– Я сделаю вам кофе? – растерянно мяукнула я, то ли предлагая, то ли спрашивая разрешения.
– Буду признателен, – расцвел улыбкой на фоне георгинов гость. – Я пригласил бы вас к себе, Сашенька, но… – Андреевич самодовольно развел руками, – временно холостякую. Раечка в отъезде, а дома… такой бардак, право слово!
Ах вот оно в чем дело! «Раечка в отъезде».
Кобель плешивый. Отправил Раю на курорт, а сам амуры строить!
Деньги, что ли, лишние, удивилась я мимоходом. Пришел бы по-соседски. Просто. Зачем машины-то уродовать?!
Впрочем, не мое это дело. У богатых свои причуды.
Я повернулась к гостю спиной и отправилась на кухню, обозначенную в гостиной небольшим подиумом и плавным арочным сводом.
Зарядила кофейный аппарат, достала из шкафчика самый приличный остаточный сервиз на две персоны и покосилась на угловую застекленную горку. Не потому, что опасалась узреть в госте маньяка-насильника и получить в затылок удар керамической пепельницей. А потому, что, как каждая приличная девушка, почти автоматически ловлю свое и чужое отражение на всех полированных поверхностях. На хромированном боку кофейного аппарата, на черной глянцевой поверхности духового шкафа, повешенного на стене, на всех застекленных дверцах…
У нас, у красивых девушек, так принято. Видеть себя и кавалера за спиной. А я ведь – помните? – не только симпатичная вдова полугодовой выпечки, но еще и лучший центровой волейбольной команды. «Поле» держу совершенно рефлекторно.
…Анатолий Андреевич, поглядывая в мою сторону, вдруг резко сорвался с места. Подскочил к длинной тумбе с напитками и схватил с нее деревянный прямоугольник старинных – но, увы, не слишком дорогих – часов с позолоченным истертым циферблатом.
Посматривая в мою сторону, гость поколдовал со стрелками и… перевел их на двадцать минут назад.
Поставил часы на место и в три прыжка вернулся назад под люстру. Принял картинную позу и замер, переводя дыхание.
Я на секунду окостенела. Потом незаметно повернула голову и сделала вид, что очень увлечена кофеваркой.
Из носика, пофыркивая, извергался кофе. Я тупо поменяла чашечки и попыталась разгадать очередную шараду навязчивого гостя.
Вначале он подставился под мой «рено». Тут сомнений нет.
Потом отобрал мобильный телефон и напросился выпить успокоительного. Здесь тоже ничего спорного.
Теперь – меняет время. И появляется вопрос: зачем?
– Сашенька, – раздался голос, – а позвольте, я коньячка себе налью?
– Чувствуйте себя как дома, Анатолий Андреевич, – отозвалась я, сознавая, как предательски пищит голос.
«Так, Александра, успокойся. Мужик элементарно сдрейфил. Сел пьяненьким за руль. Разбил машины. Не позволил вызвать страховщиков. Вывод: «лакирует» старый алкоголь свежевыпитым коньяком».
Логично?
Очень.
Но зачем переводить часы?!
Неужели думает, что, напоив его кофе, я все же вызову ГИБДД, и подстраивает алиби?! Мол, выпил, да, но позже.
Но при чем здесь исправленное время?! Я ничего не понимала. И где-то должен быть подвох…
Я составила чашки на поднос, добавила к сервизу нарезанный лимон и уверенным шагом опытной манекенщицы спустилась с «подиума» в зал. Точнее, в гостиную на дешевый ковер массового производства.
Мой гость стоял у кожаного дивана и держал на весу два наполненных бокала.
«Неужели напоить решил?! Вызвать потом ГИБДД и доказать наглядно: пьяная курица мне мерс разбила и платить не хочет?!»
Думая о самом гадком, я грациозно склонилась над столиком (продемонстрировала беззащитное декольте) и, как только переставила чашечки на салфетки, буквально тут же, получила в руки фужер.
– За нашу случайную встречу! – провозгласил сосед. – За знакомство! Давайте запомним эту минуту!
Что за вздор? Я два года с Андреевичем раскланиваюсь у ворот, близкого знакомства не поддерживаю и запоминать мне, точно, нечего.
Да, мы не ходили прежде друг к другу в гости. Не посылали к праздникам корзины с подарками и открытками. Но мы – знакомы! Уже два года!
– Бывают в жизни знаменательные события, – продолжал пороть чепуху ненормальный гость. —
Случаются знамения, поверьте. И хочется надеяться, что наша встреча – нелепая случайность! – будет именно таким предвестием долгой-долгой дружбы. – Толкая речь, он подобрался к деревянным часам на тумбочке, чокнулся с ними бокалом и наконец поставил точку: – За эту минуту, за счастливое предзнаменование!
Выслушивая нелепый и высокопарный тост – подобного бреда, пожалуй, лет пять не слышала, – я глубокомысленно посмотрела на гостя, едва не обнимающего деревянный гробик часов. Следуя логике недавних событий, вывод напрашивался сам собой: ударом стекла о дерево Анатолий Андреевич собирался зафиксировать в моей памяти расположение стрелок. Двадцать минут восьмого.
Вот только зачем?
Я потупила голубые глазки в пушистых ресницах и поболтала коньячком в бокале:
– Простите, Анатолий Андреевич, я не пью.
– Совсем?! – опешил гость.
– Только кефир и воду, – вздохнула я и поставила фужер на низкий стеклянный столик возле дивана и кресел.
Сосед Коновалов огорченно покосился на тумбу с выставкой спирто-содержащих жидкостей и выдавил усмешку:
– Тяжело поверить.
– Это гости носят, – доверчиво проинформировала я. – Приезжают, привозят, много остается… Коньяк так вообще от Димочки остался…
При упоминании имени покойного хозяина дома гость согнал ухмылку с лица и высказался соответственно обстоятельствам:
– Ах да. Дмитрий Павлович. Хороший мужик был.
«Хороший мужик» довольно редкая аттестация моего мужа. Димасик был душкой, милым проказником, но никак не МУЖИКОМ. Когда в тренажерном зале он увидел, что у будущей жены жим лежа на двадцать килограммов больше, чем у него, расстроился смертельно.
– Ты, Саша, сюда больше не ходи, – сказал он тогда огорченно и понуро. – Тут пялятся. А ты… такая куколка и лапушка, что я ревную.
Врал мой любезный. В раскрученный тренажерный зал он привел меня как раз для того, чтобы пялились. Похвастался. Красавицей невестой с внешностью нежнейшей Барби.
А Барби легла под штангу и взяла вес без всяческих усилий.
Но Димочка-то надеялся учить! Покровительственно улыбаться и показывать, как блины на железную палочку надеваются. Я вся такая – внешне – эфемерная, нежно-кукольная, неземная. Не девушка, в те времена двадцати четырех лет, а мечта педофила.
Вот только рост немного подгулял. Для роли нимфетки ста восьмидесяти сантиметров – многовато.
Впрочем, познакомилась я с Димой сидя. Он пробегал по коридору модельного агентства, зацепился взглядом – по его словам – за белокурую прелесть, скучающую в кресле возле кабинета директора.
Я лениво листала журнальчик, на посетителя в приличном деловом костюме стойку категорически не делала и тем произвела впечатление.
Димасик по-свойски зашел к самому в кабинет – шеф отсутствовал, – покрутился перед моим опущенным в журнал носом, мелькая ботинками за тысячу евро, и начал болтать с секретаршей, прикладывая ее «дорогушей».
Я сидела прочно, как обросший мхом булыжник, и на мельтешение ботинок, перстня, костюма, речей внимания не обращала.
Относительно Димы, большого поклонника начинающих моделек, меня давно проинформировали приятельницы по агентству. Подобные бонвиваны не мой типаж. Я выросла среди спортсменов. Лысеющие дяденьки с пузиком, свисающим над тонкими, кривоватыми ножками, которых не скрыть ни одним английским покроем брюк, в сферу моих интересов еще не входили.
Я только-только завязала с волейболом из-за застарелой травмы колена, только-только начала получать первые приглашения на фотосессии, и жизнь казалась едва приподнимающейся из руин, обрушившихся на поле волейбольной площадки. Я берегла начало новой жизни и мудро стереглась от авантюр с лысеющими дядьками. Ночами мне еще снились судьи на вышках, а не бармены в кабаках… Я только начинала и принюхивалась, осторожно пробиралась по неизведанным дебрям и поглядывала на жирных селезней из камышей, не влезая в драки за толстые кошельки. В душе моей тогда жил спорт, а не азартная охота.
О Диме я забыла, едва он вышел из секретарского предбанника. Перед самым уходом он склонился к секретарше и, видимо указывая на меня, шепнул полувопросительно и слегка надменно:
– Случайный человек…
Тут Дима ошибался. В модельный бизнес я попала не случайно. Меня всегда охотно фотографировали для статей в спортивных изданиях, несколько раз я бывала «лицом» турниров, и приглашение попробоваться в качестве фотомодели для рекламы спортивных товаров приняла легко. Улыбаться на фоне снарядов в приличных костюмах для отдыха или фитнеса мне показалось работой непыльной и прибыльной.
Чуть позже, когда примелькалась спортсменам, переквалифицировалась в модели для подростковых журналов. Любая шмотка – мечта тинейджера – смотрелась на мне великолепно. Милое детское личико и недетская работоспособность без капризов позволяли фотографам лепить из меня что угодно. На фотографиях я выглядела девочкой-резвушкой без признаков анемичности и в этой сфере модельного бизнеса имела определенный спрос. Позировала в ярких сарафанах и джинсовых комбинезонах, под шляпками-панамками и с леденцами за щекой, в компаниях подростков и соло.
…Второй раз, когда по тому же коридору пробегал Дима, я сидела в том же кресле, но уже грустила. За полчаса до этого фотограф Леша мне сказал:
– Копец, Санька. Скоро под тебя свет придется специально выставлять.
Я в тот день позировала вместе с группой настоящих школьниц.
– Еще чуть-чуть – и скулы заострятся, начнут выдавать возраст. Думай, детка, куда кости кинуть. Подростковую делянку ты уже отработала.
– Совсем-совсем?!
– Ну-у-у, – прищурился Леша. – Слегка протянешь. Но недолго. По «языку» шагать не пробовала?
– Для подиума у меня колено болит, – едва слышно призналась я. – Шаг не идет…
Леша потрепал меня по щеке и смущенно предложил: