В первой же фразе сказал ему: „Дирк, я друг Наташи, скоро собираюсь в Нью-Йорк, и мне надо там переночевать“. Он спросил: „А ты вообще-то кто? Чем занимаешься?“ – „Ну, музыкой… в смысле, менеджментом музыкальным, сейчас вот еду в Лос-Анджелес, меня там ждет Дезмонд Чайлд“. Дирк ответил: „Перезвони минут через пятнадцать“. За это время он каким-то образом связался с Дезмондом, выяснил, что я действительно тот, за кого себя выдаю. И в нашем следующем разговоре сам предложил: давай у меня остановишься.
Прилетели мы с Ленкой в Нью-Йорк, денег хватило только на такси до дома Дирка. Зашли к нему, познакомились лично. Нашли общие темы: планы, музыка и тому подобное. Позже я узнал, что он сам неплохой гитарист, у него фантастическая коллекция гитар, которые куплены у многих суперзвезд. Он же потом и у Ленки в клипе, который я в Нью-Йорке снимал, на гитаре сыграл.
А в тот раз мы переночевали у него, и я с ужасом думал, как теперь добираться в аэропорт, чтобы лететь в Лос-Анджелес. Но Дирк сказал, что даст нам машину. Правда, не уточнил, надо ли мне будет ее оплачивать. Утром у подъезда нас ожидал огромный лимузин. Я в шоке: сколько это стоит? Сказал Зиффу, что не могу себе позволить такое такси. Он ответил: не волнуйся, все оплачено. И мы поехали в Лос-Анджелес. Провели там дней десять. Пообщались с Дезмондом. Я ему пытался Ленку втюхать, мол, напиши песни для моей дочери. А он отвечал: сначала привези вокалиста Red Sky.
На обратном пути в Москву мы опять ночевали у Дирка в Нью-Йорке. Но я по-прежнему не представлял, кто он конкретно. В тот момент это трудно было определить. Да, общительный парень с двухкомнатной квартирой на Манхэттене, в которой разбросаны гитары, джинсы и т. п. Позже выяснилось, что эту квартиру он просто снимал, пока строился его пентхаус.
По приезде в Москву я отправил к Дезмонду желанного вокалиста. Но их история закончилась быстро и забавно. Чайлд поработал с ним пару дней, потом стал оказывать ему знаки внимания, и однажды простой русский парень Лёня ответил ему хуком с правой. На этом проект завершился. И что с этим музыкантом происходило дальше, я не в курсе».
Алексеенко не пропал, отвергнув симпатии Чайлда. Как рассказал мне Владимир Матецкий, музыкант давно живет в Израиле, исполняет этническую музыку. Был женат на известной палестинской певице Рим Банна, с которой познакомился, когда она училась в Москве, и которая, увы, в 2018-м скончалась. Владимир с Леонидом контакт не утратил, и даже встречался лет пять назад, когда Алексеенко приезжал в Россию. А вот Борис ни с Лёней, ни с Чайлдом более не пересекался. Зато история с Red Sky косвенно поспособствовала укреплению его полезного знакомства с Зиффом.
«Вскоре мои поездки в Нью-Йорк стали частыми, поскольку я решил таким образом выстраивать свой бизнес. И всякий раз я останавливался там у Дирка. На первых порах он мне реально помогал. Однажды я собрался, кажется, в Денвер, на переговоры с одним рекорд-лейблом. А у меня банально не хватало денег на билет. Об этом узнал дружок Дирка, с которым они вместе на гитарах играли. Он мне сказал: давай я тебе дам 25 тысяч долларов в обмен на пятьдесят процентов от твоего развивающегося бизнеса. Я подумал: вау! Реальная сумма, какой у меня тогда и близко не было. Рассказал о предложении Зиффу, а он отреагировал с возмущением: что?! Тут же позвонил этому другу и отчитал его за желание воспользоваться, скажем так, моей деловой неопытностью. После чего Дирк сделал свое предложение: „Борис, я прямо сейчас переведу тебе на кредитную карту 50 тысяч долларов на всякие расходы и возьму десять процентов твоего бизнеса“». Это была отличная сделка для Зосимова не только в тот момент, но, как выяснилось, и на ближайшую перспективу. В 1990-м Борис прибавил к своей советской структуре «БИЗ Экспресс» (с уставным капиталом – 10 тысяч рублей) зарегистрированную в американском штате Делавэр компанию BIZ Enterprises, десятипроцентным дольщиком которой стал миллиардер Зифф. Впрочем, и в этот момент, уверяет Зосимов, финансового масштаба Дирка он еще не представлял.
Глава 6Папа русского метала
В прологе последней десятилетки XX века у будущего магната российской музыкальной индустрии, честолюбивого основателя бренда BIZ Бориса Зосимова по артистической части «на балансе» находился лишь быстро «едущий с ярмарки» ансамбль «Земляне». Сей отзвук позднесоветской эстрады на фоне «чесовой» эйфории ларечной попсы («Ласкового мая», «Миража», «Комбинации» и прочих) и победно вышедшего «из подполья» на стадионы русского рока выглядел совершенно бесперспективно. Зосимову требовался эффективный стратегический ход. И он его нашел, в привычном стиле рассудочно рискнув. Бывший комсомольский функционер поставил на доморощенный хард-н-хеви.
«После феерической для советских „металлистов“ второй половины 1980-х, когда ведущие команды жанра („Ария“, „Круиз“, „Черный Кофе“, „Август“, „Мастер“ и другие) попали в мейнстрим и собирали на своих выступлениях толпы фанатов, у этих длинноволосых, „проклепанных“ ребят начался ощутимый спад. С приходом девяностых отечественные меломаны и организаторы концертов все чаще говорили о „закате метала“. Но Зосимов решил, что данный „рудник“ еще не исчерпан».
