– О нет! Я всегда спрашиваю согласия. – Морокунья рассмеялась. – Но ты, прежде чем рассуждать обо мне, можешь поинтересоваться мнением Вика. Вик хочет, чтобы все оставили его в покое. А я хочу изменить город. Вернуть все, что у нас было.
– Ты пытаешься воздействовать на Вика.
– У меня и так масса рычагов для воздействия на него.
Я подумала, что, вернее всего, это тоже ложь, но от ее твердого тона мне стало не по себе.
– Но их недостаточно для того, чтобы вынудить его приказать мне работать на тебя, я правильно понимаю?
– Видишь ли, Рахиль, быть прямым, как палка, иногда полезно. А бывает, подобная черта характера ведет прямиком на кладбище.
– Еще раз говорю тебе: убирайся.
– А то что? У тебя остался один жук, один паук и нет огнестрельного оружия. И ты понятия не имеешь, где я нахожусь.
Она возникла передо мной, но так, что я не смогла бы пырнуть ее ножом. Это было удивительно, как если бы передо мной появился тигр: редкое, нереальное, завораживающее зрелище.
Ее капюшон был низко опущен, но мой взгляд притягивала одежда, которая оказалась своего рода биотехом. У Морокуньи были густые темные волосы и бронзовая кожа, черты ее лица можно было бы назвать львиными или царственными, если бы не шрам, пересекавший правую щеку, цепляя верхнюю губу. Положа руку на сердце, Морокунья походила на меня куда больше, чем можно было вообразить, вплоть до блестящих глаз и фигуры. Разве что моя кожа была куда темнее, волосы – короче, и я никогда не вела себя так, будто родилась повелевать прочими.
Если бы Морд прямо сейчас спикировал с неба, чтобы сожрать ее, она бы и тогда сохранила самообладание, а может быть, даже нашла способ испортить ему аппетит.
– Теперь ты меня видишь, – сказала Морокунья. – И?
– В последний раз тебе говорю: проваливай, – не отступала я.
Она улыбнулась. От ее улыбки стало светло, как от солнца, невозможно было это отрицать. От нее так и веяло опасным чувством собственного достоинства.
– Ты – ценный товар, – произнесла Морокунья. – У тебя должно быть все: счастье, смелость и цель. Тебе не следует жить, будто крысе в норе. Но, кажется, мне так и не удалось тебя переубедить. Так что до поры я с тобой прощаюсь, Рахиль.
Капюшон поднялся над ее головой, словно живое существо, замерцал, растворяясь в воздухе, послышался легкий шелест – знак порывистого движения, с которым Морокунья исчезла. А я осталась стоять разинув рот. Похоже, ей повезло, и она нашла некий камуфляжный биотех, идеально растворявший ее в окружающем, что придавало маскировке масштабность и основательность, делая непохожей на примитивную тантамареску, кое-как вписанную в пейзаж.
Я не имела понятия, ушла ли она на самом деле. На вершине холма было пусто, если не считать меня саму, находящуюся в полной прострации. Следующие несколько дней мне то и дело мерещилось, что Морокунья рядом и следит за мной. Приходилось с великим трудом убеждать себя, что никого нет. Что она занялась другими вещами, другими планами, другими людьми. И хотя Морокунья мне не нравилась, из-за того, как она тогда смотрела на меня, в голове угнездилась неприятно-странная мысль: пусть я и не знаю ее, но она меня знает.
Я нашла Чарли Х там, где она указала. На его теле не видно было ни единой раны. Только ужас, застывший на мертвом лице, словно перед смертью он увидел другую ипостась Морокуньи. Ее истинную ипостась.
И вот, три года спустя дух Морокуньи проник в наше жилище, встряв между мной и Виком. Ее логово находилось далеко на западе, в руинах обсерватории, но она нашла способ повлиять на нас, потому что мы оказались слабы, наши припасы – ограничены, и Вик не видел иного выхода. На самом деле, она нашла путь в Балконные Утесы, поскольку всегда незримо там присутствовала.
Борн на потолке как-то притих, наши голоса зазвучали громче, а тон Вика сделался оборонительным.
– Мы не покинем Балконные Утесы, – объявила я.
И мы не покинем Борна. Я жутко устала и была вдрызг пьяна, но вот это понимала четко.
– Нам и не потребуется куда-то переезжать, – неуверенно сказал Вик. – Сюда придут другие люди, помогут нам все здесь укрепить. Мы же живем здесь совсем одни. Неужели ты думала, что так будет вечно?
– Но это длится уже довольно долго, Вик, – сказала я и сунула в рот еще одного гольяна, наверное, уже пятого. Мы оба вели себя так, словно наши запасы алкоголя были неограниченны.
– Нам просто повезло.
– Почему сейчас, Вик? Скажи, почему она просит этого именно сейчас?
– Наверное, планирует что-то серьезное. И, думаю, она близка к цели, – прошептал Вик, как будто Морокунья могла нас подслушать, чем только больше взбесил меня.
– А как она с тобой связалась? Подкараулила, когда ты толкал наркоту? Надавала тебе кучу обещаний, которые не собирается выполнить, и ты сам это знаешь. И вообще, как ты вернулся? Почему она тебя отпустила?
– Морокунья не просит. Она говорит. Так теперь обстоят дела: она говорит, что делать, и люди делают.
Я представила Морокунью на одном холме, а Вика – на другом, общающихся с помощью знаков или флажков.
