И вот стоим мы, разговариваем, я медленно потягиваю кофе и открывается дверь почтенной дамы. Запахивая на ходу махровый бордовый халат, Иванна, пожевав губами, проскрипела:
— Чего стоим? Какого поезда ждем? Учтите, состав до дурдома отъехал в девяносто девятом году. Я как раз стала обучать оболтусов из десятого класса. Именно тогда и взяла в ту сторону последний билет.
— Добрый вечер, Клавдия Ивановна, — поприветствовала пожилую женщину, отсалютовав ей кружкой. — Как дела? Как здоровье?
— Дела паршиво, — медленно подходя к нам и держась одной рукой за спину, проворчала соседка. — Платежка за электричество пришла, я вешаюсь. Здоровье, как видишь, тоже не очень. На даче пропахала весь огород от сорняков. И мелких засранцев, что решили подергать морковь.
Засранцами она называла своих внуков десяти и двенадцати лет. По словам Григория, любила она их жутко. Но часто любовь превращалась в раздражение. Тогда доставалось всем. И внукам, и их родителям.
— Расходитесь, — пожевав губами, проговорила женщина. — Время позднее. Я устала, а вы своими голосами дом сотрясаете.
Переглянувшись с соседом, быстро распрощались с Клавдией Ивановной и скрылись в своих квартирах. Хотя… какая она моя. Съемное жилье, оно и есть съемное. Моего тут почти ничего нет.
Кофе допивала уже на кухне, в гордом одиночестве. Рыбок что ли завести? Или паука… Вот придет мой бывший, открою дверь, выпущу на волю своего питомца и…
И получу потом нагоняй от Клавдии Ивановны. Причиной шума буду являться я. Сегодня была косвенно, а в случае с пауком — прямым виновником мужских визгов.
Следующий день провела в домашних заботах. На всякий случай, чтобы не дергаться от каждого пиликанья, отключила телефон, сделала музыку на компьютере чуть погромче и приступила к уборке-готовке-стирке-штукатурке. Отштукатуривала свою нервную систему от напряжения. Один недостаток был у успокоительного — сонливость. Как не свернула себе челюсть, постоянно зевая, одним фармацевтам известно. Они должны были быть в курсе, что продают разбитой и униженной женщине, которая только-только развелась.
Спать легла рано, чтобы утром выглядеть свежей и отдохнувшей, а не помятой, словно с бодуна.
И я на самом деле чувствовала себя гораздо лучше. Если не считать стыд и страх, которые не покидали меня все последние два дня. С кем я была в тот вечер? Знает ли кто об этом, кроме, собственно, того, кто… Черт, почему я, постоянно уговаривая себя, что не стоит об этом думать, все равно прокручиваю мучающие вопросы в голове? Вот приду на работу и узнаю. Вдруг меня вообще уволили. А уж если в том кабинете стояли камеры… А если так подумать, об увольнении я бы узнала гораздо раньше. Получается, места не лишилась. После такой вольности меня бы выгнали из фирмы пинком под одно место.
В этот день я собиралась особенно тщательно. Встала на полчаса раньше обычного и пошла в душ. Освежилась, взбодрилась и почти успокоилась. Как говорится, перед смертью не надышишься. Из одежды выбор пал на брючный темно-синий костюм и кремового цвета блузку. Брюки подчеркивали стройные ноги, застегнутый на одну пуговицу пиджак — талию. Волосы заплела в косу и закрепила черной тонкой резинкой. Над макияжем мудрить не стала. Тональный крем, немного румян, тушь и перламутровые тени. Привычную помаду бледно-розового цвета заменила блеском. Сегодня я себе нравилась. Не та помятая и разбитая женщина, которой я казалась себе в пятницу. Не сказала бы, что выглядела счастливее, но более живой что ли.
Обычно, под синий костюм я любила надевать ботильоны, но сегодня почему-то изменила своим привычкам, выбрала более удобную обувь на танкетке. Завершали образ бежевое пальто и черная сумка.
На улице было холодно и сыро. Повезло, что в этот день я выбрала наиболее подходящую для такой погоды одежду. Обычно промахивалась и либо замерзала, либо потела. Не умела выбирать наряды по погоде. Причем, видя из окна прохожих, понимала, что лучше надеть, а стоило выйти из дома, как приходило осознание: природа надо мной издевалась. Если в форточку дует пронизывающий ветер — это еще не означает, что, оказавшись на улице, в тонкой кофте тебе будет холодно. Ветер может сразу закончиться. Выйдет солнце, лужи вмиг высохнут… В общем, день мой начинался вполне неплохо.
До работы доехала без пробок. Затора не оказалось даже на самом проблемном участке дороги. В итоге, на место я прибыла за десять минут до начала рабочего дня. Чтобы не сидеть в машине, строя из себя жутко пунктуальную, вышла и пошла к входу. Успею заварить чай, немного перекусить и приступлю к работе. Раньше начну, раньше закончу.
Вся моя бодрость закончилась на второй печеньке. Сколько бы раз я не говорила себе, что есть на рабочем месте нельзя, не могла отказать себе в удовольствии и прятала в нижнем ящике стола чайные пакетики, несколько пачек печенья и конфеты. Ну и сахар тут же лежал. Кофе все покупали на первом этаже через автомат. А вот с чаем были проблемы. Как и с перекусами. В столовой кормили не очень. То салат из свеклы кислый, то борщ непонятного цвета с душком. Питаться там не любила, но других вариантов не было. Надо бы заставить себя брать обед из дома. Один минус: холодильника не было. А ближайшая микроволновка в злосчастной столовой.
Вскоре в коридоре послышались бодрые голоса. Зевнув, допила чай, убрала кружку в ящик (потом помою), туда же положила и съестное. Как всегда Вова, редко вспоминающий о том, что я начальница, без стука вошел в кабинет и, радостно улыбаясь, подошел к столу.
— Ну как ты? — спросил, смотря прямо в глаза.
— Паршиво, — призналась. — Я понятия не имею, как оказалась дома. Белый лист…
— Сколько ты выпила? — темные брови медленно поползли вверх. Он бросил быстрый взгляд на дверь, убеждаясь, что она плотно закрыта.
— Не так много, чтобы улететь. Но этого почему-то хватило, чтобы меня развезло, как десятиклассницу, впервые попробовавшую алкоголь.
— Это из-за того, что ты мало ешь, — мужчина сложил руки на груди. — Сегодня пойдем в столовую.
— Иди, работай, — попробовала временно влезть в шкуру суровой и властной начальницы. — Иначе уволю. Без выплат.
— Зайду в час, — поворачиваясь ко мне спиной, предупредил Владимир и пошел на выход. — Если понадоблюсь раньше, вызывай.
Тоже мне, мальчик по вызову.
А вот интересно, мог бы он… Хотя, нет. Зачем ему выводить меня из конференц-зала, поддаваться на мои пьяные приставания и потом отвозить домой. В жизни не поверю, что я, будучи не в себе, могла добраться до квартиры на своих двоих. Если бы это был он, то не стал бы писать сообщение, куда я запропастилась.
Кому же я тогда обязана такими угрызениями совести и сжирающим изнутри стыдом?
Работа не клеилась. Я смотрела в таблицы, графики, пыталась сверить данные за прошедшие два полугодия и не черта не соображала. Кофе пить не хотелось. Спать, впрочем, тоже. Я не понимала своего состояния. Когда на рабочий телефон позвонил главный, я думала скончаюсь на месте и, зашедший к часу Вова увидит не суровую начальницу, коей я не являлась ни разу, а хладный труп. Голос у мужчины был спокойным — если бы он что заподозрил или возжелал бы меня уволить за разврат на работе, так бы не говорил. Брызгал слюной, грозил чем угодно, но не стал бы вежливо просить меня зайти к нему в кабинет.
Захватив с собой на всякий случай папку с последними данными от аналитиков, заторопилась к самому главному и злобному боссу. Один минус — как есть на Колобка похож. Такой страх не вызывает. Умиление, ели только. Впрочем, самому главному об этом лучше не знать. Я своим местом дорожила (ситуация, произошедшая в пятницу, не в счет). Рисковать, соревнуясь в остроумии не собиралась.
Босс лучился довольством и радостью. С чего бы, спрашивается?
— Елизавета Викторовна, присаживайтесь пожалуйста, — указал рукой на свободный стул с противоположной стороны от его рабочего месте. За которым он, собственно, и устроился, чуть ли не положив внушительный живот на столешницу.
— Доброе утро, Николай Кириллович, — поздоровалась, опускаясь на мягкую си душку.
Принюхалась, почуяв запах дорогих, но резких мужских духов. Уф… невыносимый запах. И как усидеть, если он тут такие ароматы развел.
— Хотел поговорить с вами о продажах за последнее полугодие лично… — начал вводить в курс дела босс, доставая из ящика стола папку и бросая ее поверх. Она, несчастная, с громким шлепком, упала на столешницу, неподалеку от внушительного пуза.
Отвечала на автомате. Не сказала бы, что он открыл мне глаза на происходящую у нас в фирме ситуацию. Конкуренты словно читали наши мысли, умудрялись раньше внедрить то или иное изменение, о котором мы успевали подумать, но не успевали реализовывать.
— Мы с главным директором «Кронвэла» пришли к решению соединить наши силы и действовать сообща. Враждовать с ними нам не выгодно.
— К чему вы клоните? — я напряглась и, кажется, побледнела. Но виной тому были не последние сказанные мужчиной слова, а продолжающий вызывать у меня рвотные спазмы запах духов. Они никогда мне не нравились.
— Вы, Елизавета Викторовна, будете направлены к ним на переговоры. Одну я вас, само собой, не отпущу…
Прикрыла на пару мгновений глаза, собираясь с силами. Оказаться на территории фирмы-конкурента это не так страшно, как встретить там своего бывшего супруга, который продолжает периодически слать мерзкие сообщения, наивно надеясь вывести меня на эмоции.
— Я могу отказаться? — спросила, не особо рассчитывая на чудо. Везение должно было когда-нибудь закончиться. Честно, лучше бы меня уволили.
— Нет, — растягивая пухлые губы в улыбке, вбил первый гвоздь в крышку моего гроба начальник.
Выходила из его кабинета спокойно. Однако, стоило прикрыть дверь, не удержалась и показала оной неприличный жест. Он знал о моей ситуации. Бывало, видел моего супруга. Раньше я, бывало, после работы, заходила к Павлу и до дома мы ехали вместе. Как говорится, офис слухами полнится. Николай Кириллович дураком не был. Там услышит, там увидит. Подумаешь, фамилии не совпадают, зато нас часто видели вместе. Я не то, чтобы скрывала свою личную жизнь, просто не распространялась.