Борис Парамонов: Действительно, главная идея этого документа: Советский Союз не хочет оставаться не только союзником, но и партнером Запада, он будет после войны выступать соперником, даже врагом Америки. Советская внешняя политика будет руководствоваться общей идеологической догмой – о непримиримой враждебности капиталистического мира к стране социализма и о неизбежном конфликте между ними. Конечная цель внешней политики СССР – разрушение этого мира. Но – всячески подчеркивал Кеннан, и тут главное – на войну Советы не решатся. Во-первых, они очень ослабли во Второй мировой войне, а во-вторых, вообще не ставят себе ближних и срочных целей. Их догматическое убеждение – история, мол, всё равно работает на дело социализма, и Маркс об этом писал, так что рано или поздно они победят во всемирном масштабе. А раз так, то можно не торопиться. Но при этом, подчеркивал Кеннан, они будут пользоваться всякой возможностью навредить Западу и усилить свое влияние в том или ином конфликтном регионе. И вот тут им нужно со всей решительностью противостоять. Восточная Европа потеряна для Запада, убеждал Кеннан, это реальность, с которой нужно считаться – там уже стоят советские войска, но это не означает, что им нужно уступать в тех местах, где противостоять как раз можно. В скором времени этот сценарий реализовался относительно Турции и Греции, где обстановка была крайне нестабильной и Советский Союз настойчиво туда проникал. США и Англия пошли на прямое военное вмешательство в этот регион и отстояли его от падения в коммунизм. Ну и, наконец, самое главное событие тех лет - война в Корее.
Александр Генис: Еще больше Кеннан известен как автор знаменитой статьи в журнале ''Форин Аффэрс'', напечатанной под псевдонимом ''Икс'', в которой была сформулирована основа стратегии Запада в Холодной войне.
Борис Парамонов: Гэддис в книге о Кеннане пишет, что эта статья 1947 года была всего лишь пересказом той самой ''длинной телеграммы''. Я другой интересный сюжет хочу отметить в этой книге. Когда был принят План Маршалла – программа американской помощи по восстановлению стран Европы, пострадавших в войне - Кеннан, к тому времени работавший в штаб-квартире госдепартамента, настоял, чтобы эта помощь была предложена и Советскому Союзу и его восточно-европейским сателлитам. Сталин откажется от принятия этой помощи, говорил Кеннан, и тогда станет ясно, кто есть кто. В точности так и произошло. Конечно, тем самым советскому режиму был нанесен значительный репутационный урон.
Александр Генис: А что вы, Борис Михайлович, нового и неожиданного нашли в этой книге о Джордже Кеннане?
Борис Парамонов: Есть такие сюжеты, и как раз они, мне кажется, задержали выход книги Льюиса Гэддеса при жизни Кеннана. Он приводит массу приватных высказываний Кеннана, свидетельствующих о некоем парадоксе: этот едва ли не самый умелый защитник Америки в очень ответственное для нее время конфронтации с сильным соперником, Америку не очень любил, не жаловал. Он говорил, что американцы - поверхностные, приземленные и в то же время самоупоенные люди, и чем больше он на них смотрит, тем сильнее в этом убеждается. Вот дословно одно место из письма его к сестре Дженнет, 1935 года: ''Я не люблю демократию, я не люблю прессу, я не люблю так называемый народ. Я сделался не-американцем''. А в книге своей ''Американская дипломатия'' Кеннан сравнил демократию с доисторическим животным с телом величиной в дом и мозгом с горошинку. Такое животное долго ничего не замечает, у него можно отгрызть хвост, но когда оно увидит опасность, то отреагирует самым страшным образом – уничтожит не только врага, но и нанесет вред самой среде обитания. Нелестный образ, в сущности. В мировоззрении и складе личности Кеннана был заметный элемент старинного аристократизма – странный у человека, пристойного, но отнюдь не знатного происхождения.
У меня вокруг этого был однажды, так сказать, личный контакт с Кеннаном, личное с ним ''противостояние'' – в кавычках, конечно. Он в конце 80-х годов выпустил книгу, в которой, между прочим, сетовал на исчезновение сословия слуг. Я тогда написал радиопрограмму об этом и вспомнил по этому поводу итальянский фильм ''Девушка с пистолетом'' - в советском прокате ''Не промахнись, Ассунта!'', где в комическом ключе рассказывалась история сицилийской служанки, которой в Англии так и не удалось сделаться прислугой – к вящему ее успеху. Кеннану была присуща психология некоего старых времен патриарха. Он говорил, что любимая его страна – Австро-Венгерская Империя до Первой мировой войны.
Александр Генис: Его можно понять. Но Вы тогда, помнится, сравнивали Кеннана с Солженицыным - по линии культурного консерватизма.
