Гуляя как-то недавно по дорожкам и тропинкам всемирной паутины, я случайно забрела там на один виртуальный форум, где обременённые избытком свободного времени испанские граждане обсуждали проблемы своей национальной обороны. Суть дискуссии этих иберийских маниловых сводилась к тому, как это, однако, было бы хорошо, с одной стороны, иметь сильное унитарное государство, но, с другой стороны, в то же время обладать и полным комплектом не ущемляемых государством прав и свобод. Почесав у себя за ухом, иронически хмыкнув и процитировав про себя слова одного современного барда насчёт того, что, мол, «сохранить хотите девственность и оргазм получить», я, набравшись смелости, деликатно вступила в полемику и для начала напомнила моим неизвестным собеседникам тот сильно подзабытый ими факт, что когда-то Испания была империей, в которой солнце не заходило именно потому, что там велась жестокая, без всяких реверансов в сторону «общественного мнения», борьба с еретиками и сепаратистами. «Да, но что же давало тогда силу вашей нации одерживать столь выдающиеся победы в области внешней и внутренней политики? - вопросила я тех, о ком и понятия не имела, и тут же ответила: - Общенародное, с опорой на волю и решимость мудрого правителя, осознание того, что дело национальной (а по сути - и интернациональной) обороны является священным долгом и что противодействие оккупантам и предателям должно вестись и крестом, и мечом». Это моё заявление прозвучало, конечно, несколько пафосно (а особенно с точки зрения «общечеловеческих ценностей»), но зато оно было подкреплено множеством примеров из испанской истории - начиная от XV века, времени изгнания евреев и мавров из уже объединённого государства, и кончая XX веком, когда вплоть до самой смерти железного каудильо Франко государство, как ни крути, оставалось унитарным и никому даже и в кошмарном сне не мог бы присниться тот «парад суверенитов», который был развёрнут местными автономиями с началом общеиспанской либеральной «перестройки».
Сначала невидимые миру граждане замерли, судя по всему, у своих мониторов и малость оторопели, явно огорошенные тем, что в их тесной и привычной виртуальной тусовке вдруг ни с того ни с сего появился новый собеседник, который, выводя их дискуссию на новый уровень, оказался, во-первых, особой женского пола и, во-вторых, существом из далёкой России. «A ti pravda iz Moskvi?» - ошарашенно спросил меня в своём ответном послании администратор форума, некто по имени Рубен. Мне стало приятно, и я невольно подумала: «До каких же, однако, окраин Европы дошагал-таки наш великий и могучий!» «Да нет, - ответила я Рубену по-испански, - это я так, просто прикалываюсь, потому что на самом деле меня зовут Хосе и сижу я рядом с тобой, в соседней комнате». Но потом, хорошенько подумав и рассудив, что наше сермяжное чувство юмора доступно там далеко не каждому, написала в постскриптуме: «Посмотри на обозначение домена моей электронной почты. Видишь там две буковки «ru», что значит «Россия»? Ещё вопросы есть?» Нет, больше у него их ко мне уже не было: решил, наверное, бедолага, что я из КГБ (а они, наивные люди, и впрямь думают, что он у нас и по сю пору существует, благо, общеевропейская пресса старательно поддерживает в них это приятное заблуждение), и, от греха подальше, быстренько прекратил переписку.
Другим моим корреспондентом оказался человек под «кликухой» Агуалонго (в форумах не принято - из опасения, как бы чего не вышло - обнаруживать своё подлинное имя, и только наивная «Ольга из Москвы» поступила, регистрируя себя в сети с кристально-пионерской честностью). Агуалонго заявил мне о своей безусловной солидарности; долго жал мне из прекрасного далека мою честную руку, руку «бескорыстного борца с глобализмом»; говорил, что их славная история, история великих побед, теперь преступно искажена в угоду Америке и Англии; что вспоминать теперь публично о былом величии их страны считается уже «почти преступным» и влечёт за собой лишение права занимать преподавательскую должность даже и в школе (видно, бедняга, сам настрадался!). В завершение истинный патриот «забытой Богом Испании» написал, что, чувствуя в себе неистребимую симпатию к нашей стране, он давно хотел познакомиться с русской литературой поближе, но вот, к сожалению, пока не читал из неё ничего, кроме книги «Geroi Nashego Vremeni», ввиду чего и просит теперь моего совета, что бы ему такое-этакое почитать, чтобы лучше понять «характер русского народа». Ну, я ему тут же и присоветовала: Лескова и Гоголя, а из более или менее современной литературы - Шукшина и Распутина. И вот тут-то мой новый друг Агуалонго, на которого я было возложила немалые надежды как на образцового представителя «народной дипломатии», призванного пропагандировать на диком Западе светлый образ России, - вдруг он, миляга, как-то ни с того ни сего скис и… больше ничего не ответил. Скорее всего, он у них там до сих пор всё так и ходит по книжным магазинам Испании в отчаянных поисках сочинений Василия Макаровича Шукшина.
