Сейчас, спустя несколько десятилетий, Зосимов вспоминает о «Монстрах…» без культуртрегерской патетики: «Я с успехом возил по городам обойму из шести-семи наиболее топовых отечественных „тяжелых“ групп, Только „Ария“ не вписалась в этот пул. У них там были какие-то проблемы с составом. Но мне и без „арийцев“ вполне хватало музыкантов, собиравших на моих фестивалях дикое количество сумасшедших людей, показывавших „козу“.
Сотрудничавшим со мной командам я предлагал неплохие в те годы условия. Рассказывал, что у меня есть небольшая студия и база, – можете там репетировать и записываться. Есть свое кафе – будете там питаться. Я же открыл тогда на Патриарших „Биз-кафе“ в помещении, которое купил за копейки у Марты Могилевской. И оно стало впоследствии таким „металлическим“ и деловым штабом, где все собирались, общались, вели переговоры. Хотя изначально приобрел это заведение просто потому, что жил в тот момент один (между браками и герлфрендами) и хотелось где-то кушать, а нормальных ресторанов в Москве еще практически не было. Сохрани я это заведение до сегодняшних дней, у него была бы солидная стоимость: престижная локация и такой исторический бэкграунд! В общем, я гарантировал интересовавшим меня музыкантам некую инфраструктуру и свои возможности. А у меня уже появились завязки и на телевидении, и в прессе. Но главное – я организовывал фестивали, крупные концерты. Большинство из хард-роковых исполнителей сидели тогда почти без работы или имели ее очень мало. А я предлагал им гастролировать по всей стране, не меньше „Ласкового мая“. И так мы отработали несколько лет. И все получили то, что хотели, – и я, и они».
Помимо «металлических грандов» с филармоническим опытом, ведущие участники которых были практически из одного поколения с Зосимовым, под сенью структуры «БИЗ» оказалась пара молодых, быстро набиравших популярность команд из московской рок-лаборатории. Точнее, с них-то Борис и начал формирование списка «своих артистов».
«Из всех моих групп по-настоящему мне нравились „Э.С.Т.“ и „Черный обелиск“. Они первыми и перешли ко мне. С лидером „Э.С.Т.“ Жаном Сагадеевым я познакомился на каком-то мероприятии, а он чуть позже привел на встречу в „Биз-кафе“ Толика Крупнова из „Обелиска“. Затем Дима Варшавский с „Черным кофе“ появился, потом другие группы…»
Привлечение металлистов всея Москвы в фирму «БИЗ» началось для Бориса с еще одного профессионального конфликта, который вроде бы оказался для него совершенно неожиданным и который он в итоге преобразовал во благо для своего дела. Договорившись о сотрудничестве с Сагадеевым и его «Электро-Судорожной Терапией», глава «БИЗ» не учел (а Жан ему, видимо, не пояснил), что у группы уже накопилась определенная успешная история и есть продюсер – весьма активный и дерзкий малый Эдуард Ратников. Выходило так, что «Э.С.Т.» отфутболивает Эда и переходит к дяде побогаче и повлиятельнее.
«Я тогда еще Эдика не знал и понятия не имел, что Жан с группой, оказывается, уходит от него ко мне. Но Эд вскоре сам появился в моем офисе и фактически с порога сказал: „Вы когда-нибудь об этом пожалеете“. В ответ я предложил ему не волноваться и работать вместе. Он отрезал: „Я всегда буду работать самостоятельно“. Хорошо, говорю, но ты все же еще подумай и, если что, приходи».
Глава 7Боевой Эд. Превращение соперника в сотрудника
И Ратников пришел. Не только на следующую встречу с Зосимовым, но и в BIZ Enterprises и в один из главнейших в карьере Бориса проектов – фестиваль Monsters of Rock-91 на Тушинском аэродроме, где Эд был среди основных лиц в штабе организаторов. Альянс у них получился столь же взаимовыгодным, как у Зосимова с «металлистами». И, наверное, в том, что Ратников давно находится среди лидеров российского промоутерского цеха, более четверти века возглавляя свое успешное концертное агентство T.C.I., немало значит опыт, приобретенный им в период работы с Зосимовым.
