— Любаша, всё у тебя будет хорошо, — решила всё же подбодрить её Дуня. — Ты умна и молода, и вместе с Якимом сможешь твёрдо встать на ноги, тем более при поддержке моей семьи.
Евдокия ушла, оставляя женщину подумать. Любаша сама должна понять, что ей тесно в холопках и что хозяева у холопов могут меняться. Это челядь не представляет своей жизни вне дома, вне руководства над собою и не умеет принимать решения, потому что иной жизни не знала, а Люба уже живет своей головой.
Пока Дуня шла домой, то пыталась придумать, где взять помощников для устройства первичной печи. Можно было бы не мучаться и купить готовой плинфы, сложить из неё большую хорошую печь, но для этого надо поискать знающего человека… а хотелось самой попробовать.
— Охо-хо, не знаешь за что хвататься, — пробормотала она, жалея себя.
Глава 2.
На следующий день Евдокия решила составить план действий, чтобы не распылять своё внимание во все стороны, и пришла к выводу, что перво-наперво ей следует заняться кирпичом. Дело предстоит не простое и хлопотное.
Сначала ей надо исхитриться получить первую партию жаростойкого кирпича. Для этого придется провести большую подготовительную работу. Потом уже начнется закладка будущего заводика. Из своего кирпича нужно будет сложить большую печь для обжига новых кирпичей и маленькую для изготовления бус. Как только будет налажена работа, то можно замахнуться на печь размером с большой дом. Вот такой план. Что же касаемо открытия бусиковой …
Саму стекольную массу Дуня намеревалась покупать в мастерской Петра Яковлевича. От него не убудет, а ей польза со всех сторон. Собственно, Дуняша уже привезла первые пробы в виде небольших стеклянных палочек. Из белоснежного новгородского песочка получилась прозрачная масса, а вот из местного — тёмно-зелёное стекло.
Мастера были в восторге от густого травяного цвета и бросились набирать песок из разных мест. Им удалось получить зелёное стекло разных оттенков и коричневое. Потом пошли эксперименты с добавками, и самым красивым цветом стал синий. Красивым, но дорогим!
Кобальт везли из Саксонии в Венецию, а там уже из него делали краску, годную для творчества. Вот её-то и добавили в стекольную массу и получили синий цвет. Петр Яковлевич знал о венецианском стекле, восхищался им и никогда не думал, что сумеет повторить их успех. Он долго не мог поверить, что для варки стекла необходимо настолько простое сырьё. Разве что минеральные краски были дороги и труднодоступны.
А вот Дуня не разделяла трепетного отношения к венецианскому стеклу. Мастера там, безусловно,молодцы, но ещё до нашей эры древние египтяне умели делать цветное стекло, и китайцы тоже на тысячелетие обогнали венецианцев.
Ей очень хотелось вспомнить что-нибудь полезное и внести свой вклад в новую отрасль, но кроме добавления в стекло золота ничего не пришло в голову. Зато полученный пурпурный цвет сразил всех наповал, и Дуняша смогла составить ряд на закупку разноцветной стекольной массы в виде палочек.
Никто не понял, зачем ей это, но она показала, что стекло можно растягивать и резать ножницами, оставлять на нём красивые отпечатки в виде углублений, изгибать его пока оно пластичное и фиксировать при помощи форм, делать внутри пустоты вдуванием воздуха… Кое-что для мастеров было в диковинку, но кузнецы умели ковать не только оружие, но и розочки, поэтому быстро подключились в обсуждение вариантов работы со стеклом. Это поначалу все благоговейно смотрели на стекольную массу, не зная, как к ней подступиться, а потом сами удивлялись, что без подсказок боярышни не додумались, как работать с ней.
— Фёдор! — крикнула Дуня, вертя головой в поисках управляющего. — Ты где?
— Здесь я, — отозвался мужчина.
— Мне бы пару крепких ребят в помощь, — спросила она.
— Надолго? — насупился управляющий.
— Э, недельки на полторы… может, больше, — уклончиво ответила боярышня.
— Да где ж я на такой срок их найду? — искренне возмутился Фёдор. — Весна же! Люд от зари до заката работает. Дел-то сколько, и всё срочно надо делать.
— Я понимаю, но…
— Боярышня, это в город надо ехать и нанимать, — не сдавался мужчина.
— Да там дел-то… — Дуня хотела показать, что дел с мизинчик, но откровенно врать совесть не позволила, — и вообще секретное всё!
— Тогда своих надо… — задумался Фёдор, — можно Митьку взять. Отдохнет от валяния.
— Митьке некогда отдыхать. Сам знаешь, сколько ему ещё шерсти надо переработать, а я его на огородные работы привлекла. Я же привезла много разных семян, вот он место для их посадки готовит и всё лето за ними следить будет.
— Тогда не знаю, — Фёдор озабоченно поскрёб щетину на щеке. — Боярышня, все трудятся сейчас на износ!
Дуня посмотрела на Ванюшкино войско, думая сколько рабочей силы выпадает из рабочего процесса, но отбросила эти мысли. Родители отпускают детей ненадолго и в качестве поощрения, а если она задействует ребятню в своей работе, то будет больше проблем, чем пользы. Хоть сейчас детей особо не жалеют, но одно дело, когда они пашут на благо своей семьи, а другое — на стороне.
