: сухую траву и листья, тонко расщепленные сухие веточки. Огонь не умрет у них теперь, они водворят его в плетенку из прутьев, обложенную внутри плоскими камнями…
Но как приблизиться к костру? Как обмануть бдительность кзамов, ставших осторожными с тех пор, как сын Леопарда ночью ворвался в их стоянку?
Нао сказал:
— Слушайте. Нао спрячется на берегу реки, а сыны Тополя и Сайги тем временем будут бродить возле стоянки кзамов. Когда кзамы заметят их, Нам и Гав бросятся бежать, но не со всей скоростью, на какую они способны. Пусть кзамы не теряют надежды догнать их и долго преследуют их. Нам и Гав — храбрые воины, и они не станут бежать слишком быстро! Они должны увлечь кзамов до Красного камня. Если Нао там не будет, они проскользнут между пастбищем мамонтов и берегом Большой реки. Сын Леопарда сумеет найти их след.
Молодые уламры вздрогнули. Их страшила мысль очутиться лицом к лицу с грозными кзамами. Тем не менее они послушно побежали к стоянке, в то время как сын Леопарда пополз к берегу.
Прошло несколько минут. Вдруг сторожевые кзамы заметили Нама, стоявшего на бугре, и Гава, высунувшегося из-за дерева. Они подняли тревогу.
Кзамы с ревом вскочили на ноги и столпились вокруг своего вождя.
Это был человек невысокого роста, коренастый и волосатый, как медведь. Он взмахнул палицей и что-то прокричал.
Кзамы разбились на шесть групп и рассыпались полукругом.
Нао с замирающим сердцем следил за ними.
Людоеды ринулись вслед за молодыми уламрами и скоро скрылись в отдалении.
Тогда Нао перестал думать о них и сосредоточил все свое внимание на костре.
Четверо самых сильных кзамов остались охранять его. Один из них казался особенно страшным. Он так же густо оброс волосами, как и вождь людоедов, но был выше его ростом.
Стоило взглянуть на огромную палицу, на которую он опирался, чтобы получить представление о его чудовищной силе.
Пламя костра освещало кзама. Нао ясно видел его огромные челюсти, маленькие глаза, прикрытые косматыми бровями, короткие и толстые, как ствол дерева, ноги. Трое других кзамов были несколько ниже, но также производили впечатление сильных и смелых воинов.
Нао выбрал удачное место для засады: ветер дул в его сторону, относя к противоположному берегу реки его запах. Нао захватил с собой шкуру убитого шакала и острый запах ее заглушил слабые испарения человеческого тела. Благодаря этому Нао мог незаметно подползти к костру на шестьдесят локтей. Здесь он долго выжидал благоприятного момента, сохраняя полную неподвижность.
Луна поднялась уже над верхушками тополей, когда Нао внезапно вскочил на ноги и испустил свой боевой клич.
Пораженные его неожиданным появлением, кзамы сначала только растерянно смотрели на него. Но замешательство их было недолгим. Пронзительно зарычав, они схватили свое оружие — кто каменный топор, кто палицу, кто копье. Нао крикнул:
— Сын Леопарда послан своим племенем на поиски Огня, потому что Огонь уламров умер. Он прошел через саванну, леса, горы и реки. Если кзамы позволят ему взять несколько головней из их костра, он уйдет, не вступая с ними в борьбу!
Но для людоедов язык этого чужака был понятен не более, чем вой волков.
Он был одинок, а их было четверо, и этого была достаточно, чтобы страстное желание убить его овладело ими.
Нао отступил в надежде, что они нападут на него порознь и он сумеет пробраться к Огню. Но кзамы бросились на него все вместе.
Самый рослый людоед на бегу метнул в него копье с кремневым наконечником. Удар был метко направлен, и копье, задев плечо Нао, упало на землю. Уламр, желая сберечь свое оружие, поднял это копье и швырнул его обратно в своих противников. Снаряд просвистел в воздухе и, описав дугу, вонзился в грудь одного из кзамов. Тот пошатнулся, пробежал еще несколько шагов и упал. Его товарищи злобно завопили и одновременно метнули в уламра копья. Нао упал ничком на землю, чтобы уберечься от кремневых наконечников. Решив, что он ранен, людоеды радостно вскрикнули. Они подбежали к лежащему врагу, чтобы прикончить его.
Но Нао уже вскочил на ноги и был готов к отпору. Один из кзамов с разбегу наткнулся на его копье и свалился замертво на землю. Два других метнули свои топоры; кровь брызнула из бедра Нао, но рана была не глубока, и уламр даже не почувствовал боли. Теперь, не боясь быть окруженным врагами, он то отступал, то бросался вперед, с таким расчетом, чтобы очутиться между кзамами и костром. Наконец, это удалось ему.
— Нао бегает быстрее, чем кзамы! — крикнул он. — Он может взять Огонь, а кзамы потеряли двух воинов!
И одним прыжком он подскочил к самому костру. Протянув руки, чтобы схватить головню, он с ужасом увидел, что в костре оставались одни угли, пылавшие жарким пламенем.
Он переворошил костер, в надежде найти хоть одну несгоревшую ветвь, которую можно было бы взять в руки, но тщетно…
А кзамы приближались.
Нао хотел было бежать, но споткнулся и чуть не упал. Тем временем кзамы подбежали и преградили ему дорогу к отступлению. Нао мог бы перескочить через костер, но для этого ему нужно было повернуться спиной к кзамам.
Раздумье Нао было недолгим. Подняв палицу и топор, он принял бой: он не мог решиться уйти без Огня…
Глава пятаяСхватка у костра
Противники осторожно подходили к Нао. Рослый кзам почти в упор метнул в уламра последнее копье. Нао отбил его обухом топора, и тонкая палка, переломленная пополам, упала в Огонь.
В ту же секунду три палицы со свистом рассекли воздух.
Нао отбил палицы кзамов с такой силой, что меньший из людоедов пошатнулся. Заметив это, Нао бросился к нему и страшным ударом проломил ему голову. Но и сам он пострадал при этом: второй кзам ударил его в левое плечо. Хорошо еще, что Нао успел отскочить, не то палица, направленная умелой рукой, раздробила бы ему череп. Ошеломленный Нао с трудом устоял на ногах. Подняв кверху палицу, он ждал врага.
