— А баня? — проявлял тугодумие управляющий.
— Что баня?
— В бане же можно поговорить, — пояснил Фёдор.
— Так в баню ты с кем ходишь? — не дала себя сбить с толка боярышня.
Управляющий смутился, потому что жены у него не было, а парился он со вдовой.
— Мужская берлога, говоришь? — задумчиво переспросил он.
— Да-а-а! — с придыханием протянула Дуня. — И это логово можно обустроить на дереве!
— Зачем там?
— Потому что детям интересно лазать по деревьям, — проявляла чудеса терпения Дуня.
Фёдор поскрёб бороду и непонимающе посмотрел на боярышню. Она посмотрела наверх, прося у небес терпения , и ещё раз пояснила:
— Слушай внимательно. Дело чисто мужеское и важное. Надо помочь построить мальчишкам логово…
— Ты говорила «берлога»…
— Тьфу на тебя, да хоть гнездо! Главное, чтобы им там было безопасно и уютно. Можно придумать переходы с дерева на дерево и спуск по верёвке.
— Хм, так раньше обустраивали сторожевые посты наши деды.
— Во-о-от! А я о чём? — обрадовалась она.
— Так они сторожили, а отрокам там что делать?
— Строить планы, пить морс, придумывать состязания… Ванька придумает, что делать, когда всё будет построено. Ты, главное, подскажи ему, что девочкам туда хода нет.
— Куда ж он их денет? Они его побьют. Девки же, хоть и маленькие.
— Пусть меня упросит пристроить их к делу, — Дуня подмигнула ему и поспешила к Якимкиному семейству, чтобы обговорить кирпичное производство. А Фёдор пусть обдумывает новую мысль и способы её реализации.
Любашка увидела боярышню с сопровождающими её новиками на подходе и выбежала встречать.
— Радость-то какая! — воскликнула она. — А я забегала в имение, но не застала тебя, Евдокия Вячеславна.
— Как поживаешь? Как муж и сыночек?
— Всё ладно у нас, слава богу. Живём не тужим.
Дуня посмотрела наверх и увидела работающего Якима. Он оглаживал камень, примеряясь к скрытым линиям, по которым нужно будет нанести удар. Неожиданно камень выпал из его рук, а сам он поднялся, посмотрел на Дуню с новиками и поклонился.
Боярышня помахала ему рукой, но Яким больше никак не смог ответить.
— А ведь он лучше себя чувствует, — констатировала Дуня и вопросительно посмотрела на Любушу.
— Не всё может сразу понять, но по хозяйству с ним намного легче стало, — подтвердила она. — Только когда беду чует, то шальным делается и никого не слушает.
— А вот с этим напраслину не возводи! — строго осадила её Евдокия. — Все уже догадались, что при приближении беды он нутром чует самое безопасное место и лучше бы довериться ему, да помочь.
— Да я понимаю, — притихла бывшая нянька.
— Понимай и уважай, — наставительно тряся пальцем, внушала Дуня. — Он за своё чутьё дорогую цену заплатил, так что куда поведёт — туда и иди!
Любашка захлопала глазами, смаргивая появившиеся слёзы.
— Ну чего ты, дуреха? — сбавила напор боярышня.
— Да это от благодарности, Евдокия Вячеславна! Есть тут одна баба, что над моим мужем посмеивается, а ты вон как хорошо о нём думаешь. И как на духу тебе скажу: всё правильно про него понимаешь!
Молодая женщина сделала шаг назад и низко поклонилась:
— Спасибо тебе, боярышня. Всегда молюсь за тебя от чистого сердца.
— Ох, Любаша! — от её слов и поступка Дуня растрогалась. — На глупую бабу не обращай много внимания. Ответь ей, как положено — и живи дальше. Я вижу, что вы с Якимом ладите, а это главное. А то, что у вас не так, как у всех в семье, то плевать.
Дуня смутилась, видя с какой жадностью её слушает Люба. Видно, тяжеленько ей приходится, а невдомек, что будь у ней другая жизнь, то она могла бы поперек горла встать. А тут Любка верховодит, а муж ей во всем поддержка, и благодарен.
Дуня вспомнила, как была расстроена, когда Любаша сообщила ей что идёт замуж за Якима. А теперь даже завидует, что та почувствовала своего мужчину и настояла на своем выборе. Евдокии взгрустнулось. Сумеет ли она так же опознать того, с кем сможет в ладу всю жизнь прожить?
— Ох, не за этими разговорами я пришла. Послушай-ка мои планы насчет будущего твоей семьи.
И Дуня пояснила, что можно найти новый камень и начать его разрабатывать, потому что несмотря на выросшую конкуренцию спрос на брусчатку есть, и он растёт.
Любаша при этих словах поникла, понимая, что придётся переезжать и продолжать тратить силы на конкуренцию. Евдокия не стала мучить её и перешла к новой идее.
— Если не хочешь переезжать, то можно заняться глиной. Её у нас вдоволь, но…
Дуня объяснила, что хочет поручить изготавливать небольшие глиняные блоки для строительства, похожие на плинфу. Когда подошел Яким и сел рядом с женой послушать, то боярышня подробно описала, как последовательно они будут действовать. Любаша поплыла, получив слишком много информации, а Яким смотрел вдаль и сосредоточенно слушал. Казалось, что все слова проходят мимо него, но боярышня надеялась, что стоит ему лечь спать — и в голове мысли улягутся, разложив всё услышанное по полочкам.
