Как выяснилось, позже и другие офицеры смотрели останки этих двух существ. Но в разгар боев было не до естествознания, да и отправить их на исследование просто не было возможности.
3. «Записка, не имеющая научного значения»
Однажды, после сессии Комиссии по изучению четвертичного периода, разгорелись прения о снежном человеке. Мимоходом кто-то упомянул, что ведь еще Хахлов этим занимался. Одна из сотни возникших и частенько обрывавшихся нитей. Кто Хахлов? «Был такой зоолог». Расспросы, справки. Это профессор, доктор биологических наук, автор оригинальных трудов по орнитологии и экспериментальной анатомии. Жив-здоров, на пенсии, вот и его московский адрес. Моя бесценная помощница Е. А. Телешева навещает его на окраине Москвы. Да-да, сообщает она, это важная нить.
Вот я у Виталия Андреевича Хахлова. Он сидит передо мной, удалившийся на отдых заслуженный ученый, убеленный сединой, взволнованный. Полвека, как он еще студентом, поистине открыл Америку, а понес необъяснимое поражение. Сорок пять лет старался забыть, не прикасался к ране. Не я напомнил ему о былом — с первыми газетными известиями о снежном человеке профессор Хахлов загорелся: пришел час подтверждения! Он спешно написал в журнал «Природа» статью о своих давних исследованиях. Ее холодно вернули. Голова снова поникла.
Я слушаю профессора Хахлова, пораженный, делаю короткие записи. Торопясь, он извлекает из глубокой памяти клочки полузасыпанного сокровища. Увы, основные полевые дневники тех лет пропали. Но кое-что в личном архиве можно будет разыскать.
Студент-зоолог Хахлов в 1907 году находился в Зайсане — вблизи границ России и Китайского Синьцзяна. Во время поездки на ледники Музтау он тогда впервые услышал от проводника-казаха о существовании в Джунгарии «дикого человека». Что-то сделало юношу пленником этого факта. В. А. Хахлов с возраставшей пытливостью собирал среди казахского населения сведения. Они были вполне натуралистичны, зоолог придумал хитроумные контрольные вопросы. О предварительных итогах он написал своим университетским руководителям М. А. Мензбиру и П. П. Сушкину. Первый ответил замораживающим скепсисом, второй — горячей поддержкой и настоятельной рекомендацией продолжать сбор материала. П. П. Сушкин написал и затем повторял ему, что путешественники по Центральной Азии, и в их числе П. К. Козлов, уже слышали о таком существе и делились с ним сведениями. И вот с 1911 года, забросив на время даже занятия в университете, посвятив всего себя великой теме, юный исследователь в течении двух-трех лет объезжал прилегающие к Зайсану и Тарбагатаю районы Джунгарии, тщательно выспрашивая и записывая все, что так или иначе касалось дикого человека. Говорили, что этот ксы-гыик водится в общем южнее — там же, где ат-гыик (дикая лошадь) и тье-гыик (дикий верблюд). Когда многое прояснилось, В. А. Хахлов подготовил экспедицию в составе двух казахов в Синьцзян для доставки к нему, в Россию, в кожаных мешках, в формалине головы и конечностей ксы-гыик. Но в пограничных делах нужны были официальные бумаги, и вот в 1914 году, согласовав с П. П. Сушкиным, В. А. Хахлов шлет предварительное сообщение и просьбу о помощи в Петербург — в Академию наук. Прошли месяцы мучительного ожидания, и, частным путем зоолог узнал, что его письмо решено «оставить без последствий», так как его представления свидетельствуют о полном невежестве в антропологии. Попробовали с П. П. Сушкиным переадресовать просьбу в Географическое общество, но в это время уже началась мировая война, о заграничной экспедиции нечего было и думать, да и В. А. Хахлову пришлось вернуться в Москву — в университет. И никогда уже не довелось больше заняться безумием юности.
В этих автобиографических сведениях (подтвержденных кое в чем, как увидим, архивным розыском) особенно важно поощрение со стороны П. П. Сушкина. От каких таких путешественников уже слышал он о «диком человеке» в Центральной Азии? А ведь несомненно с его слов В. А. Хахлов начал свое упомянутое заявление «К вопросу о диком человеке» так: «Сам по себе этот вопрос не нов: мы уже встречаем указания об этих людях у некоторых путешественников по Центральной Азии…» Нет, почти ничего не встречаем — если говорить о печати. П. П. Сушкин мог лишь прочесть кое-что у английского путешественника В. В. Рокхила или слышать о его данных от переводчика на русский — путешественника Г. Е. Грумм-Гржимайло. А того навещал Жамцарано. Мог П. П. Сушкин к тому времени слышать и о наблюдении Барадийна. О других остается лишь гадать, за исключением Козлова, которого Сушкин прямо называет Хахлову. Козлов же действительно нечто важное знал. Его любимый ученик Симуков, упомянутый выше, просто не стал бы готовиться к специальной экспедиции без ведома и влияния учителя. Археолог Г. В. Парфенов поведал о признании П. К. Козлова в 1929 г. в личной беседе: во время одной из экспедиций в Центральную Азию казак Егоров, преследуя раненого дикого яка на склонах Тянь-Шаня, встретил диких людей, покрытых волосами и издававших какие-то звуки; Пржевальский в отчете промолчал об этом.