Хотя теперь перед ним оставался только один противник, положение Нао было незавидное: он едва мог шевелить раненой левой рукой, тогда как кзам, вооруженный палицей и топором, не получил ни одной царапины и был полон сил. Это был великан с широкой грудью и длинными руками, — на целую треть длиннее, чем руки Нао. Короткие кривые ноги его, не способные к быстрому бегу, были, однако, великолепными точками опоры и сообщали телу людоеда устойчивость гранитной глыбы.
Перед решительной схваткой кзам исподлобья окинул взглядом своего противника. Решив, что он легче добьется победы, если будет бить обеими руками, он отбросил в сторону топор и остался с одной палицей. Затем он перешел в наступление.
Две дубины почти одинакового веса столкнулись в воздухе. Удар, нанесенный кзамом, был сильнее удара уламра, так как тот не мог пользоваться левой рукой. Но все-таки Нао удалось отбить нападение. Когда кзам вторично опустил палицу, она рассекла воздух, не встретив ничего на своем пути: Нао ловко увильнул в сторону.
В третьей схватке его палица обрушилась на врага, как молния. Кзам едва успел поднять свое оружие, чтобы отбить удар. Снова узловатые дубины с треском сшиблись в воздухе, но на этот раз отступить должен был людоед. Однако, он скоро оправился и напал на Нао с таким бешенством, что чуть не выбил палицу из его руки. Прежде чем Нао собрался с силами, кзам снова взмахнул палицей. Уламр несколько ослабил, но не мог отвести удара. Дубина обрушилась на его череп… У Нао подкосились ноги: деревья, земля, костер закружились перед его глазами… Чудовищным усилием воли он устоял на ногах и, прежде чем кзам сообразил, что происходит, швырнул в него свою палицу с такой силой, что тот, даже не вскрикнув, свалился мертвым…
Нао не помнил себя от радости. Не веря своей победе, он пристально смотрел на костер, над которым плясали языки пламени.
Кругом все было мирно и тихо: приглушенно рокотала река, чуть шелестела трава под дыханьем ветерка, и только издалека, с противоположного берега реки, доносились лай шакалов и рев вышедшего на охоту льва.
Победитель закричал прерывающимся от волнения голосом: — Нао завладел Огнем!
Он медленно ходил вокруг костра, грел над ним руки, подставлял благотворному теплу грудь, радуясь давно не испытанному блаженству.
— Нао завладел Огнем! — повторял он. — Нао завладел Огнем!
Но скоро лихорадочное возбуждение улеглось. Он подумал, что кзамы могут неожиданно вернуться и что надо поспешить унести в безопасное место свою добычу. Он достал плоские камни, которые постоянно носил с собой после первой неудачной попытки унести Огонь. Нужно было оплести их прутьями, корой и стеблями ползучих растений. В поисках этих растений Нао неожиданно наткнулся на готовую плетенку, в которой людоеды переносили Огонь. Он радостно вскрикнул.
Это было гнездо, искусно сплетенное из древесной коры и выложенное изнутри плоскими камнями, на которых теплился маленький огонек.
Плетенка кзамов была сложена из трех тонких слоев сланца, в оболочке из коры зеленого дуба, скрепленной гибкими прутьями. Несколько отверстий оставляли необходимый для поддержания горения доступ воздуху.
Хотя Нао славился среди племени уламров своим уменьем изготовлять плетенки, но и он не мог бы сделать лучшей, особенно в такой короткий срок.
Такие плетенки требовали неусыпных забот. Нужно было защищать Огонь от дождя и ветра; нужно было смотреть за тем, чтобы он не хирел и не разгорался больше, чем следует; нужно было часто менять кору.
Нао знал все правила ухода за Огнем, установленные тысячелетним опытом его предков. Он слегка раздул Огонь, полил водой кору оболочки, осмотрел вытяжные отверстия и проверил состояние сланцевой подкладки. Затем он собрал разбросанные по земле копья и топоры и перед уходом окинул последним взглядом равнину.
Двое из его врагов были мертвы, они лежали на спине, лицом к звездам; двое других, несмотря на страшные страдания, сохраняли полнейшую неподвижность, чтобы Нао счел их мертвыми. Закон войны и осторожность требовали, чтобы Нао прикончил их. Он подошел к первому, раненному в бедро, и занес над ним копье.
Но тут какое-то странное чувство волной залило его сердце. Он испытывал не понятное ему самому отвращение при мысли, что еще одна жизнь сейчас угаснет. Он не чувствовал ненависти к поверженному врагу. К тому же, куда важней было загасить костер.
Нао раскидал во все стороны пылающие головни и палицей, принадлежавшей одному из убитых врагов, разбил их на мелкие уголечки, которые не могли сохранить Огонь до возвращения кзамов. Затем, связав раненым руки и ноги гибкими стеблями растений, он сказал:
— Кзамы не захотели дать сыну Леопарда даже одной головешки, а теперь у самих кзамов нет Огня! Они будут страдать от темноты и холода до тех пор, пока не вернутся к своему племени! Уламры стали сильнее кзамов!
Когда Нао подошел к подножью холма, где он должен был встретиться со своими молодыми спутниками, их там не было.
Это нисколько не удивило его: очевидно, Наму и Гаву пришлось сделать большой крюк, чтобы избавиться от преследователей.
Прикрыв ивовыми листьями свою рану, уламр уселся подле плетенки, в которой блестел яркий огонек.
Время текло. Луна все выше поднималась по небосклону.
Когда ночное светило достигло зенита, Нао вдруг поднял голову.
Среди тысячи разнообразных шумов, наполнявших ночь, он расслышал характерный звук человеческих шагов. Это был быстрый и четкий шаг, который никак нельзя было смешать с дробной поступью четвероногих. Сначала шум был чуть слышен, но по мере приближения он становился все более отчетливым. Порыв ветерка донес до Нао запах этого человека.
Уламр сказал себе:
"Сын Тополя обогнал преследователей и теперь возвращается!"
Действительно, равнина была совершенно спокойна, и за Намом никто не гнался.
Через несколько мгновений молодой охотник подошел к подножью холма.
Нао спросил его:
— Кзамы потеряли след Нама?
