Глава 3
— У-и-и, спасибо, дядя!! — бородатый детина уткнулся мне в плечо и ревёт как заведённый. — Мне так страшно!
Ох и угораздило же меня попасть. И ничего не попишешь. Личность-то у здоровяка — ребёнок.
— Всё позади, малыш, — говорю неловко. — Я вытащу тебя из Лабиринта. А потом ты снова сможешь побороться за свой трон.
Сзади — удивлённые восклицания и синхронное охренение в два голоса.
Спутницы проснулись. Гюрза и Змейка сидят, не моргая, уставились на меня, а точнее — на зарёванного бородатого шкафчика, который сейчас вжимается в моё плечо, будто я — его личный медведь-обнимашка.
Первой реагирует Змейка. Широко, с хрипотцой:
— Фаааааака.
Я пожимаю плечами, будто всё это абсолютно штатно.
— Леди Гюрза, прошу познакомиться. Это — король Острова Некромантии Брикс.
Гюрза моргает один раз, второй.
— Эм, очень приятно, Ваше Величество, — воспитание берёт своё, хоть от реверанса удерживается, ибо в боевых условиях можно.
Идём дальше.
Брикс держится за меня, как за папку. Одной рукой то и дело норовит уцепиться за мой рукав, другой — осторожно прижимает к себе что-то невидимое. Привычка, наверное. Может, когда-то у него был плюшевый мишка. Или череп. Король некромантов, как-никак.
За поворотом начинается развилка — два туннеля. Гюрза выставляет вперёд ладонь. Её ментальные щупы, как и мои, ускользают в оба направления, нащупывая сознания.
— В левом туннеле узники, — говорит леди. — В правом — много огромных пауков наподобие того, что мы убили. Я, если честно, предпочла бы просто зайти в левый и перебить психов. Это проще.
— Это, безусловно, самый лёгкий путь, — соглашаюсь. — Но давай по-честному: я телепат или нет? Я угодил в Первозданную Тьму — и что, уйду отсюда без сувениров? Без паука в банке на память?
Гюрза смотрит на меня удивлённо.
— Ты сейчас серьёзно, Данила?
— А как же! Ждите здесь. Я быстро!
И шагаю в правый туннель.
Коридор расширяется в пещеру. Воздух греет лицо, давит, как выдох зверя. Накинув теневой доспех, я двигаюсь неслышно, но открыто, не прижимаясь к стене.
А вот и пауки. Вообще никакие это, понятно, не пауки, но так проще называть. На самом деле их как будто кто-то вырезал из темноты по кривому трафарету. Восьмиконечные, десятиконечные, пятнадцатилапые. Шары с лапами, щупальцами, теневыми крюками и чем-то, что определённо должно быть вне анатомии.
Пауки сразу меня засекают, едва появляюсь на пороге.
Твари замирают, настораживаются. Я делаю рывок вперёд и в тот же миг проскальзываю мимо троих. Вязкие щупальца бьют воздух, хлещут, пытаются ухватить, но я уже вне досягаемости. Их шипение раздаётся справа, слева, над головой. Я сбрасываю пси-сеть. Она сминает троицу, заставляет их качнуться, прижаться к полу. Твари шатаются, запутываются друг в друге. Почти падают. Недостаточно слабые, чтобы лечь. Недостаточно сильные, чтобы остановить меня.
Я пробегаю дальше, пробираюсь всё глубже, мимо других охреневших от моей наглости пауков. Видимо, добыча никогда не бежала на них. Но вот я добегаю до самого огромного вожака. Его тело — как чёрный танк. Лапы, толщиной с сваи, шевелятся медленно. Вокруг него — десяток пауков поменьше. Они застыли, типа свита. А вожак сидит в центре, неподвижный.
Я, недолго думая, бросаю пси-клинки — десятки, чтобы не мелочиться. Может, хватит, а может, нет.
Оказалось, что нет. Клинки повтыкались в вожака, но словно увязли в панцире, и до сознания я не дотянулся. Нервных окончаний на панцире нет, он же состоит из Тьмы. Зато вожак заревел, он встаёт на лапы, вздымается над пещерой и понёсся на меня.
План «А» провалился.
Я достаю из теневого портала наваху. Сталь из аномального металла. Давненько не пользовался испанской «бритвой». Что ж, время наверстать.
— Ну давай, красавчик, — бросаюсь вперёд.
Всё вокруг уже ожило. Пауки рычат, визжат, скрежещут. Но никто не мешает вожаку бежать на меня.
Так, не стоим! Прыжок в сторону, проворот корпуса — и я ухожу в скользящий подкат, плавно влетаю под брюхо огромной твари, ощущая, как по плечам и спине бьют клочья пыли и капли влаги, стекающие с потолка. Камень подо мной — гладкий, отполированный лапами тех, кто ползал здесь веками, и на нём я скольжу, как по льду.
Выпрямляя руку, перехватываю наваху обратным хватом и в следующую же секунду вбиваю её в брюхо твари, в темноту, плотную и упругую, как смола. Ткань разъезжается с тихим влажным звуком, будто нож врезался в мокрую кожу фрукта. Клинок входит не глубоко — слишком мелкий для такого гиганта, слишком скромный, чтобы быть летальным. Но не в этом цель.
Через лезвие, как по проводам, пропускаю пси-импульс — не один, конечно, а целую связку. Они входят в организм паука волнами, распространяются внутрь черноты, как вибрация по струне, пробираются вглубь, туда, где сердце тьмы, где трепещет нечто, напоминающее разум, пусть и примитивный, обёрнутый в животные инстинкты.
