Дуняша насела на Фёдора, чтобы он не упускал из виду Митьку с Аксиньей. Им вскоре предстоит работа с шерстью и потребуется рабочее место. Хорошо бы Митьке взять помощников, но Дуня подозревала, что пацан сделает всё, чтобы никого не допустить к своим валенкам. Он ужасно боится конкуренции и того, что станет ненужным, но если валенки станут приносит стабильный доход, то придётся ему подвинуться.
А вот Аксинья в этом плане молодец. Она легко делится своими умениями с девочками и не переживает, что они её превзойдут. Игрушки и безделушки получаются у всех разные, и у каждой мастерицы найдутся свои почитатели. Дуняша, когда услышала позицию Аксинью, то искренне похвалила её. Но Аксинья уже пожила, набралась опыта и давно уже понапрасну не нервничает.
Самым сложным для Дуни было сделать выкройку для жилета. У неё в голове сложился образ мушкетеров из фильмов, но там всё выглядело элегантно, а у неё в качестве материала была толстая шкура и появившиеся сомнения на счет её защитных свойств. Поздновато было сомневаться, так как деньги за шкуры были отданы… несущественные, даже смешные, но сейчас очень нужные. Дед поверил ей, и нельзя было оплошать.
Дуня несколько раз перерисовывала жилет, прежде чем начать строить выкройку для трёх самых популярных размеров (на её взгляд). Мама ей помогала и подсказывала, так как кожаный жилет не был новинкой в защите воина, но жилет из лосиной или из воловьей шкуры никогда не отличался изяществом, а Дунина модель претендовала.
Понравится ли она воинам? Милослава не могла предугадать, но на всякий случай решила сшить такой жилет для мужа. Его можно носить, не снимая, и быть может, он убережёт Вячеслава от стрелы или брошенного из-за угла ножа.
Дуня была счастлива, что мама с Машей приняли активное участие в разработке жилета, так как у неё совсем не оставалось времени, чтобы смастерить из бересты лекала для составных частей дивана и стульев. В деревне все умели работать с деревом, но требовалось точно сказать, а лучше показать, что нужно вырезать. Возня деревенских с игрушками обогатила крестьян в плане опыта. Теперь в каждой семье знали и умели не только вырезать что-то из дерева, но и шлифовать его, пропитывать маслами и подкрашивать. Даже появились свои секреты. Но Дуне требовался аккуратный работник с прямыми руками, жестко соблюдающий размеры. А так ничего сложного в производстве мебели не было. И Фёдор быстро указал на подходящую семью.
Дуня была довольна. Она всем нарезала задач, и никто не остался без дела. Мама и Фёдор теперь только за голову хватались, так много забот вдруг свалилось на них, а Дуня продолжала ойкать и вспоминать то про яблоки, которые привезут, то про заготовку на зиму лесных даров, рыбы, овощей…
На свой огород и маленькое поле она смотрела с сожалением. В засушливые дни грядки пересохли, а крутившиеся рядом тати не дали спокойно всё полить, а вот поле… там получился роскошный по местным меркам урожай, но вовремя снять его не смогли. Кое-что Митьке удалось подобрать на посев в следующем году, но не более.
И всё же отбор крупного зерна для посадки и разнообразная подкормка почвы для всех оказались очевидны. Оставалось только выжить, встать на ноги и с новым опытом взяться за дело, а опыта у всех вдруг стало копится много и всякого разного.
Каждый вечер во дворе разгорались споры о том, как и чем дальше жить, и потихоньку вырисовывался план. Боярыня Милослава хваталась за голову, управляющий Фёдор посмеивался, а Дуня испытывала глубочайшее удовлетворение. Ей нравилось, что у людей появился выбор и возможности, а главное, вера в свои силы и надежда, что всё получится. А то отчаялись, понимаешь ли!
Перед отъездом Дуня померила сшитую из шёлка новую сорочку и нарядный летник. Его в девичестве носила Милослава, потом он достался Маше и был ей велик, но на семейном совете дружно решили перешивать его для Дуни, чтобы она не опозорилась перед князем и боярами.
— Красиво, но тяжело, — вздыхая, жаловалась Дуня. Летник сделали меньше размером, а споротые с лишней ткани жемчужинки добавили в центральный узор. — А что мне на голову надеть? Венец ещё рано, а ленты как-то просто будет…
Милослава схватилась за голову и бросилась к своему сундуку.
— Вот, ободок наденешь, чтобы волосы ветром не растрепало.
— И всё? А серебряные висюльки?
— Сгорели, — расстроилась Милослава, — не восстановить.
Дуня тоже расстроилась: ей очень нравилось мамино очелье.
— Евдокия, всё помнишь, как перед князем стоять?
— Да-да, войти, поклониться, глаза в пол и молчать пока не спрашивают, — скривившись, повторила она наставление.
— Не забудь.
Дуня закатила глаза и вдруг встрепенулась:
— А целовать меня будут?
Милослава с Машей опешили, а Ванюша захихикал.
— Зачем тебя целовать? — растеряно спросила мама.
— Ну-у, ты же целуешься с гостями, — неуверенно пояснила Дуняша, до сих пор не разобравшаяся в ритуалах с лобзаниями. Гости целовали Милославу в уста сахарные при отце, когда она подносила им чарочку. Дуне казалось это нарушением личных границ, но тут и мужчины могли смачно расцеловаться друг с другом, поэтому она и уточнила, чтобы морально подготовиться и не морщиться.