— Нам увлек их за собой на север, затем побежал во всю прыть и оставил их далеко позади. Чтобы уничтожить следы, он долго шел по воде и остановился только тогда, когда ни глазом, ни слухом, ни обонянием не мог обнаружить близости людоедов.
— Хорошо! — сказал Нао, кладя ему руку на плечо. — Нам — ловкий и хитрый воин. А где Гав?
— Сына Сайги преследовали другие кзамы. Нам нигде не встретил его следа.
— Мы подождем Гава. А теперь пусть Нам посмотрит…
И с этими словами Нао подвел своего спутника к плетенке.
Нам увидел маленький, но яркий и распространяющий тепло огонек.
— Вот, — просто сказал воин. — Нао добыл Огонь.
Молодой уламр радостно вскрикнул; глаза его наполнились слезами.
Он простерся на земле перед сыном Леопарда и, задыхаясь, проговорил:
— Нао один хитрее, чем целое племя. Он станет великим вождем уламров, и никакой враг не сможет устоять против него!
Уламры сели на землю возле плетенки. Теплившийся в ней крохотный огонек согревал их, как некогда большой костер на стоянке племени. Их не пугала больше мысль об огромном расстоянии, отделявшем их от родных мест. Когда они покинут берега Большой реки, кзамы вынуждены будут прекратить преследование, и на дальнейшем пути надо будет опасаться только одних хищных зверей.
Долго уламры грезили; будущее не страшило их, и жизнь, казалось, обещала только радости. Но, когда луна начала спускаться к западу, беспокойство снова овладело ими.
— Что случилось с Гавом? — прошептал Нао. — Неужели ему не удалось уйти от кзамов? Не попал ли он в западню?
Равнина была нема; молчали звери; даже ветерок стих, и не шелестели больше прибрежные камыши. Только несмолкающий рокот потока нарушал тишину ночи.
Нао и Нам не знали, что делать: ждать рассвета или немедленно пуститься на поиски Гава? Нао понимал, что нельзя оставить Огонь на попечение Нама. С другой стороны, он не мог покинуть сына Сайги, которому угрожали свирепые кзамы. Долг перед племенем требовал, чтобы он предоставил Гава его судьбе и заботился только об Огне; но за время совместных поисков Нао привязался к своим спутникам. Опасности, грозящие им, тревожили его так же, как угроза ему самому, и даже больше, ибо он знал, что Нам и Гав слабее его, что они не способны постоять за себя в борьбе со стихиями и зверями, а тем более с людьми.
— Нао пойдет искать следы Гава! — сказал он, наконец. — Нам останется, чтобы ухаживать за Огнем. Он не должен спать: он будет смачивать водой кору плетенки, когда она перегреется, и ни на миг не отлучится от Огня!
— Нам будет охранять Огонь бдительней, чем собственную жизнь, — решительно сказал молодой воин.
И он гордо добавил:
— Сын Тополя умеет поддерживать Огонь. Мать научила его этому, когда он был еще не больше волчонка.
— Хорошо. Если Нао не вернется прежде, чем солнце поднимется над верхушками тополей, Нам уйдет под защиту мамонтов. Если же Нао не придет до конца дня, Нам должен будет один направиться к становищу уламров.
Нао ушел. Сердце его было неспокойно. Много раз он оборачивался и глядел на Нама, склонившегося над плетенкой с Огнем.
Глава шестаяПоиски Гава
Нао решил вернуться в становище людоедов, чтобы оттуда пойти по следам Гава. Он шел медленно. Раненое плечо горело, в голове был шум, огромная шишка вскочила на черепе в том месте, куда попал удар палицы.
Грустные мысли теснились в голове уламра. Даже после завоевания Огня его молодым спутникам и ему самому продолжали угрожать бесчисленные опасности. Когда-то они вернутся к своему племени и удастся ли вообще вернуться живыми?
Наконец, он дошел до опушки ясеневой рощи. Отсюда несколькими часами раньше он увидел стоянку кзамов. Но тогда свет восходящей луны меркнул в зареве яркого костра, а теперь стоянка вьшерла, головни, которые Нао разбросал, угасли, и темная ночь нависла над мрачным полем.
Напрягая слух, зрение и обоняние, Нао пытался определить, вернулись ли назад преследователи. Но все было неподвижно в стане врагов, и только изредка стонали раненые.
Тогда Нао решительно зашагал к становищу. Раненые мгновенно перестали стонать, и казалось, что у погасшего костра лежат только одни трупы.
Но Нао не стал задерживаться здесь. Найдя место, откуда Гав пустился бежать, сын Леопарда легко разыскал его след. Вначале не представляло никакого труда итти по нему: Гав бежал почти по прямой, и отпечатки его ног сопровождались многочисленными глубокими следами преследователей — кзамов. Но вскоре следы Гава начали описывать петли среди холмов, замкнутые круги, проникали в заросли кустарника и, наконец, уперлись в болото. Нао с трудом снова разыскал их на берегу реки. Следы теперь были влажные, как будто Гав и его преследователи вышли из реки.
Нао прошел по следу еще тысячи три-четыре локтей; но тут ему пришлось остановиться: тяжелые тучи заволокли луну, а заря еще не занималась. До рассвета нечего было делать, и сын Леопарда сел под смоковницу, видевшую уже десять поколений людей. Ночные хищники закончили охоту, дневные животные еще не проснулись в своих норах, в дуплах деревьев или в чаще густого кустарника, куда они забрались на ночь.
Нао отдыхал, нетерпеливо поглядывая на восток, где за линией холмов медленно занималась осенняя заря, тусклая, холодная и неприветливая. Уже поднялся предрассветный ветерок, и заколыхались пожелтевшие листья смоковниц.
Проглотив кусок сырого мяса, Нао снова принялся за поиски. Из рощи след Гава шел по песчаной равнине, покрытой редкой травой и чахлым кустарником, потом свернул в тростниковую заросль на краю болота, поднялся по склону холма и, наконец, затерялся на берегу реки, которую Гав, очевидно, перешел вброд.
Нао, в свою очередь, переправился на противоположный берег реки и там, после долгих поисков, установил, что следы кзамов разделились, — видимо, они окружали Гава.