От некоторых своих коллег-журналистов я тогда неоднократно слышал предположения, что глава «БИЗа» увлекся этой «гиблой» темой в силу личных пристрастий. Мол, просто нравится ему хеви-метал, даже доморощенный. Мне такая версия казалась слишком романтичной. С момента моего знакомства с Борисом (как раз в пору его «металлического» старта) в нем не просматривались черты энтузиаста-подвижника. Действовал он всегда рационально, даже воплощая авантюрные на первый взгляд идеи.
«Мои вкусы тут ни при чем. Я лишь четко оценил возникшую ситуацию. Отовсюду хлынула новая попса, пользовавшаяся массовым спросом. У другой части публики были свои кумиры: Гребенщиков, Шевчук, Бутусов, к которым я не лез и не собирался. „Металлюги“ же постепенно оставались у разбитого корыта. Среди них было достаточно монструозных, известных команд, которые теряли свою востребованность. Грубо говоря, они скоро стали бы на хрен никому не нужны. Я решил собрать их вокруг себя, понимая, что денег на них особо не заработаю, но имя свое продвину. Стану этаким папой-спасителем русского тяжелого рока. В отличие, например, от моего друга Юры Айзеншписа, у меня не было задачи получить в свои руки какую-то кассовую группу (вроде „Кино“) и с ней „колотить“ деньги. Я такое уже прошел – с Барыкиным, „Землянами“. В данном случае речь шла не о сиюминутной выгоде, а о маркетинговом приёме. И я начал договариваться с этими „безнадежными металлюгами“. Причем тогда ещё без всяких контрактов, на уровне рукопожатий. Они были заинтересованы во мне, а я – в них».
Интерес к Зосимову со стороны передовых советских «металлистов» основывался на вполне практичных вещах, главной из которых являлся подхваченный Борисом фестиваль «Монстры рока СССР». Говорю «подхваченный», поскольку сама идея подобного феста за несколько лет до его советской версии уже не раз успешно обкатывалась в разных европейских странах под эгидой популярного специализированного журнала Metal Hammer. Это издание поддерживало и фестивальный проект Зосимова. Хотя организацию дебютной акции «Монстры рока СССР», пошумевшей в Череповце на пороге осени 1989-го, ассоциировали еще и с клавишником и продюсером хард-роковой команды «Маркиза» Сергеем Соколовым. Вокалисткой «Маркизы» была супруга Соколова, Елена. С этой парой у Зосимова связано поучительное воспоминание.
«Изначально я видел в Соколове партнера. У меня уже был „БИЗ Экспресс“, а Соколов продюсировал „Маркизу“ и совместно со мной хотел продвигать металлический фестиваль „Монстры рока СССР“, чем мы и занялись. В какой-то момент в 1990-м я в очередной раз уехал по делам в Америку, а его оставил на хозяйстве в Москве, делегировав все начальственные полномочия в моей фирме, включая право подписи финансовых документов. На счету у меня лежало порядка миллиона рублей – в то время очень большие деньги. По возвращении из Штатов обнаружил, что от миллиона осталось, условно говоря, рублей пять. Соколов при этом ездит на новом „Мерседесе“, жена его одета в норковую шубу… Не знаю, чего он так разгулялся в мое отсутствие. Решил, видимо, что жизнь завтра заканчивается. Растраченная им сумма была кредитной. Я потом год работал на то, чтобы вернуть деньги банку. Забрал, разумеется, у Соколовых и ту машину, и шубу, потом продал, тоже для погашения долга.
Что в дальнейшем происходило с Соколовым и „Маркизой“, не в курсе. Как-то он пропал из виду. Но я ему благодарен за урок. Пожалуй, это единственный в моей жизни случай, когда меня кинул человек, которому я верил. Слава богу, это произошло в самом начале моего пути в бизнесе. Больше я таких ошибок не совершал и с тех пор решил обходиться без деловых партнеров».
Второй фестиваль «Монстры рока СССР», проходивший в течении двух дней в конце марта 1990-го уже в московском Дворце спорта «Крылья Советов», снимавшийся советским телевидением и анонсировавшийся на ТВ под фрагмент песни Break The Rules Удо Диркшнайдера, подтвердил точность зосимовских расчетов. Участники феста, в частности его хедлайнеры «Круиз», «Мастер», «Черный кофе», отнюдь не выглядели «уходящей натурой», особенно на фоне многотысячной толпы фанов, собравшихся на стадионе. Лайн-ап мероприятия дополнила даже заокеанская гостья – солистка американской группы Hellion Энн Болейн. И все это масштабное действо было увенчано логотипом «БИЗ». В конце мая того же года «Монстры…» при аншлагах «ковали металл» уже в Питере. А Борис Гурьевич в интервью центральным газетам, например «Московскому комсомольцу», не просто «пиарил» свой проект, а преподносил его почти как эстетический вызов ширпотребу: «Идея акции „Монстры рока СССР“ появилась у меня от неприятия того, что происходит в советской популярной музыке».
«Индустрия фонограммного творчества расплодила огромное количество групп, которые лично мне совсем не нравятся. Я решил заняться направлением хард-н-хеви, во-первых, потому, что этот жанр исключает пение под фонограмму, и, во-вторых, потому, что в стране есть множество музыкантов, чей талант заслуживает лучшей участи…»