«Обойдусь без них!» — решила она.
Дуня стала присматриваться к маминым мастерицам, отмечая, что сидячий образ жизни плохо сказывается на их фигурах и хорошо бы им растрясти жирок. Возня с глиной принесла бы оплывшим рукодельницам пользу, но тут прибежали Ванюшкины постовые и заорали, что к ним едет с десяток всадников.
— Все красивые и гордые, как княжичи! — закончил описание самый старший из гонцов.
— Да ну! — мотнула головой Дуня. — Чего нашему молодому дарованию с о товарищами тут делать? — разведя руки, спросила она у уставившейся на неё дворне и мамы. — Наверное, мимо проезжает, — пытаясь улыбнуться, предположила она и… поспешила по своим важным делам.
— Дунька! А ну стой! — велела Милослава.
— Мам! Я не могу… там у меня дети не кормлены, — махнула она в сторону деревни, — бельё не стирано, еда не готовлена… — и бросилась бежать.
— Евдокия! Куда?! Вот я тебя! — начала ругаться боярыня. — Ну за что мне такое наказание? А вы что стоите? Одежды мне несите, квас готовьте!
Дуня как услышала про одежды, так прибавила ходу. Погода сегодня выдалась жаркая, а летнюю одежду ещё не проветривали и задержись боярышня хоть на секундочку,заставили бы её париться в нарядной шубке. К тому же шубка эта маловата ей стала, в груди тянет, так чего позориться?
На этом раздумья пришлось прервать, так как она вбежала в деревню и остановившись у первого дома, заорала:
— Хозяева! Гости на пороге, встречайте!
Во двор выбежала хозяйка, за ней мелюзга и старый дед. Все чин чином раскланялись, поинтересовались здоровьем друг друга и погодой на завтра.
— Боярышня, тебе чего надоть-то? — спросил дедок.
— Да ничего особенного, — мило улыбнулась Дуня. — Смотрю, ладно у вас в хозяйстве, со всем управляетесь, а у меня помощников нетути, — закончила со вздохом, чтобы видно было, как угнетает её эта проблема.
Дуня помолчала, ожидая, что скажут хозяева.
— Так мы завсегда рады подсобить. Скажи, чего сделать-то? — не подвела хозяйка.
— Сразу обо всем не скажешь, но надо то да сё-ё, — мурлыкающим тоном протянула боярышня.
— И как долго твоё то-о-о да сё-ё-ё будет? — передразнил её дедок.
— А как пойдет… ну день-два-три-десять… или чуть по более.
Хозяева двора переглянулись и дедок предложил свою кандидатуру:
— Если только я, — и даже выступил вперёд.
Дуня огорченно мотнула головой и пошла в следующий двор. Но, как и говорил Фёдор,все сейчас были заняты делом.
Люди торопились использовать погожие деньки для работы в поле. Нынче сажали мало, если судить по прошлым годам, но зато о земле стали заботиться намного больше. Практику расчистки новых мест для полей потихоньку оставляли в прошлом и площадь полей у каждой семьи сократилась чуть ли не втрое. Однако, урожай стали получать, как будто сеяли на только что расчищенной от леса земле.
Кто-то даже попытался вновь заняться землепашеством в полном объёме, но не хватило сил. Да и привезенное зерно из более тёплых регионов, как ни крути, оказывалось дешевле. Теперь народ сажал зерновые больше для подстраховки. Неурожайные года везде случаются, а в рязанском княжестве ещё могут быть набеги, и зерно сразу вырастет в цене.
Почти всех обошла Дуня, но свободных рук не нашла. Наоборот, многие с нетерпением ждали работников на лето и спрашивали свою боярышню, где они. Евдокия пожимала плечами и всем отвечала одно:
— В городе тоже не хватает рабочих рук.
Только в одном дворе задержалась, заслушавшись как мебельщик распекает младшего сына за его косорукость. Тот вместо стандартного креслица замахнулся на барный стул. Ну, это Дуня знала, что креслице на несуразно длинных ногах в будущем назовут барными стульями, а так-то мальчишка накосячил.
Она покрутилась вокруг изготовленного им недоразумения, оценила могучие ножки, стилизованные под посох неведомого жреца и, подмигнув непризнанному отцом дизайнеру, отправилась восвояси.
Шла не торопясь, надеясь, что церемония встречи уже закончена, планы княжича (если это он) известны. Вошла во двор, милостиво ответила на поклоны вальяжно расположившихся боевых, сопровождавших княжича. По ним она и узнала, что всё-таки к ней пожаловал сам Иван Иваныч.
Оказывается, он бросил город, доверенный ему отцом и прискакал к ней. Известия, сопровождаемые укоризненными взглядами про «бросил и прискакал», Дуня гордо проигнорировала. Кивнула бдящему за порядком Гришке с новиками, прошла в дом, потопталась в сенях и показалась в общей горнице.
— Здрав будь, княжич, и вы, гости дорогие!
Боярышня чинно поклонилась, давая время гостям подняться (кто сидел) и ответить на её поклон. Княжич за последние пару лет вытянулся, стал чуть ли не на голову выше её, а его товарищи ещё и в плечах раздались. Тот же Сашка, то есть Александр Афанасьевич, поглядывал на Дуню снисхо