— Ах ты! — Милослава сорвалась с места, но Дуня быстро отбежала. — Стой! Летник испортишь!
Дуняша затормозила и оглянулась. Милослава остановилась и, беззлобно погрозив кулаком, велела раздеваться и идти спать.
Рано утром заматеревший за прошедшие месяцы Гришенька подхватил её на коня и повёз в город. По пути Дуня немного покапризничала из-за ужаснейших неудобств и даже в знак протеста какое-то время бежала рядом с конем, как писалось о предках в летописях.
Да, было такое, бегали!
Но стало только хуже и пришлось поддаться на Гришкины уговоры, смириться и трястись на коне. Слава всем дорожным духам, но через несколько часов она оказалась дома. Если сравнить с тем, как обычно приходится тащиться на телеге или в возке, то скакать на коне даже в виде балласта оказалось лучше.
Во двор Дуняша вбегала с волнением. Новехонький дом стоял на месте старого и был точь-в-точь, как прежний. Дворовые, увидев её забегали, засуетились, а Дуня стремительно поднялась на крыльцо, вошла в дом и огляделась. Внутри было пустовато и светло. Дерево ещё не успело потемнеть и пахло приятно. Часть окон была затянута чем-то непонятным, а часть слюдой.
— Боярышня, радость-то какая! А я уж давненько велела водички для тебя согреть, чтобы ты обмылась с дороги, — произнесла ключница и подала ковшик с квасом.
Дуня должна была принять его при входе, но понеслась смотреть. Стало неловко. Испортила такой хороший ритуал! Выпила квас, облизала губы и подошла к ключнице, чтобы обнять.
— Я скучала по тебе, по всем нашим… — обронила она, а когда увидела заблестевшие глаза маминой верной помощницы, то чмокнула её в щеку и побежала смотреть свою горницу.
Там на полу была расстелена постель, а матрас был травяным. Только подушка осталась пуховой. Окошко вновь было маленьким и закрывалось деревянной планкой, как во всех простых домах. У деда не хватило денег на слюду, на кровать, стол и полки. Дуня быстро оббежала остальные помещения и поняла, что единственный стол во всем доме стоял внизу в общей горнице, и даже на кухне вместо стола стояли короба, накрытые парой досок. Всё это удручало, но если игуменья Анастасия рассчитается без обмана, то ста рублей хватит, чтобы обустроить дом и сшить Маше новую одежку для поездки в Псков.
Когда Дуня освежилась и перекусила, то во дворе уже стоял возок.
— У наших соседей, которые напротив живут попросили, — пояснила ключница, усаживая Дуню внутрь и залезая следом. — Провожу тебя вместе с боевыми, а там уж батюшка наш Еремей Профыч скажет, что делать и куда идти.
Дуня чинно села на лавку и сложила руки на коленях. Её нарядили, причесали, измучили наставлениями, словно она не знает, как вести себя в гостях.
А главное, все как один талдычат, чтобы помалкивала! А как молчать, если князь поговорить хочет?
Да и какая польза молчать, если предоставилась возможность что-то сказать?
А с другой стороны, князь явно симпатизирует тихим и скромным женщинам. Его жена сделала ставку на это и не прогадала. Так что не зря все дают совет помалкивать.
Дуня хмурилась и из-за неразрешимой проблемы: молчать или говорить?
Ступить во двор Кремля после всех событий было… торжественно и приятно. Она только сейчас осознала, что идёт вся такая нарядная и красивая, а её врагиня княгиня захлебнулась в своей злобе. А осознав, Дуня просияла и зашагала победительницей, улыбаясь и желая здоровья всем тем, кто улыбался ей в ответ, а когда её спрашивали, куда она идёт, то честно отвечала, что князь посоветоваться с ней хочет, как дальше жить.
Ну-у, она имела в виду, как дальше жить Дорониным, но не исключено, что люди понимали по-своему.
— Борис Лукич! — закричала Дуня, увидев дьяка разбойного приказа издалека и поспешила к нему. — Как поживаешь? — вежливо спросила она.
Дьяк улыбнулся ей в ответ и прищурившись, оглядел её, поцокал языком и выдал:
— Ишь, красавица какая стала! Сияешь ярче солнышка! А поживаю я неплохо. Разбойников нынче много и служба моя процветает.
— Эх, хоть кому-то обилие татей в радость и к доходу. А нас пограбили и ещё раз пограбили, а потом вновь ограбили, — доложила боярышня.
— Слышал я, — сочувствующе покачал головой Репешок.
— Люди злы у нас…
Дьяк выгнул бровь, ожидая к чему ведет маленькая Доронина.
— Денег-то нет… — к чему-то пояснила она и в своей манере развела руками. Очень забавно это у неё получалось, но дьяк выжидал.
— Вот я и говорю, что коли бы за разбойников деньги платили, то народ сам бы татей в лесу поймал и к тебе привел, как телков на верёвочке.
Борис Лукич приоткрыл рот и захлопнул. Потом пощипал куцую бороденку и вновь собрался что-то сказать, но получилось не сразу. Прокашлявшись, он уточнил:
— А ежели невиновных начнут в приказ сдавать?