Но вот зато третий мой корреспондент (Быстренько сбросив маску своей интернет-кликухи, он, как истинный полуджентльмен, поспешил представиться: имя его Мартин, живёт он в городе Картахена, что в провинции Мурсия, год рождения - 1975-й. Как говорится, «знак ГТО на груди у него, больше не знают о нём ничего». Ну да ладно, и на том спасибо, и то хлеб.) Похвалив меня за хорошее знание испанской истории и за виртуозное владение его родным языком, Мартин тем не менее довольно резко мне возразил, заметив, что вдохновляющая меня эпоха великих европейских империй (как русской, так и испанской) теперь уже безвозвратно ушла в прошлое и нечего нам тут по этому поводу лить крокодиловы слёзы. Надо, говорит, признать, что время Европы уже прошло, что она уже давно потеряла свою всемирную гегемонию и что всем нам будет гораздо лучше, если мы перестанем раздувать щёки, гордясь своей «великой историей», а вместо этого будем равняться на Америку, потому что только там процветает теперь подлинная свобода и потому что сейчас Америка делает в мире то же самое, что когда-то сделал Рим, поработив Грецию. Да, сказал он, если нынешняя Европа и впрямь так похожа на Грецию времён её упадка, декаданса, когда потонувшая в оргиях тамошняя интеллигенция губила свою некогда великую культуру, то вот про Россию-то, про Россию-то и говорить не приходится: у вас там, говорит (ты уж извини, мол, подруга!), такой упадок, такой упадок! И всё почему? Да потому что у вас, дикарей, там, в России, как не было, так и нет «демократического принципа», который вот у нас, в объединённой Европе…
«Да брось, - говорю, - куражиться и тыкать нам в морду своей объединённой Европой! Однако, если уж ты и впрямь такой фанатичный сторонник «демократического принципа», то давай тогда посмотрим (как говорится, без гнева и пристрастия), в какой степени он, этот принцип, применяется в этой вашей «единой Европе», где, судя по всему, по всем вашим декларациям, он должен соблюдаться неукоснительно. Вот почему, например, скажи ты мне, друг мой любезный, почему вот во Франции, у ваших соседей, партия Ле Пена, Народный фронт, получив семь миллионов голосов избирателей, не имеет при этом ни одного места в парламенте? Если вы так уж уважаете волеизъявление народа, как об этом можно судить по вашим заявлениям, то почему же тогда ваши коллеги по Евросоюзу пренебрегли мнением семи миллионов проголосовавших за Ле Пена граждан - количества, по европейским-то меркам, просто огромного?» - «Ах, этот Ле Пен, - говорит он, досадливо морщась, - нашла кого приплести. Ле Пен - это же такая сволочь! А французы, что французы: дикий народ с дикой фанаберией: самовлюблённые шовинисты; они никогда не умели понимать демократию как надо». А я ему и отвечаю: «Пусть так, пусть этот Ле Пен и нехороший человек, не знаю, я с ним в одном полку не служила, да и французы, этот авангард европейской демократии аж с 1789 года, пусть они там, по вашим провинциальным, окраинным понятиям, отсталые - вам, испанцам, видней, вы им там соседи; это всё пусть, но а как же ваш хвалёный демократический принцип? Надо, дружок, быть объективным: любите, как говорится, кататься на саночках демократии, так любите же тогда и возить их в гору».
А он мне на это говорит: «Вот как раз за это я и не люблю нашу реальную демократию - за то, что она оставляет возможность всяким фашистам приходить к власти». - «Да, но такая демократия, согласись, приятель Мартин, она очень мало похожа на демократию. Скажите уж тогда честно, что все эти ваши слова насчёт плюрализма мнений - это не более чем дымовая завеса, скрывающая тот факт, что на самом-то деле вам нужна совсем не демократия, которую я по простоте душевной понимаю как пропорциональное представительство разного рода мнений в органах народной власти. Нет, вам, выходит дело, нужна вовсе не демократия, а диктатура своих «понятий»». Но однако же Мартин ничего мне не ответил на это «честно», а вместо этого просто поменял тему и стал сетовать на то, что вот-де Европа вообще и Испания в частности наводнены выходцами с Юга и Востока, то есть в нашем варианте - «лицами кавказской национальности», а в их варианте - арабами, турками и прочей, по его словам, «нечистью» (выражение, заметим в скобках, демократа не очень-то украшающее) - «нечистью», ведущей себя по-хамски, угнетающей коренное население, не уважающей законов тех стран, в которые они всей своею «шумною толпой» переселяются. Выразив своё возмущение «чёрными» (но при этом, что характерно, даже не пожелав оговориться, что он, конечно же, не расист, не поймите, мол, меня превратно), мой виртуальный друг пришёл в ярость и стал задавать самому себе риторические вопросы типа: почему-де им, «чёрным», позволено строить мечети в Мадриде, тогда как вот нам, «белым», не разрешают въезжать в Мекку? Какая во всём этом, мол, демократия? «Ну так вот тот же Ле Пен, - говорю, - предлагает вам, европейцам Запада, этот узел не развязывать, а рубить, меж тем как вы, этакие все из себя демократы, застыв в почтительной позе безмолвного ожидания, смиренно надеетесь, что когда-нибудь, когда рак свистнет, этот вопрос будет решён вашим, испанским, правительством, в частности, и Советом Европы - вообще, хотя в общем-то всем уже давно очевидно, что правительствам (и Совету Европы - вообще) всё это по барабану».