Рукоять дрожит у меня в руке — не от сопротивления, а от того, что резонирует, становится продолжением воли, катализатором вторжения. Я чувствую, как его сознание дергается, как паутина связей внутри головы вожака начинает трескаться, сдвигаться, перестраиваться. Он не ломается сразу — нет, он сопротивляется, судорожно, как зверь, которому вживили чужой импульс.
Но импульс сильнее.
Я ощущаю, как напряжение уходит. Как на долю секунды его разум становится моим полем — открытым, пульсирующим, зловещим, но подчинённым.
Всё! Теперь он — мой.
И в этот момент сзади начинают ползти остальные пауки. Видимо, почувствовали слабость вожака и захотели ей воспользоваться.
— Поставь своих на месте, — велю огромному пауку. — Покажи кто тут батя.
Вожак разворачивается надо мной и наносит удар передней лапой в морду ближайшего паука. Щелчок, сдавленный визг, хруст. Второго бьёт в бок, не раздумывая. Третий, тот, что был сзади, пятится, не дождавшись удара — и тут же остальные замедляют ход, прижимаются к стенам, замирают. Получить пиздюлей больше никто не хочет.
Ну да, вожак все еще в силе и наглядно это показал.
Я выкатываюсь из-под теневого гиганта и поднимаюсь, отряхиваю ладони, прохожу мимо него, не опасаясь ни одного движения. Подхожу к передней части туловища, касаюсь поверхности лапы. Не, высоко.
— Присядь что ли, а то отрастил жопу.
Вожак наклоняется, подставляет спину, поворачивает корпус под удобный угол, как дрессированное животное. Лапы срабатывают как лестница, скользят вниз и тут же возвращаются обратно, поднимая меня, выстраивая путь к вершине. Я забираюсь, устраиваюсь на черном туловище.
— Назову тебя Магнитик, — решаю. — Поехали за сударынями.
Лабиринт Первозданной Тьмы, Остров Некромантов
Гюрза наблюдала за тем, как Данила возился с этим бородатым психом, которого… ну, по-другому и не скажешь — буквально вытащил с того света. Леди одного не понимала — нахрена? Тот оказался ещё и королём Острова, но яснее от этого не стало.
Теперь тот стоял, растерянно озирался по сторонам глазами круглыми, почти детскими — и вдруг, раскатистым басом, невинно спросил:
— Тётя, а дядя ведь вернётся?
Гюрза чуть не поперхнулась.
— Охренел, что ли? Какая я тебе тётя! Я — молодая, красивая девушка! — возмутилась леди. — И зовут меня леди Гюрза!
Бородач виновато опустил глаза.
— Прости, тётя… ой, леди Гюрза.
Странное путешествие. Но ещё страннее то, что она сама не чувствовала сожаления. Ни о Лабиринте, ни о безумцах, ни о пауках, ни о Тьме. Ни о том, что оказалась здесь, в этом кошмаре, рядом с Данилой. Она не жалела о том прыжке в Молодильном Саду.
Данила — спокойный, собранный, сосредоточенный. Но никогда не сдавшийся. Никогда не позволявший страху застыть в глазах надолго. И по какой-то причине… рядом с ним становилось спокойно. Тихо. Надёжно.
И вдруг она поняла: неважно, выберутся они завтра, послезавтра или через неделю. Она знала, что они выберутся. Потому что Данила — не тот, кто ломается. Не тот, кто опускает руки.
Может, менталисты и телепаты действительно не одно и то же. Возможно, в этом и есть разница — в их характере.
Доносится топот, далёкий, глухой, как раскаты подземного грома.
Потом — всё ближе. Несётся явно полчище пауков.
Гюрза вскинулась. Леди формирует в руке пси-клинок, чтобы метнуть. Дышит медленно, контролирует пульс. Всё, как учили. Возможно, битва будет последней, но Гюрза не ступит и сделает всё, что в её силах.
И тут её взгляд падает на Змейку.
Хищница сидит и не двигается. Просто зевает, лениво прикрывая рот когтистой ладонью.
Гюрза моргает в непонимании.
Из густой темноты впереди, над лавиной из щёлкающих лап, извивающихся щупалец и шипящих теней выделяется всадник. На самом огромном пауке, которого только можно вообразить.
Данила.
Он машет рукой. Улыбается.
Пауки, будто по команде, один за другим останавливаются. Справа. Слева. Сзади. Вся эта лавина чёрной плоти замирает.
Гюрза не верит глазам.
Данила действительно верхом на существе из Тьмы.
А телепат, весело перекрикивая гул и отзвуки эха:
— Ну что, особое приглашение нужно? Залезайте на Магнитика! Так быстрее выберемся отсюда!
И в этот момент она, впервые с того самого дня, как ступила в Лабиринт, улыбается. По-настоящему. Да и как не улыбнуться — перед этим телепатом даже Тьма сдаётся.
Теперь мы продвигались куда быстрее. Верхом на гигантском Магнитике, который послушно шагал вперёд,— путь перестал казаться бесконечным. За вожаком стаей мчались и остальные пауки. Вот нахрена они мне? Гюрза то же самое сказала. Но вообще, чую, пригодятся, а может это Жора проснулся внутри меня.
В этот момент в голове вспыхнул мысленный сигнал. Голос Айры, уверенный, чёткий, как будто она сидела рядом, только вместо слов — прямое восприятие: