Все, что я когда-либо знала о природе их сердца, воплотилось в этом гаснущем, несправедливом зеркале. Чем оно было? Будущим, эксплуатирующим прошлое, или прошлым, эксплуатирующим будущее? Что показывало зеркало? Картинку из далекой, по-прежнему цветущей части нашего мира или альтернативную реальность Земли? Не могу сказать. Это была дверь куда-то еще. Компания явилась в наш мир из какого-то иного места, которое ее породило и одновременно испортило. Тем не менее Компания навсегда останется частью нашей самой сокровенной истории, хотим мы того или нет. Сколько бы времени ни прошло после смерти или поражения Морда. И сколько бы времени ни прошло после того, как я сама превращусь в пепел и прах или же буду погребена Морокуньей в одной из безвестных могил.
Мы оказались предоставлены сами себе. Мы и прежде были предоставлены сами себе. Нам не к кому было обратиться за помощью, вы не представляете, как сильно в глубине души мне хотелось, чтобы где-то в недрах Компании сохранился человек, хоть кто-то, кто мог бы ответить на наши вопросы, объяснить нам все, чтобы мы перестали чувствовать себя одинокими. Кто услышал бы наши мольбы и нажал бы на нужную кнопку или, там, потянул бы за рычаг, чтобы все исправить, провести перезагрузку и начать жизнь с чистого листа.
Но не было такого человека. Потом я осознала, что Морокунья по-прежнему стоит рядом, в окружении животных, пробравшихся сквозь трещины, прорывших норы и вернувшихся сюда, в то место, которое разрушило их хрупкие жизни. Крысы прогрызали стены, создавая новые проходы. Они были будущим нашего мира, но Морокунья этого не понимала. Наивно считая, что будущее – это она.
Стена, ниспадающая каскадом серебра, портал, работавший в одну сторону, показывала застывшую сцену: могучая река с доками и пирсами, сверкающее голубое небо, в котором замерли в полете птицы, везде – первые признаки весны и возрождающейся природы, яркие современные здания там, на земле, которая, по всей видимости, никогда не знала войны. Эта сцена у любого из жителей нашего разрушенного города вызвала бы тоску, а может быть, они бы ее узнали.
Это была явная ловушка.
Морокунья продолжала что-то говорить. Она по-прежнему стояла рядом в этой пещере и рассказывала, почему я должна к ней присоединиться. Объясняла, что все это означает и как нам спасти город от самого себя.
Но я не слушала больше ее болтовни. Вместо этого я ударила Морокунью камнем, и она умерла, а животные не сделали ничего, чтобы мне помешать. Может быть, если бы я не убила ее, они бы убили ее сами. Потому что, пока она была жива, у города не было будущего. Может быть, я и выбилась из сил, но в тот момент, когда приняла это решение, голова у меня работала.
Странно, до чего неосторожной она стала, до какой степени не принимала меня в расчет, полагая, что она знает меня как облупленную. Но Морокунья ошиблась. На самом деле она меня совершенно не знала, и не важно, что она сама об этом думала.
Кроме всего прочего, ей был неизвестен один маленький секрет: я уже прочитала письмо Вика. Так что, можно сказать, у нее не было ни единого шанса.
Во всем этом было много такого, чего не знал даже Вик. Он и сам скрыл от меня одну вещь, не упомянув о ней в своем письме. Он прибыл сюда в поисках лекарства. Морокунья появилась здесь ради биотехов, в надежде стать правительницей города. А я была для Вика той, которая, словно настойчивый призрак, преследовала его все последние годы.
Все мы были слишком мелки в своих помыслах. Слишком ничтожны, чтобы видеть по-настоящему и понимать то, что увидели.
В перевернутых ящиках, когда-то принадлежавших Компании, лежали самые разные предметы. Словно некто пополнил перед уходом запасы, чтобы не давать остающимся повода беспокоиться. Материалы для создания биотехов. Упаковки с едой. Законсервированные эмбрионы, чтобы засеять город новыми алко-гольянами.
А в последнем грузе из Компании лежали Борны. Множество Борнов. Сотни и сотни их высыпались из ящиков, стоявших перед серебряным зеркалом. Согласно этикеткам на ящиках в них были детские игрушки, но этикетки эти не соответствовали содержимому. Спящие зародыши Борнов. Запертые теми, кто в последний момент сообразил перекрыть этот уровень.
Пока туда не пробрались животные.
Убив Морокунью, я под безразличными взглядами лис пробежалась пальцами по сложному устройству, некогда управлявшему серебряной стеной. У города не было будущего, если бы Морокунья осталась жива. Но будущего не было бы и в том случае, если зародыши из секретного груза, явно предназначавшегося «на пробу» для постепенного внедрения, сотнями попали в город.
Может быть, Компания планировала таким образом его уничтожить? Стереть с лица земли? Забрать обратно те образцы, которые уже стали его частью? Если да, то она просчиталась. Весь груз, высыпавшийся из этих контейнеров, был поврежден, убит еще до рождения. Только небольшая часть образцов смогла бы выбраться наружу – и то лишь в случае, если бы окружающие меня теперь животные позволили им это. Если бы лис захотел, чтобы это случилось. Сколько попыток на самом деле сделали звери? Или Борн оказался первым, кого они разбудили? Может быть, они каким-то образом изменили его, прежде чем выпустить на свободу? Судя по тому, что я увидела в других комнатах, лис и его сородичи поменяли здесь очень многое. Те, у кого были руки, помогали тем, у кого их не было. На город незаметно наползала тихая революция.
Что же касается утаенного Виком, то все это было в его письме, не говоря уже о многих подсказках, которые я нашла по дороге сюда.
Морд показал мне, что я такое.
В одной из комнат я обнаружила то, что он, как ему казалось, хорошо спрятал, то, с чем так долго жил: целую гору старых схем и моделей биотехов. Ящики, полные пожухших запчастей.
У каждого из биотехов в этих ящиках были лица Вика. Смятые, разбитые, покрывшиеся трещинами, выброшенные за ненадобностью лица.
Вик не человек и никогда им не был.
Но для меня он был и остается личностью.
Что я прочитала в письме Вика
Дорогая Рахиль, я не умею писать письма. Это первое письмо, которое я кому-либо написал.
Я говорил тебе, что болен, и это – правда, но меня мучает не столько болезнь, сколько тайны, до сих пор стоящие между нами. Одну из них попросила меня сохранить ты, остальные я просто вынужден был держать при себе. Большинство из них связано с одним-единственным фактом: когда мы с тобой встретились в первый раз, этот раз, на самом деле, не был первым. Ты не приходила в город с реки. Ты не приходила с севера. Ты пришла из Компании.
Там-то я тебя и нашел. Твои родители умерли вскоре после того, как вы сюда прибыли. Смерть их была ужасна, и она наложила на твое сердце неизгладимый отпечаток. Семь лет назад я нашел тебя бродящей возле отстойников Компании, за несколько месяцев до нашей якобы первой встречи, которая сохранилась в твоей памяти. Ты была в ужасном состоянии, измучена горем и уже много дней голодала.
В те годы отстойники представляли собой настоящий кошмар, не то что в наши дни. Воплощение цинизма, позволявшего Компании считать себя милосердной на том основании, что многие из тех, кого они сбрасывали туда, какое-то время продолжали жить. Эксперименты сворачивались один за другим, и мусорщики яростно сражались со зверями за право пожирать отходы.
Когда я тебя увидел, ты брела между этими сценами убийства и отчаяния, словно в филиале ада на земле, устроенного Компанией. Я не знаю, сколько еще ты бы так протянула, пока кто-нибудь не решил бы, что ты не человек, а биотех, не расчленил бы тебя или не попытался бы каким-то образом изменить.
Ты находилась в шоке и ничего не замечала. Твоя одежда была порвана, к тому времени кто-то уже успел снять с тебя ботинки.
Когда я приблизился к тебе, ты сказала одну-единственную фразу, словно бы проговаривая вслух свою мысль. Твой голос звучал невыразительно и бесцветно, как и положено голосу существа с другой планеты.
– Ты такой красивый. Такой красивый, что не можешь причинить мне вред.
Я не ожидал услышать что-то подобное, и больше, кстати, ты никогда такого не говорила, но это были единственные слова, которые ты произнесла за долгое время. Вначале эти слова показались мне полной чушью, и я засмеялся. Эта фраза свидетельствовала, что ты не понимаешь, кто ты и где находишься. Она свидетельствовала о том, что ты – добыча.
К тому же это не было правдой. Я все-таки причинил тебе вред, хотя вред был не в том, что я не бросил тебя там. Долгое время я и сам не мог понять, почему сразу же не бросил тебя там же, где нашел. Почему спас. Говорил себе, что сделал это потому, что ты была единственным человеческим существом вокруг, и потому, что наша встреча застала меня врасплох. Я ведь не ожидал тебя там увидеть. Так же, как не ожидал услышать от тебя те слова. А еще потому, что и меня в некотором роде тоже бросили.
Я привел тебя в Балконные Утесы, однако лучше тебе не становилось, слишком многое ты успела пережить.
В прошлом люди иногда попадали в город изнутри Компании, но никогда – извне. Твои родители тоже очутились у нас благодаря Компании: они спрятались в контейнере с припасами, которые были отправлены в город из какого-то другого места. Не знаю, откуда, никто в городе этого не знает, большинство даже не подозревает о существовании других мест.
Но по правилам, установленным Компанией, все, что прибывало в грузовых контейнерах, по определению не могло быть человеком. Вы считались биотехами, запчастями. Исключений быть не могло. Это просто чудо, что кто-то смилостивился над юной девушкой и вместо того, чтобы убить на месте, выбросил ее умирать в отстойники, с глаз долой.
А вот твои родители умерли в стенах Компании. Были убиты на твоих глазах, когда выбирались из контейнера. Их убили и выбросили на полную кровавых останков свалку на окраине города. Города, который ты не знала и никогда прежде не видела.