В продолжение нескольких минут сын Леопарда нерешительно топтался на месте. Он понимал, что не имеет права рисковать Огнем, жизнью Нама и своей собственной, чтобы притти на помощь Гаву. Теперь он должен был опасаться встречи не только с двумя группами преследователей Гава, но и с отрядом, который пустился в погоню за Намом и потерял его следы. Встреча с этим отрядом была бы тем опасней, что, следуя за сыном Тополя, он обогнал Гава и мог отрезать Нао путь к отступлению.
Но желание спасти молодого уламра так увлекло Нао, что он решил пренебречь опасностью. Не колеблясь больше, он пошел по следу Гава, лишь изредка останавливаясь, чтобы оглядеть окрестность.
Рыхлая почва равнины сменилась твердым гранитом, едва прикрытым тончайшим слоем чернозема. След огибал подножье холма с отвесными, крутыми склонами.
Нао решил взобраться на холм. Отпечатки шагов на земле были совсем свежие, и он надеялся с вершины холма увидеть самого Гава или его преследователей.
Уламр стал карабкаться по склону холма, цепляясь за кусты.
Действительно, достигнув вершины, он увидел Гава; молодой воин бежал по участку красной глины, казавшемуся обагренным кровью бессчетных тысяч животных.
За ним, не отставая, бежали несколько широкоплечих, длинноруких и коротконогих кзамов. С севера, наперерез беглецу, приближалась другая группа кзамов. Несмотря на то, что погоня длилась уже несколько часов, сын Сайги, по-видимому, сохранил еще достаточно сил, и в поступи его не было заметно усталости.
В продолжение этой долгой осенней ночи Гав бережно расходовал свои силы, пускаясь бежать со всей скоростью, на какую он был способен, только чтобы избегнуть засады или чтобы подразнить своих преследователей. Но, к несчастью, в пылу бегства он заблудился и теперь не знал, в каком направлении искать холм, где Нао назначил ему свидание.
Гав направлялся к сосновому лесу, темневшему на северо-востоке. Ближайшие к нему преследователи, рассыпавшись цепью длиной в тысячу локтей, преграждали отступление на юг. Группа, бежавшая с севера, разгадав замысел Гава, вдруг переменила направление. Очевидно, кзамы решили одновременно с ним добраться до опушки леса.
Положение беглеца не было ни угрожающим, ни даже опасным при условии, если, попав в лес, он сразу свернет на северо-запад. Проворный сын Сайги без труда мог значительно опередить кзамов; тогда Нао догонит его, и они вместе вернутся к берегам Большой реки.
Оглядев окрестность, Нао увидел, что под прикрытием высокого кустарника можно незаметно подойти почти вплотную к опушке леса.
Нао собрался было спуститься на равнину, чтобы привести этот план в исполнение, как вдруг новое обстоятельство заставило его остановиться: на северо-западе появился еще один отряд кзамов. Гав мог надеяться теперь на спасение, только удирая во всю прыть в западном направлении. Но он, по-видимому, не заметил новой опасности и медленно трусил по прямой.
В груди Нао опять стали бороться противоречивые чувства. Он хотел спасти Гава и понимал, что этим он подвергает опасности Огонь, Нама и свою жизнь. Но чувство привязанности к молодому воину одержало верх над осторожностью.
Бросив еще один пристальный взгляд на равнину и запечатлев в памяти все особенности ее, сын Леопарда поспешно спустился с холма и под прикрытием кустарника побежал на запад.
Когда кустарник кончился, он скользнул в высокую траву и, согнувшись, стрелой понесся прямо к опушке леса. Он бежал значительно быстрее, чем Гав и кзамы, которые берегли силы, и первым очутился на опушке леса.
Теперь необходимо было дать знать беглецу о себе. Он трижды закричал, подражая крику оленя, — это был обычный сигнал уламров. Но расстояние было слишком велико, и Гав не расслышал или, быть может, озабоченный мыслью о преследователях, не понял сигнала.
Это понудило Нао выдать свое присутствие. Он выскочил из-под прикрытия и издал громкий боевой клич уламров. Протяжный рев, подхваченный всеми отрядами кзамов, наступавшими с юга, севера и востока, был ему ответом.
Гав остановился, как вкопанный: он не верил себе. Но, убедившись, что слух и зрение не обманули его, он со всех ног радостно кинулся к сыну Леопарда.
Уверившись в том, что Гав заметил его, Нао побежал прямо на запад. Но вновь прибывший отряд кзамов, увидев это, изменил направление и несся теперь наперерез ему. План людоедов был понятен: они преграждали беглецам дорогу на север, юг и восток, тесня их к западу, где вставала высокая каменная гряда, взобраться на которую было почти невозможно.
Видя, что Нао все-таки бежит к этой гряде, кзамы радостно закричали и еще теснее сжали кольцо вокруг уламров. Передовые преследователи уже были в пятидесяти локтях от них и на ходу занесли копья, готовясь метнуть их в противников. Но Нао, увлекая за собою Гава, неожиданно нырнул в кусты и скрылся в ущелье, которое он высмотрел с вершины холма.
Людоеды заревели от бешенства; часть из них последовала за уламрами в ущелье, другие же бросились в обход препятствия.
Нао и Гав, как вихрь, неслись вдоль ущелья. Они намного опередили бы кзамов, если бы почва не была здесь такой неровной и изрытой. Но когда они вышли из ущелья по ту сторону каменной гряды, трое людоедов, успевших обогнуть препятствие, преградили им путь к северу.
Нао и Гав хотели было податься в противоположную сторону, к югу, но и оттуда доносился нарастающий шум погони. Наконец, из ущелья с минуты на минуту могли появиться воины, устремившиеся вслед за беглецами. Каждая секунда колебания грозила гибелью.
Нао быстро принял решение. Держа палицу в одной руке и топор в другой, он смело бросился на кзамов. Гав, не отставая от него, взмахнул копьем. Три людоеда разбежались в разные стороны. Они ждали подкрепления и заботились только о том, чтобы уламры не прорвали кольца. Нао разгадал их замысел и с угрожающим криком бросился на ближайшего, молодого высокого воина. Тот поднял топор, готовясь парировать удар. Но одним взмахом палицы Нао выбил у него из рук оружие, а вторым уложил его на месте.