— Сложно и боязно, но куда деваться? — ответила Любаша, поглаживая мужа по плечу, когда Евдокия закончила и попросила дать ответ. — Всему, чему надо, мы вместе научимся. Чай, не глупее Демьяна - гончара. Только не хотелось бы с ним ругаться, уж больно он заносчивый и вредный…
Дуня неприязненно скривила губы: Любаша правильно подметила, что гончар заносчив и ведёт себя так, как будто владеет тайнами мира, а не секретами своего ремесла. Во всяком случае на помощь с его стороны нечего было надеяться.
— Значит, остаётесь здесь, под нашей рукой, — подытожила боярышня. — А про Демьяна не думай. Он останется при своих горшках. Кирпич ему не интересен и скучен. Тем более в первые годы в этом деле будут зимние простои.
— Ой, боярышня, зимой у нас другой работы полно! — отмахнулась Любашка. — Яким посуду из камня и дерева режет, я нить пряду и полотно тку. Ты мне поясни, как мы с тобой первую печь поставим? Ты же сказала, что сначала одна печь и возможно, что не одна, а потом уже большая. Сдюжим ли?
До того, как Любашка задала вопрос, Дуня думала, что легко сдюжат. Ну чего там делать-то? Но посмотрела на трудовые руки Якима и засомневалась. Это ж сколько глины надо наковырять, потом довезти её до нужного места, размять, сформировать… Она посмотрела на свои руки и поняла, что сумеет размять только кусочек глины, не более.
Дуня оглянулась на Гришиных новиков, по-хитрому кидавших камешки в реку и что-то подсчитывающих. В крайнем случае можно было бы их припахать, но Гришаня будет ругаться.
Перевела взгляд на Якима, но сразу отбросила мысль привлекать его по полной к обустройству нового дела. Ему пока нельзя терять заработок с брусчатки.
— Найду я нам работников, — после раздумий пообещала Дуня. — Не самим же нам в конце-то концов глину месить... Главное, я твое принципиальное согласие получила.
— Какое? — не поняла Любаша нового слова.
— Основное согласие! А по мелочам будем разбираться по ходу дела.
— Ага, — закивала головой Любаша и пригласила боярышню попробовать какого-то диковинного сыра, который она научилась делать.
Евдокия в маленький домик заходить не стала. Пока хозяюшка выносила угощение в небольшой сад, она разглядывала Якимкин способ подачи воды к дому. Ничего нового он не придумал, и Дуня переключила своё внимание на большие каменные поилки для животных, стол, скамью и ступеньки. Она покачала головой, понимая сколько труда было вложено в эти предметы.
— Вот, — Любаша обмахнула небольшой каменный стол и выставила на него плошку с белоснежным комком сыра и кувшин с молоком. — От души угощение, не побрезгуй, Евдокия Вячеславна!
— Не побрезгую, Любаша, ты же знаешь, — чуточку ворчливо ответила боярышня. — А хлебца у тебя не найдется? — отламывая ложкой кусочек податливого сыра, спросила она.
— Уж подъели всё, — повинилась Люба.
— Так взяла бы у Фёдора, — не поняла Дуня, — или сама в город съездила.
— Я была в городе… там цены на зерно поднялись…
Не успела боярышня посчитать, каким образом Любкиной семье не хватило привезенного по осени зерна из Рязанского княжества, как та призналась:
— Все остаточки в конце зимы продала. Хорошую цену дали.
Дуня промолчала, но её взгляда хватило, чтобы понять, о чём она думает. А ведь Фёдор предупреждал её, что надо добавить цену на привезённое зерно, потому как риски немалые и люди отрываются от работы, но она включила в стоимость только затраты на доставку. И похоже, что Фёдор был прав, если люди в ущерб своему здоровью занялись перепродажей зерна. Похоже, что она оказывает медвежью услугу и растит спекулянтов.
Евдокия попробовала Любашкин сыр и удивлённо приподняла брови:
— Твой сыр называется брынза. Во многих государствах её делают. Скажешь Фёдору, что мне понравилось — и он будет её выкупать у тебя понемногу.
— Да у меня совсем мало, — расстроилась молодая хозяйка.
Евдокия пожала плечами и поднялась. Она была уверена, что Люба всё посчитает и либо заведёт больше коз, либо выгадает для себя что-то у Милославы, научив её мастериц делать брынзу.
— Благодарю за угощение, — улыбнулась боярышня, — пойду я.
Евдокия сделала несколько шагов, остановилась и повернулась к Любаше.
— Ты вот что, — неуверенно начала она, — поговори с Фёдором о своем выкупе из холопства.
— А как же новое дело? Не понимаю… чем мы провинились, — залепетала Любаша.
— Заключим ряд. Все останется по-прежнему.
— А ежели мы не справимся?
— Уверена, что справитесь.
— И всё же…
— Новый ряд заключать не буду, — пожала плечами Евдокия.
Она смотрела на поникшую Любашу и хотела уже наобещать кучу благ, но сама себя осадила. Пора этой семье выбираться из-под крыла Дорониных. Их никто не лишает защиты, работу дают, а вот воли будет чуточку больше, а главное, что придется задуматься о своём самостоятельном будущем.
Сейчас за них думают, строго не спрашивают и они живут так, как будто сами себе хозяева, но это не так. Пройдут годы, и их относительная свобода может резко оборваться из-за новых хозяев имения. Ванюша женится, будет пропадать на службе, а как станет хозяйничать его жёнка — неизвестно.