«Дословно не помню, что сказал Борису при первом общении, – рассказывает Ратников. – Но допускаю, что действительно мог произнести нечто вроде: „Вы еще пожалеете об этом своем поступке“. Потому что Зосимов реально становился занозой. С одной стороны, его деятельность мотивировала меня на поиск каких-то новых, более крутых ходов в работе, с другой – все разрушала, ибо то, ради чего я старался, постепенно переходило к нему, как те же „Э.С.Т.“ или „Черный обелиск“. На этом этапе я воспринимал Зосимова как человека, непонятно откуда возникшего в музыкальном бизнесе. Некий товарищ из ЦК ВЛКСМ вдруг начал осваивать рок-поляну. Выглядело так, что он конкурирует со Стасом Наминым, тоже рокером с кремлевской историей и своим продюсерским центром. А я был „одной ногой“ в московской рок-лаборатории, поскольку все коллективы, с которыми я работал, являлись лабораторскими („Шах“, „Черный обелиск“, „Э.С.Т.“). Расстановка выглядела понятно: есть рок-лаборатория, и параллельно с ней существует Центр Намина. И вдруг в 1989-м появляется Зосимов с Соколовым и проектом „Монстры рока СССР“. Что там между ними произошло, я не вникал, но их тандем просуществовал недолго, и вскоре Борис продолжил двигать „Монстров“ самостоятельно. А тут еще сама по себе появилась на горизонте группа „Любэ“, на мой взгляд, копировавшая стиль и тематику песен „Э.С.Т.“, только в более лоховом, попсовом исполнении. Ни хрена себе, прикинул я, обкладывают со всех сторон, надо как-то поактивнее действовать. А моей изначальной целью были Европа, мир, цивилизация, продвижение туда себя и своих артистов. Я был очень активным, общительным молодым человеком, с опытом диджейства в „Орленке“, в „Молодежной“, с отличным разговорным английским. Как только появилась возможность, стал выезжать в Германию, Бельгию, Францию, обрел там друзей и знакомых. Потом через них находил ангажемент моим командам, прежде всего „Э.С.Т.“, привозил на европейские рекорд-лейблы демозапись их дебютного альбома. Это был мой первый продюсерский эксперимент, и с музыкантами группы у нас сложился прямо настоящий, духовный, энергетический альянс. Мы подпитывали друг друга. И, думаю, без моей энергии не получилось бы того „Э.С.Т.“, каким он являлся в лучшие свои годы – в 1988–1989-м.
При этом до „Монстров рока“ я вообще не слышал о Зосимове. Поскольку находился в андеграунде и не пересекался с существовавшей тогда системой советского концертного бизнеса. Хотя со многими коллегами-мэтрами, директорами известных хард-роковых команд общался: с Виктором Векштейном, Матвеем Аничкиным, Лёней Фишманом… В тот момент они представлялись мне высшей лигой. А я, как говорится, где-то там мелочь по карманам тырил. Но в то же время иногда наблюдал, как разгружаются, например, у зала московского Центрального дома туриста или в Олимпийской деревне КамАЗы с оборудованием групп „Черный Кофе“ или „Круиз“, а потом на те же площадки приезжали мы, скажем, „Черный обелиск“, со своей скромной „повозочкой“. Но у грандов случался какой-то процент непроданных билетов, а у нас залы трещали по швам при абсолютных аншлагах. Это укрепляло уверенность в собственном потенциале, я никакого сотрудничества ни с кем не искал. Напротив, красной строкой для себя прописал: чувак, ты выбираешь свой путь и идешь по нему сам. Ты не прилипала и рассчитываешь только на себя.
Но вот приходит Борис Гурьевич Зосимов, в то время – просто Боря, молодой, обаятельный, энергичный, наглый, интеллигентно-наглый (очень важное качество в нашем деле) деятель, и обращает внимание на моих артистов. Именно моих, потому что, как и я, справедливо считает, что эти артисты драйвовые, коммерчески интересные, независимые. И надо бы поскорее сделать их зависимыми. Зависимыми от него. Он начинает прибирать к рукам тех, чью карьеру я хочу двигать вперед вместе со своей. А артисты же все немножечко как дамы с… пониженной социальной ответственностью. Им всегда интересно, у кого длиннее, больше, что предлагают.
„Зосимов сулил заманчивые перспективы: смотрите, у меня рекорд-лейбл, радио, выходы на ТВ, я выстраиваю линию развития группы с ориентиром на контрактные переговоры с мэйджорами и так далее. Естественно, артисты задумывались, как им усидеть на двух стульях. Но на двух усидеть нельзя“.
Для меня это вообще неприемлемо. А мои ребята, с которыми я только что оттарабанил двадцать пять концертов по Западной Германии, в туре, мною лично организованном, где мы заработали бабки, небольшие, но свои, и вложили их в покупку хороших инструментов, вдруг повелись на соблазны со стороны. Я хотел, чтобы мы развивались и сохраняли независимость, а они собрались уходить, причем вместе с нажитым нашими общими усилиями имуществом. Сейчас, издалека, все выглядит вроде и естественно: парни же работали, это их инструменты. А тогда ситуация смотрелась совсем иначе. И мы вели неприятные разговоры, что-то выясняли, при том что я понимал: им хочется как можно скорее разборки закончить и переметнуться. Лишь гитарист „Э.С.Т.“ Вася Билошицкий сказал, что как-то по-свински получается и он так поступать не хочет. Вплоть до того, что уйдет из команды. А Жан себя повел… по-другому. Собственно, после этого я решил с ними больше не работать никогда. Мы продолжали как-то дружить и даже взаимодействовать, когда я сотрудничал с Зосимовым, но сосуд уже был разбит. Я хорошо усвоил урок предательства и с Жаном, и с Толей Крупновым. Наша дружба и союз, творческий, профессиональный, были больше, чем просто бизнес. Скорее – сплав энергий, поступков, потом все куда-то растворилось и многое пошло не так.
Конечно, у Бориса и кругозор был шире, и возможностей несравнимо больше. Но после этой ситуации мне хотелось поговорить с ним прямо и конкретно.
Разговор состоялся, хотя в первый раз он и обошелся со мной как с мальчиком. И сейчас, возможно, не особо хочет это вспоминать. Образно говоря, он тогда был снисходителен и как бы намекал, похлопывая по плечу: извини, парень, у тебя еще волосы на груди не выросли, а у нас тут тема серьезная. Ну, если слегка утрировать, приблизительно так выглядела наша беседа.