Тогда двое других кзамов кинулись на Гава. Они рассчитывали быстро справиться с ним и затем соединенными силами напасть на Нао. Гав метнул копье в одного из противников и ранил его, но не опасно; прежде чем Гав успел поднять палицу, тот, в свою очередь, ранил молодого уламра топором в грудь. Сын Сайги быстро отскочил в сторону и тем спасся от второго удара, который был бы смертельным.
Кзамы погнались за ним. Один напал на него спереди, а другой в это время готовился оглушить его сзади. Казалось, Гав был обречен. Но Нао взмахнул огромной палицей, и один людоед повалился на землю с раздробленным черепом. Второй отступил к северу, под защиту большой группы сородичей, спешивших к месту сражения. Однако, они опоздали: уламры уже вырвались из западни и бежали по открытому полю, с каждым скачком увеличивая расстояние между собой и врагами.
Прежде чем солнце достигло зенита, они обогнали преследователей почти на шесть тысяч локтей. Иногда им казалось, что кзамы оставили уже погоню, но, взобравшись на вершину какого-нибудь холма, они тотчас же обнаруживали разъяренную толпу людоедов, упорно бежавших по их следу.
Гав заметно ослабел. Кровь беспрерывно сочилась из раны на его груди; иногда это была тончайшая струйка, и тогда уламры надеялись, что рана закрылась, но стоило юноше сделать один неверный скачок, как кровь снова начинала обильно течь.
Нао нарвал листьев молодого тополя и кое-как прикрыл ими рану. Однако, кровь не унималась. Гав бежал все медленней и медленней. Теперь, оборачиваясь, Нао видел, что передовые кзамы догоняют их.
Сын Леопарда с отчаянием подумал, что, если Гаву не станет лучше, людоеды скоро настигнут их. Между тем с каждым новым шагом слабость Гава все росла. Он с огромным трудом взобрался на склон очередного холма, а добравшись до вершины, почувствовал, что сердце у него замирает и ноги подкашиваются. Лицо его стало пепельно-серым. Он зашатался.
Нао, поискав глазами преследователей, с грустью увидел, что расстояние еще больше сократилось.
— Если Гав не соберется с силами и не побежит, — сказал Нао глухим голосом, — людоеды настигнут уламров раньше, чем они доберутся до реки.
— У Гава темно в глазах, и в ушах трещит, словно сверчок, — чуть слышно ответил молодой воин. — Сын Леопарда должен бежать один. Гав умрет за Огонь…
— Нет, Гав не умрет! — воскликнул Нао.
И, перекинув через плечо обмякшее тело своего спутника, он бросился бежать. Сначала мужественному уламру удавалось сохранять расстояние, отделявшее его от преследователей, но вскоре и его огромная мускульная сила стала сдавать. Вниз по уклону, увлекаемый тяжестью Гава, он бежал даже быстрей, чем кзамы, но при подъеме на холмы он тяжело дышал и с трудом передвигал ноги. Если бы не рана в бедре, если бы не удар палицей по черепу, от которого у него до сих пор стоял шум в ушах, Нао, пожалуй, даже с Гавом на плече опередил бы коротконогих кзамов; но раненому это было не по силам…
С каждой минутой кзамы догоняли его. Он слышал уже шум их скачков и, не оборачиваясь, знал, на каком они расстоянии: пятьсот локтей… четыреста… двести…
Нао остановился, осторожно положил Гава на землю и после тяжелой борьбы с самим собою сказал:
— Нао не может больше нести Гава.
Сын Сайги с усилием поднялся на ноги и ответил: — Нао должен бросить Гава и спасать Огонь!
Кзамы были теперь не более как в шестидесяти локтях. В воздухе засвистели первые метательные снаряды. Но большая часть упала на землю, не долетев до уламров. Только один дротик слегка оцарапал ногу Гава. Зато копье Нао пронзило насквозь одного людоеда, а другого, опередившего своих товарищей, уламр убил наповал ударом палицы. Это внесло замешательство в ряды кзамов. Они остановились, решив дождаться подкрепления.
Уламры воспользовались этой передышкой. Укол дротика подстегнул Гава. Дрожащей рукой он схватил топор, чтобы метнуть его в противников.
Заметив это движение, Нао сказал:
— Гав не должен напрасно тратить силы! Лучше пусть он бежит! Нао задержит преследователей!
Молодой воин колебался, но Нао повелительно повторил:
— Беги!
И Гав побежал, сначала неуверенно, шатаясь, но с каждым шагом все тверже и быстрей. Нао медленно пятился назад, держа наготове по копью в каждой руке.
Кзамы растерянно глядели на него, не зная, на что решиться. Наконец, их вождь приказал начать наступление. Дротики мелькнули в воздухе, и кзамы бросились на Нао. Уламру опять удалось убить двух противников, и, воспользовавшись новым замешательством в рядах людоедов, он повернулся и побежал.
Погоня возобновилась. Гав то бежал с прежней скоростью, то с трудом передвигал подкашивающиеся ноги и тяжело дышал. Нао тянул его за руку, но это мало помогало. Кзамы не спеша бежали за ними, уверенные теперь, что добыча никуда не уйдет.
Нао не мог снова взвалить Гава на плечо и побежать с ним: рана его горела, усталость сковывала члены, в голове шумело. В довершение несчастья он ушиб ногу о камень и теперь прихрамывал.
Нао мрачно молчал, прислушиваясь к бегу врагов. Кзамы были едва в двухстах локтях, затем и это расстояние сократилось…
Беглецы с трудом взбирались на холм. Собрав все свои силы, Нао помог Гаву подняться на вершину. Очутившись там, он бросил взгляд на запад и вдруг радостно закричал:
— Большая река! Мамонты!
Действительно, у подножья холма протекала широкая, полноводная река. Зеркальная поверхность ее сверкала на солнце среди тополей, кедров, вязов и ольхи. Мамонты виднелись в четырех-пяти тысячах локтей.
Стадо спокойно паслось, поедая траву и молодые побеги деревьев.
Нао, почувствовав прилив сил, кинулся вниз, увлекая за собою Гава. В одну минуту уламры опередили преследователей на триста локтей. Но это был только короткий порыв.
Локоть за локтем кзамы наверстывали потерянное расстояние…
Еще две тысячи локтей отделяли беглецов от стада мамонтов, а людоеды преследовали их уже по пятам… Они не спешили напасть на уламров, которые бежали прямо к стаду мамонтов, так как знали, что при всем своем миролюбии эти животные не терпят чужого присутствия; поэтому они были уверены, что раньше или позже беглецы сами остановятся.
Уламры слышали уже тяжелое дыхание людоедов за своей спиной, а нужно было пробежать еще не меньше тысячи локтей…
Тогда Нао протяжно крикнул. В ответ на этот крик из платановой рощи выбежал человек, и один из мамонтов, подняв хобот, пронзительно заревел. Тотчас же три мамонта отделились от стада и зашагали навстречу к сыну Леопарда.
Кзамы радостно закричали и остановились: им оставалось только ждать, что уламры побегут назад; тогда они окружили и убили бы их.
Однако, Нао и Гав пробежали навстречу к мамонтам еще несколько сот локтей и только после этого остановились.
Нао повернул к кзамам бледное от непомерной усталости лицо и торжествующе, сверкая глазами, крикнул:
— Уламры заключили союз с мамонтами! Нао не страшны людоеды!
Пока он говорил это, мамонты приблизились к беглецам, и, к величайшему удивлению людоедов, вожак стада положил свой хобот на плечо Нао.
Сын Леопарда продолжал:
— Нао забрал Огонь у людоедов! Он убил четырех стражей Огня на стоянке кзамов, и еще четырех убил он во время погони.
Кзамы завыли от бешенства, видя, что добыча ускользнула от них, но, так как мамонты приближались, они убежали, не смея и думать о борьбе с этими гигантами.
Глава седьмаяПод защитой мамонтов
Нам оказался хорошим хранителем Огня. Нао увидел, что в плетенке горит ровное яркое пламя. И, несмотря на изнурение, жгучую боль в раненом бедре и жар, от которого кружилась голова и туманилось сознание, Нао почувствовал себя бесконечно счастливым. После испытаний этого дня, после стольких пережитых тревог особенно сладостным было ощущение безопасности. Мысленно он видел родные места, весеннее убранство болот, камыши, вонзившие в небо прямые стрелы своих стеблей, зеленую листву ольховника и ив, веселый полет чирков, цаплей, голубей, перекличку синиц, теплый, животворящий весенний дождик. И в воде, и в траве, и в чаще деревьев ему мерещился образ гибкой и стройной Гаммлы.
Помечтав перед Огнем, Нао стал собирать травы и корни, чтобы поднести их своему покровителю — мамонту. Он понимал, что союз с гигантами будет длительным только в том случае, если его возобновлять каждый день.
Затем он выбрал местечко для отдыха в самой середине громадного стада и растянулся там, приказав Наму стать на стражу.
— Если мамонты уйдут с пастбища, — сказал Нам, — я разбужу сына Леопарда.
— Пастбище обильное, и мамонты не покинут его до вечера, — ответил Нао.
И он заснул, как убитый.
Когда он проснулся, солнце клонилось к закату. Розовые облака нежно обволакивали пожелтевший диск солнца, напоминавший громадный цветок кувшинки.
Нао чувствовал себя разбитым — ноги у него мучительно ныли, озноб трепал исстрадавшееся тело. Но шум в ушах почти прошел, и рана начала затягиваться.
Он бросил взгляд на плетенку с Огнем и спросил у Нама:
— Кзамы не возвращались?
— Они не уходили… Вон они стерегут нас на берегу реки, напротив того островка.
— Пусть стерегут, — ответил сын Леопарда. — У них нет Огня, чтобы согреваться во время долгой холодной ночи. Скоро они потеряют терпение и вернутся к своему племени. А теперь Нам может отдохнуть.
Нам послушно улегся на охапку сухих листьев, а Нао подошел к Гаву, метавшемуся в бреду. Голова сына Сайги горела, дыхание со свистом вырывалось изо рта, но рана больше не кровоточила, и Нао понял, что опасность не угрожает жизни его молодого товарища. Уламру страстно хотелось развести большой костер, но он понимал, что это может не понравиться мамонтам. Кроме того он не знал еще, позволит ли им вожак мамонтов провести ночь под защитой стада.
Нао стал искать глазами вожака. По обыкновению, тот стоял поодаль, чтобы лучше видеть окрестность и следить за стадом. Он глодал побеги молодых деревьев, чуть-чуть выступавшие на поверхность земли.
Сын Леопарда снова нарвал съедобных корней и травы, присоединил к этому болотные бобы и, держа на вытянутых руках свой подарок, направился к большому мамонту.
Животное, помахивая хоботом, сделало несколько шагов навстречу человеку. Увидев в руках Нао вкусное приношение, мамонт удовлетворенно заворчал. Он начинал чувствовать привязанность к этому странному двуногому существу.
Уламр протянул ему свой подарок и сказал:
— Вождь мамонтов! Кзамы стерегут уламров на берегу реки. Мы не боимся кзамов, но нас всего трое, а кзамов больше, чем у всех нас пальцев на руках и на ногах. Они убьют уламров, если те уйдут от мамонтов.
Мамонт не был голоден, так как пастбище изобиловало сочной травой. Однако, он съел принесенные уламром побеги и бобы. Затем он не спеша оглядел окрестности, несколько мгновений смотрел на заходящее солнце и обнял хоботом тело человека.
Нао понял, что союз с сильнейшими существами на земле стал еще более прочным и что сам он, Гав и Нам могут оставаться под защитой стада мамонтов до полного выздоровления…
Следующие трое суток Нао, Гав и Нам провели с мамонтами. Мстительные кзамы по-прежнему прятались в зарослях на берегу Большой реки. Они надеялись застигнуть врасплох ненавистных уламров и отомстить им за украденный Огонь и гибель нескольких соплеменников.
Уламры не боялись людоедов, так как союз с мамонтами крепнул изо дня в день. Нао быстро оправлялся от ран; шум в голове больше не мучил его, неглубокая рана на плече затягивалась, жар прошел. Гав также выздоравливал.
Часто трое уламров, взобравшись на вершину кургана, издевались над своими врагами. Нао кричал им:
— Зачем кзамы бродят вокруг пастбища мамонтов? Топоры и палицы кзамов бессильны перед топором и палицей Нао! Если людоеды не уберутся к своему племени, уламры заманят их в ловушку и перебьют всех до последнего!
Нам и Гав издавали воинственные крики и потрясали копьями. Но кзамы не обращали никакого внимания на насмешки и продолжали бродить по саванне, среди камышей и кустарников. В роще смоковниц, среди тополей, ясеней и кленов уламры вдруг замечали косматую грудь или густую гриву притаившегося кзама, который подстерегал их. И хотя у них не было страха перед кзамами, эта упорная слежка раздражала и озлобляла их.
Нао подолгу думал о том, как избавиться от опасного соседства. Трижды в день он приносил вожаку мамонтов стебли растений, сладкие корни и болотные бобы. Он часто и подолгу просиживал возле мамонта, стараясь понять его язык или научить его понимать человеческий.
Казалось, мамонт с удовольствием слушает человеческую речь.
В такие минуты Нао думал:
"Мамонт понимает Нао… но Нао еще не понимает речи мамонта…"
Принося мамонту корм, уламр кричал: "Вот! Нао принес мамонту пищу!" Мамонт привык к этому крику и шел навстречу Нао, как только слышал его голос. Он разыскивал уламра даже тогда, когда тот нарочно прятался в кустарнике или за деревьями, и брал из рук человека вкусные корни и свежие, влажные стебли.
Мало-помалу человек и мамонт настолько привыкли друг к другу, что стали звать один другого без всякого повода.
Мамонт призывал Нао тихим ворчанием, Нао мамонта — негромким однозвучным окликом. Они любили бывать вместе.
Человек садился на землю, и мамонт бродил вокруг него, а иногда осторожно обхватывал его хоботом и поднимал над землей.
Нао приказал своим спутникам приносить дань двум другим мамонтам, и те так же привыкли к молодым уламрам, как их вожак к Нао. Затем Нао показал Наму и Гаву, как нужно приучать животных к своему голосу, и на пятый день еще два мамонта стали приходить на зов людей.
Однажды вечером, перед наступлением сумерек, Нао собрал большую кучу хвороста и осмелился поджечь ее.
Воздух был сухой и холодный, ветерок едва колыхал листву на деревьях.
Огонь быстро занялся, и скоро густой дым сменился ярким, сильным пламенем.
Мамонты сбежались со всех сторон к костру. Видно было, как тревожно шевелятся их длинные хоботы и испуганно сверкают маленькие глазки. Они были знакомы с Огнем, встречались с ним в саванне и в лесу во время пожаров, вызванных ударом молнии. Они помнили, как однажды им пришлось удирать от лесного пожара: огонь яростно трещал и гнался за ними по пятам; его жаркое дыхание опаляло кожу, его зубы кусали, причиняя нестерпимую боль. Самые старые вспомнили мамонтов, попавших в пасть к Огню и уже никогда более не возвратившихся в стадо. И все они недоверчиво косились на пламя, вокруг которого сидели маленькие двуногие существа. Но вожак мамонтов, стоя в десяти шагах от костра, с любопытством глядел на него. А так как поведение вожака в течение долгих лет было образцом поведения для всего стада, остальные мамонты вскоре также успокоились и без страха стали глядеть на неподвижный Огонь двуногих существ, не похожий на страшный, движущийся Огонь лесов и равнин.
Таким образом, Нао добился права разводить костер. И в этот вечер, впервые за долгое время, уламры насладились жареным мясом и грибами.
На шестой день осады упорство кзамов стало не на шутку волновать Нао. За эти дни он вполне оправился от ран, и бездействие томило его. Уламра тянуло на север, к родным местам, к племени.
Заметив как-то притаившихся среди платанов косматых людоедов, он сердито крикнул им: — Кзамам все равно не съесть уламров! Затем он сказал своим спутникам:
— Нам и Гав позовут мамонтов, с которыми заключили союз, а Нао заставит следовать за собой вожака мамонтов. Тогда уламры смогут дать бой людоедам.
Спрятав Огонь в надежное место, уламры нарвали достаточный запас корма и позвали своих покровителей. Те немедленно откликнулись на призыв. Приманивая мамонтов все новыми и новыми охапками вкусного корма, уламры отвлекли их на большое расстояние от пастбища. Однако, чем дальше, тем неохотней шли мамонты. Они часто останавливались и, оборачиваясь, глядели назад — видимо, вожака тревожило сознание ответственности за покинутое стадо. Наконец, он окончательно остановился и, вместо того чтобы пойти вперед на призывный крик Нао, в свою очередь, позвал его.
Но Нао не сдавался: он знал, что кзамы находятся поблизости, в нескольких десятках локтей, и не хотел отказаться от своего замысла. Позвав Нама и Гава, он бросился с ними в кусты. На уламров посыпались дротики, и несколько кзамов вскочили на ноги, чтобы вернее поразить врагов. Тогда Нао издал пронзительный призывный крик. Вожак мамонтов понял, что от него требовалось. Подняв хобот кверху, он затрубил сбор стада и, не дожидаясь остальных, бросился на кзамов. Два других мамонта последовали за ним.
Нао, Нам и Гав, воинственно крича, также ринулись на врагов, размахивая палицами, топорами и копьями.
Испуганные людоеды рассыпались во все стороны. Но мамонты уже разъярились — они преследовали бегущих с бешенством и ожесточением. Со стороны Большой реки на помощь вожаку лавиной катилось все стадо мамонтов.
Земля дрожала под ногами огромных животных, и все звери, прятавшиеся в зарослях, — волки, шакалы, козули, лани, лошади, сайги, вепри — в ужасе бросились бежать, словно перед наступлением воды, вышедшей из берегов.
Вожак первым настиг одного беглеца.
Крича от страха, кзам распластался на земле. Но мускулистый хобот обвился вокруг дрожащего тела, поднял его в воздух и отшвырнул на десять локтей. Как только людоед упал на землю, на него опустилась волосатая нога и раздавила его, словно насекомое. Другого кзама пригвоздили к земле гигантские бивни, в то время как третий, совсем молодой воин, поднятый высоко над землей хоботом, отчаянно кричал в предсмертной тоске.