Борис Парамонов: Вот спасибо, напомнили: Солженицын в своей нашумевшей Гарвардской речи 1978 года упомянул в негативном аспекте Кеннана, сказав, что он призывает к политике, отказавшейся от моральных критериев. Но так говорили о Кеннане не раз и в Америке, причем в правительственных кругах, а не только на страницах либеральных изданий. Далеко не всем понравилась его концепция в отношении советской политики. Он говорил, что в этих отношениях не следует руководствоваться какими-либо идеалистическими целями, что вообще политика, ставящая во главу угла идеалы, - плохая политика. Будьте реалистичными, всё время призывал Кеннан. Соизмеряйте силы, а не идеалы. А у Америки достаточно силы, чтобы при правильной политике не только сдержать Советский Союз, но и, в конце концов, одержать над ним верх. Советский Союз – это страна, у которой, в сущности, нет больших резервов для конфронтации с Западом. Об этих его мыслях очень много пишет в своей книге Льюис Гэддис. Предстает объёмный образ человека былых и, как кажется, лучших времен, одного из титанов Запада.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24405089.html
* * *
Улететь на шаре
В Британии и Америке вспоминают английского драматурга и сценариста Шейлу Делани, которая умерла на прошлой неделе в возрасте 72 лет. Это был редкий в историях литературы случай – автор прославился своей первой, а подчас и единственной вещью. Можно вспомнить Грибоедова с его "Горем от ума". Случай Делани несколько сложнее. В памяти зрителей она остается автором пьесы "Вкус меда", написанной в 1958 году, когда ей было 19 лет, и ставшей хитом театральных сцен Лондона и Бродвея. Известный режиссер Тони Ричардсон сразу сделал по пьесе фильм – и он тоже имел успех. Шейлу Делани причислили к тогдашней шумной группе писателей, прозванных "сердитыми молодыми людьми". Она не без юмора оспаривала такое соотнесение, говоря, что, во-первых, она девушка, а не молодой человек, а во-вторых, вовсе не сердитая. Действительно, трудно было сердиться на судьбу, вознесшую молодого автора из пролетарского района к вершинам театральной и всякой иной славы.
Я помню, что "Вкус меда" шел в Советском Союзе, с некоторым опозданием, как водится, на рубеже 60-70 годов. Тогдашних спектаклей я не видел, но задним числом склонен думать, что пьеса была подсокращена – скорее всего, из нее убрали мотив гомсексуальности второго морячка, который приютил героиню и ее незаконного ребенка и готов был связать свою судьбу с ней пожизненно – но, как и полагается моряку, в конце концов сам отчаливал. Уже в постсоветское время "Вкус меда" был снова поставлен в московском ТЮЗе и, надо полагать, со всеми подробностями.
Естественно, молодая Шейла Делани после первых триумфов не растеряла энергии и продолжала писать – и пьесы, и прозу. Но особенного успеха не имела. Ее если и не совсем забыли, то твердо считали исключительно автором "Вкуса меда". Между тем она автор двух замечательных киносценариев, по которым были сняты два интересных фильма. Это "Чарли Бабблс" (1967) с Альбертом Финни и совсем молодой Лайзой Минелли и "Танец с незнакомцем" (1985), где блеснули молодая еще Миранда Ричардсон и дебютант – умопомрачительно красивый Рупер Эверетт. Этот второй фильм построен на реальной истори Рут Эллис – последней женщины, казненной в Британии по приговору суда (Миранда Ричардсон убивает любовника – Руперта Эверетта). Но "Чарли Бабблс" - вещь, что называется, суи генерис. Это некая слегка сюрная фантазия о жизни преуспевающего писателя, приехавшего из Лондона на побывку в родную провинцию. Всё разворачивается приемами бытовой мелкотемной драмы, душа писателя в вынужденном отъезде вкушает хладный сон, но следует изумительный финал: на дворе Чарльзова дома откуда ни возьмись появляется воздушный шар – воздухоплавательный баллон, и он забирается в этот баллон и улетает, и летит над красивым английским пейзажем. То есть коснулся наконец-то его божественный глагол. Это несколько напоминает гениальный финал "Восьми с половиной" Феллини.
Оба эти фильма, естественно, в свое время шли, успеха не имели и вроде бы забылись широким зрителем – если этот широкий зритель в свое время их даже и видел. Но я вот видел и забыть не могу. Для меня Делани – прежде всего, если не единственным образом, – автор этих замечательных фильмов.
Сейчас всё и везде доступно, и я горячо рекомендую всем, кто ознакомится с предлагаемым текстом, взять эти фильмы – почтить память замечательного автора Шейлы Делани.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24404425.html
* * *
Новые трюки Джулиана Барнса.
Борис Парамонов: Букеровскую премию наконец-то, с четвертой попытки, получил Джулиан Барнс. Писатель он, конечно, замечательный и заслуживает всяческих наград, но это его премированное сочинение – роман (лучше сказать, повесть – 160 страниц небольшого формата) под названием ''Ощущение конца'' – не показалось мне, скажем так, лучшим у Барнса. Я читал до этого три его вещи – потрясающе смешной комический роман ''Англия, Англия'' (в русском переводе) и в оригинале – постмодернистский шедевр ''Попугай Флобера'' и предпоследнюю его вещь ''Артур и Джордж'' – очень необычный опыт биографического романа: об Артуре Конан Дойле и некоем индийце, ставшем в Англии христианским священником. Это как бы разоблачение детективного жанра: таинственные преступления – мучительство и убийство животных – никто так и не разгадал, хотя поначалу обвиненного в этом указанного индийца самому сэру Артуру удалось из дела выпутать. Мораль истории – бессилие разума, то есть конец Шерлока Холмса и всей с ним связанной викторианской культурной символики. Это тоже, конечно, постмодернистская штучка. Как же оценить нынешнее сочинение?