Это звено тянет цепь еще глубже в прошлое. Учитель самого Козлова, Н. М. Пржевальский, два-три раза был на пороге несостоявшегося неслыханного открытия. Во время первого центральноазиатского путешествия 1872 года он собрал в горах сведения о хан-гуресу (человеко-звере), назначил премию охотникам, но был обманут показанным ему чучелом медведя. Пржевальский не знал тех изображений хан-гуресу, которые позже были открыты в тибетско-монгольских учебниках медицины, и не мог сравнить с ними совсем не похожего медведя-пищухоеда. К третьему путешествию 1879 года относится упомянутый эпизод с казаком Егоровым. В четвертом путешествии, в 1883 году, Пржевальский узнал многое о «диких людях» в тростниках Лобнора и болотах Нижнего Тарима, но на этот раз дал успокоить себя версией, что это — одичавшие потомки бежавших сюда в XIV веке буддистов.
В чем же состояла та Америка, которую открыл Хахлов? Он сам ответил в том же коротком мемуаре 1914 года: хоть вопрос не нов, но прежние путешественники по Центральной Азии лишь ссылались на рассказы туземцев, он же достиг анатомического и биологического описания этих существ. Хахлов с помощью особой методики перевел показания казахов на язык сравнительной анатомии. Впрочем, они и сами на его расспросы о частях тела или повадках нередко одолевали трудности посредством сопоставления с тем или иным животным и с людьми. Зоолог воспроизводил рисунком-контуром описанные ему подробности строения головы, тела, конечностей и не успокаивался, пока не достигал согласия рассказчиков. Он предъявлял им из книг изображения то человекообразных обезьян, то доисторического человека: они выбирали последнего, хоть с оговорками. При этом два основных наблюдателя, в жизни не видевших друг друга в глаза, опрашивались порознь. Словно рябая вода стала гладкой и проступило дно.
Один из них за год до опроса пас ночью лошадей вместе с местными табунщиками в южных отрогах Восточного Тянь-Шаня. Подкравшийся к табуну голый волосатый человек был выловлен в камышах, связан и избит, но лишь кричал как заяц. Бывалый старик-казах объяснил, что это «дикий человек», говорить не может, ущерба людям не причиняет. Его хорошо рассмотрели, прежде чем отпустили на волю. Другой имел в предгорьях более длительное наблюдение: с месяц он ежедневно рассматривал выловленную и прикованную на цепь у мельницы особь женского пола — молодую, тоже волосатую и бессловесную, издававшую визг и скалившую зубы при приближении людей. Днем она спала в позе, иногда наблюдаемой у маленьких детей: как верблюд, по выражению рассказчика, а именно на коленях и локтях, положив лоб на землю, а кисти на затылок. Соответственно кожа на ее локтях, коленях и лбу была грубая, «как подошва у верблюда». Мясо ела только сырое, брала также овощи, зерно, мучные лепешки, ела подползавших насекомых. Пила либо припав к воде («как лошадь»), либо макая руку и слизывая стекающую воду. Потом ее решили отпустить, и она, болтая на бегу длинными руками, косолапо, но быстро метнулась в камыши.
Вот самое отжатое анатомическое резюме. Лба почти не видно. Вместо него — массивные надбровные дуги, за которыми немного мозолистой кожи, а дальше уже растут волосы. Голова как бы заострена на затылке, а шея толстая с мощными затылочными мышцами. Запавший нос с большими ноздрями. Выдающиеся скулы. Нижняя часть лица массивна и сильно выпячена вперед, но, держась за свой подбородок, казахи говорили: «Вот такого подбородка у ксы-гыик нет», — и показывали, как срезана нижняя челюсть, а рот свой растягивали пальцами насколько возможно, прибавляя, что у ксы-гыик рот еще шире, однако губы очень узкие, с темной слизистой оболочкой, обнаруживающейся лишь тогда, когда ксы-гыик скалит зубы. Прикус резцов под углом выдается вперед, «как у лошади». Кожа лица — голая, темного цвета. Тело покрыто рыжевато-бурыми или сероватыми волосами, напоминающими шерсть верблюжонка. Плечи сдвинуты вперед, а голова втянута в плечи, что создает сутулость, руки же оказываются висящими не по швам, а немного спереди. Фигура ксы-гыик отмечена относительной длиннорукостью и коротконогостью. При скалолазании руки выбрасываются вперед и подтягивают тело. Кисть, ладонь которой лишена волос, выглядит узкой и длинной из-за малой отодвигаемости первого пальца: например, освобождаясь от веревки, ксы-гыик накидывал на нее, как крюк, все пять пальцев вместе. Зато на ступне (подошва которой тоже лишена волос) большой палец отодвигается значительнее, чем у человека, заметно массивнее и короче других. (Заметим это: на верхних конечностях противопоставление первого пальца меньше, чем у человека, на нижних же, наоборот, больше). Ногти на руках и ногах выглядят узкими, длинными и выпуклыми. У ступни несообразная ширина, пальцы могут широко раздвигаться.
Еще множество ценных сведений выведал Хахлов у казахов о ксы-гыик. Оказалось, его видели у ледников в горах, и в песках или в зарослях камышей в пустынях, и вблизи водоемов — озер и рек. Он ищет безлюдность: когда люди перегоняют стада с равнин в горы, он спускается с гор в равнины, а зимой — наоборот. Встречается и в одиночку, и парами, и парами с детенышами. Подавляющее большинство встреч — не днем, а в сумерках, на рассвете, в ночное время. Постоянные логова неизвестны, временные встречаются там и тут. Пища — корни, стебли, ягоды, а также яйца птиц и птенцы, ящерицы и черепахи, но особо важную часть его рациона составляют живущие в горах и в песках грызуны.