Стадо приближалось. Как горный обвал, нахлынуло оно на кустарник, все сметая на своем пути. Все кзамы, прятавшиеся в зарослях по берегам Большой реки и в ясеневой роще, были растоптаны, раздавлены, уничтожены.
Только тогда утихла ярость мамонтов.
Вожак, остановившийся у подножья холма, затрубил сбор, и мамонты послушно потянулись к нему; глаза их еще блестели от возбуждения, бока тяжело вздымались.
Спасшиеся людоеды без оглядки бежали на юг. Нао, Нам и Гав могли больше не бояться их — кзамы навсегда отказались от преследования уламров. Они принесли своему племени удивительную весть о союзе северных людей с мамонтами. Сказания об этом союзе передавались из поколения в поколение еще много тысячелетий спустя…
Опустошив пастбище, мамонты отправились на поиски нового в низовье Большой реки. Десять дней кочевали мамонты вдоль берега. Стадо не спешило; оно находило корм повсюду: и в камышовых зарослях, и на черноземной почве равнин, и в болотной тине, и среди чащи старых лесов; сильные, огромные животные были неприхотливы и заботились больше о количестве, чем о качестве корма.
Сознание своей силы делало мамонтов миролюбивыми, спокойными, неторопливыми; оно сказывалось и в их походном строе, и в выборе места для ночевок, и в строгом порядке внутри стада. Мамонты отличались высоким совершенством чувств: великолепным зрением, тонким обонянием, отличным слухом, хорошим осязанием.
Огромные и в то же время гибкие, тяжеловесные, но подвижные, они так же свободно передвигались по воде, как и по земле. Их чувствительные хоботы, которые могли душить, как медвежьи лапы, и работать, как человеческие руки, удаляли с пути препятствия, втягивая воздух, определяли источники запахов, разыскивали и выкапывали из-под земли коренья, срывали траву. Их гигантские круглые ноги могли одним ударом раздавить льва. Не было на земле животного, которое не боялось бы их страшных бивней.
Казалось, ничто не могло остановить их победного шествия по земле…
Так думал Нао, следуя за стадом гигантов. Ему приятно было слышать, как гудела земля под ногами длинного ряда мирных животных. Он гордился тем, что все хищники спешили скрыться, заслышав шум приближающегося стада.
Для усталых и измученных уламров это были дни полного отдыха от опасностей и тревог.
Мамонты просыпались рано, когда лента реки чуть серела в предрассветном сумраке и жизнь кругом еще не пробудилась от сна. Они вставали с сырой земли и, подняв кверху хоботы, оглушительно трубили, приветствуя рождение дня.
Они резвились в саванне, радуясь свежему дыханию утра, играя, гонялись друг за другом по излучинам реки, затем собирались вместе и не спеша лакомились вырытыми из-под земли кореньями, свежесорванными молодыми побегами деревьев и травой.
Они искали грибы — моховики, сморчки и масленки, а когда не находили грибов, грызли каштаны и жолуди. Потом они всем стадом спускались к водопою.
Нао, взобравшись на вершину холма или на скалу, любил смотреть, как многочисленное и величественное стадо шагало к реке.
Бурые спины мамонтов казались издали волнами прилива; широкие ноги их оставляли в глине глубокие ямы; огромные уши шевелились на ходу, словно гигантские летучие мыши; гибкие, подвижные хоботы были похожи на толстые ветви деревьев, а шерсть, покрывавшая их, напоминала мох.
С наступлением ночи уламры разводили костер.
Огонь замирал, когда в него подбрасывали сырые ивовые ветви, но затем собирался с силами и с яростным треском глодал их. Разгораясь, он начинал ровно дышать, высушивал сырую землю, отгонял темноту на тысячу локтей и извлекал из сырого мяса, каштанов и кореньев до тех пор скрытый в них приятный аромат.
Вожак мамонтов скоро привык к Огню и каждый вечер приходил смотреть на него; он следил глазами за уламрами, время от времени подбрасывавшими в костер охапки горючего.
Однажды вечером он подошел к костру совсем близко, по-видимому, перестав бояться этого странного существа с такими изменчивыми очертаниями. Неподвижный и огромный, как гора, он долго следил за пляшущими языками пламени, потом, схватив хоботом толстую ветвь, подержал ее над костром и бросил в Огонь.
Поднялся сноп искр и столб густого дыма, языки пламени упали, но через несколько мгновений ветвь вспыхнула ярким пламенем.
Медленно, но неуклонно мамонты продолжали свое шествие вдоль берега Большой реки. Настал день, когда путь стада разошелся с путем, ведущим к становищу племени уламров: река, которая до этого места текла прямо на север, здесь сворачивала на восток и дальше, сделав крутой поворот, шла обратно на юг.
Нао загрустил. Он понимал, что, если стадо не захочет покинуть богатые кормами берега реки, ему придется расстаться с ним.
А между тем уламры уже привыкли к беззаботности под покровительством своих огромных друзей, и опасности одинокого странствования среди враждебной природы страшили их.
Там, в лесах и равнинах севера, которые им предстояло пересечь в эту мрачную, осеннюю пору, на каждом шагу подстерегали их хищники, смерть караулила у каждой переправы…
Утром Нао подошел к вожаку мамонтов и сказал ему:
— Сын Леопарда заключил союз с мамонтами. Он полюбил их. Он готов был бы следовать за ними до конца своей жизни. Но он должен вернуться к Гаммле, на берега Большого болота. Его дорога лежит на север и на запад. Почему бы мамонтам не свернуть в эту сторону?
Мамонт, казалось, внимательно слушал его. Потом он медленно зашагал и, встав во главе стада, повел его дальше вдоль берега реки.
Нао подумал, что мамонт понял его речь и дал ответ.
Он сказал себе:
"Мамонтам нужны вода и корм. На их месте уламры также предпочли бы не расставаться с рекой…"
Он тяжко вздохнул, затем позвал Нама и Гава, взобрался с ними на вершину холма и долго провожал глазами удаляющееся стадо, особенно вожака, который приютил его и спас от кзамов.
Грустные мысли теснились в мозгу Нао. Он тоскливо глядел на пожелтевшую равнину…