– Так кто с кем связался, Вик? Ты с ней или она с тобой?
Он что-то пробормотал, поднялся, ухватился руками за спинку стула и раза два стукнул его ножками по полу.
– Он говорит, что связался сам, – доложил с потолка Борн.
– Не вмешивайся, Борн! – заорали мы дуэтом.
– Но ты же сама сказала, что не расслышала. Я подумал, что тебе интересно узнать.
– Слушай, иди в мою квартиру. Я приду проверить, все ли с тобой в порядке, прежде чем ты заснешь.
– Хорошо, Рахиль. Я пойду в твою квартиру.
Его голос прозвучал понуро, а может быть, это было только мое воображение. Борн медленно сполз со стены, принял свое обычное вертикальное положение, восстановил глаза и покинул нас. Я сделала вид, что не замечаю тянущегося за ним шлейфа, отдающего пауками. Как точно так же пыталась игнорировать то обстоятельство, что откровения Вика вышли для меня на первый план, сделавшись важнее ран Борна.
– Я просто хочу, чтобы все оставили меня в покое, – сказал Вик. – Больше мне ничего не нужно.
Знакомая песня. Я никогда не спрашивала, почему он хочет, чтобы его оставили в покое. Это же Вик, думала я. Вику нравится одиночество.
– Это станет нашим концом, Вик. Как ты можешь ей доверять?
– А как я могу доверять тебе? Ты притащила сюда Борна. И не хочешь от него избавиться. Последыши звереют с каждым днем. Все вокруг звереют с каждым днем. У нас с тобой нет выбора.
– Ты же знаешь, что случится с Борном, когда она наложит на него лапу.
Вик пожал плечами, как бы говоря, что это не его проблема. Вероятно, он надеялся, что, когда Борн сделается не моей заботой, я приду в чувство и мы вновь станем «нами», тогда как Борн превратится в одного из «тех».
– И это еще не самое плохое, Вик, сам понимаешь.
– Что ты имеешь в виду? – он озадаченно посмотрел на меня.
– Дикие дети, которых я видела этим вечером, точь-в-точь такие же, как те, что напали на меня в Балконных Утесах.
– В городе полно всякого отребья. Просто навалом.
– Эти выглядели как отряд, было похоже, что они выполняют чье-то задание. Тебе известно чье? Вижу, что да.
Мне ужасно хотелось это ему сказать.
– По-моему, тебе нужно отдохнуть. Шла бы ты спать.
Он не взглянул на меня даже тогда, когда я встала прямо перед ним. Но это не имело значения. Упрямый факт заключался в том, что я знала Вика как облупленного, а Вик так же знал меня, и мы оба понимали, что я имела в виду. И это понимание было самым меньшим, что мы совместно понимали в тот момент. Но я продолжала наседать, поскольку слова нужно было произнести вслух.
– Той ночью сюда влезли люди Морокуньи и напали на меня. Это не было случайностью. Они напали, потому что таким образом Морокунья отправила тебе послание. Ты знал, но не сказал мне.
– Я не знал! – запротестовал Вик. – Я не мог знать, что она сделает это. Я сделал все, чтобы с тобой ничего не случилось. Взгляни мне в глаза и скажи, неужели ты думаешь, что я этого хотел? Да никогда в жизни.
– Вик, ты придерживал информацию. У тебя были проблемы с Морокуньей, а ты мне даже не намекнул.
К его чести, он не стал отрицать очевидное.
– А как бы ты поступила на моем месте? – перешел он в наступление, срываясь на крик. – Или хочешь сказать, что, предупреди я тебя, ты, возвращаясь домой той ночью, вела бы себя очень-очень осторожно, вместо того чтобы быть просто очень осторожной? Ничего подобного. Все бы закончилось тем же самым. Не важно, что я сделал, а что – нет, раз сумел удержать Балконные Утесы.
– Ты не доверился мне! – заорала я в ответ. – Не доверился, черт бы тебя побрал!
– Это все не имеет никакого отношения к доверию, – раздраженно и обиженно возразил Вик. – Совершенно никакого.
Слово «доверие» он произнес так, как если бы речь шла о проказе.
– Если бы я знала, это бы мне помогло. Ты обязан был быть откровеннее со мной, а не прятаться и секретничать. Неужели ты не видишь, что Морокунья вбила клин между нами? Что она хотела, чтобы ты начал защищать меня от ее поползновений? Хотела тем самым оторвать нас друг от друга?
– Это ты оторвалась от меня. Ты делаешь все, что тебе вздумается. Приперла сюда Борна и не желаешь от него избавиться. Вцепилась точно клещ. Ты сама это сделала. Сама!
– А ты не знал, что Морокунья пыталась завербовать меня еще три года назад? Не знал? Конечно, ты не знал. Я скрыла это от тебя, не желая, чтобы она получила над тобой еще большую власть.
– И чем же твой поступок отличается от моего? – уязвленно закричал он. – Я тоже своим молчанием пытался тебя защитить. Нет никакой разницы! Никакой! И вообще, мне плевать!
Так мы кричали друг на друга, обвиняли друг друга и никак не могли остановиться.
– Разница в том, Вик, что ты много чего скрываешь. И самое главное, то, каким образом Морокунья обрела над тобой власть. Ты прячешь у себя в комнате разные секреты, считая, что мне о них ничего не известно.