Когда я пришла из школы домой, мама пекла шоколадный торт. Он получается у неё вкуснее всех других. Во вкусе ощущается много шоколада, просто восхитительно! Когда мы жили в Сока, мы часто относили кусочек торта угостить соседку.
Мама читала на кухне книгу.
— Привет, дочка! — поздоровалась она и поцеловала меня в макушку. На кухне играет радио и пахнет тортом.
— Посмотри! — мама показала мне обложку книги, которую читала. На обложке была наклейка библиотеки.
— Ты нашла библиотеку?! Ну, и какая она?
Когда мы переезжаем в новый город, через некоторое время мама обязательно находит библиотеку.
— Очень удобное место, прямо возле станции. Небольшая, но хорошо укомплектованная, — ответила мама. — Библиотекари тоже очень приветливые.
Я сняла форму и повесила её на деревянную притолоку. Помыла руки и умыла лицо.
Наша квартира находится в деревянном двухэтажном доме, выкрашенном в белый цвет. От дома до школы пешком минут пятнадцать.
— Какой забавный дом! Как в сказках про маленьких девочек!
Так сказала о доме мама, когда мы ходили с риэлтером из агентства недвижимости смотреть квартиры.
— Знаешь, на обратном пути из библиотеки я прогулялась вдоль берега. Ветра не было, и море было очень спокойным, — сказала мама.
Моя мама любит море. Хотя не умеет плавать. Я немного умею, но море не очень люблю.
Несколько дней назад одна моя одноклассница сказала, что я очень похожа на свою маму. Что она, мол, видела мою маму на торжественной линейке в первый день занятий. По мнению этой девочки, мы похожи как две капли воды. Мне это показалось странным, потому что я уверена, что мы с мамой абсолютно не похожи.
Мама считает, что я похожа на её двоюродную сестру Михоко. И тем, что я всегда держусь уверенно, и заострённым подбородком. Мама говорит, что, когда я родилась, Михоко подарила ей рюкзак для новорождённого. Не такой, в который складывают детскую одежду и погремушки, а специальный, для всяких бутылочек с молочной смесью, для подгузников и т. п. Мама говорит, что Михоко — очень практичный человек, и поэтому у неё подарки тоже всегда очень практичные.
После ужина мы с мамой ели шоколадный торт и пили кофе. Мы сварили эспрессо, но когда я налила в чашку молока, мама засмеялась. Говорит, что в эспрессо никто молоко не подливает. Маму научил правильно пить кофе Момои. А я не обращаю внимания на то, как положено. Ведь меня научила мама не обращать внимания на всякие условности, вроде тех, что кто-то про что-то говорит…
— Как учёба? Интересно? — спросила мама.
Я лишь кивнула в ответ.
— Вот и хорошо, — сказала мама.
Утром я всегда тяжело встаю. Особенно если с утра хорошая погода. В кухне слышно, как Соко шуршит полиэтиленовыми мешками для мусора. Выносить мусор — её обязанность.
Я вытягиваю руку из-под одеяла, нащупываю пачку сигарет, лежащих у изголовья. Медленно выкурив сигаретку, я еле нахожу в себе силы подняться с постели. Затем иду в душ.
Благодаря моему рекламному планшету «Даю уроки игры на фортепиано» у меня появилось три ученика: пятилетний ребёнок и две домохозяйки. В этом городе, похоже, почти нет специальных музыкальных курсов или студий, и мне приходиться самой ездить по ученикам. (Кстати, именно поэтому я и купила скутер.)
Проводив Соко в школу, я быстро убираю квартиру, на скорую руку привожу себя в порядок, потом не спеша разминаю пальцы и еду на работу.
Когда я сказала Момои о том, что хочу преподавать игру на фортепиано, он с минуту помолчал, а потом ответил мне: «Думаю, хорошая идея! Из тебя должен выйти неплохой преподаватель. Говорят, что играть самому и преподавать — совершенно разные вещи. Но у меня были выпускники, которые играют во много раз хуже тебя, но тем не менее они преподают». Услышав это, я сказала, что он предвзято ко мне относится, но я знала, что он прав.
Когда я сейчас вспоминаю тот момент, я понимаю, что сама ситуация была пронизана сарказмом. Ситуация, когда женщина, решившая покинуть своего педагога и мужа, собиралась зарабатывать себе на жизнь именно музыкой, которой научилась у этого человека.
Момои был педантичным пианистом. Он был одержим точностью исполнения, при этом его манера игры была очень чувственной.
Лето только началось. Я надела шлем, закрыла дверь на ключ и поехала.
Когда я сказала хозяину бара «Цумэки», что собираюсь переезжать в другое место и поэтому увольняюсь, он выслушал меня с неопределённым выражением лица. В этой неопределённости смешались и удивление, и растерянность.
— Вы были всегда так добры ко мне. Извините меня. — Я попросила у него прощения.
— С какого числа? — На его лице проступило полное замешательство.
Я подумала: «Надо же, какой он прямодушный человек!» и вслух ответила: «Ещё не скоро. Надо подождать, пока пройдёт выпускной у Соко в школе». Ответив, я постаралась улыбнуться. Я знаю, как важно в нужный момент найти силы на улыбку. Улыбка была неоспоримым знаком того, что увольнение и переезд — вещи окончательно решённые… Был январь. В тот день в баре было мало клиентов, и после того, как бар закрылся, мы сразу стали переворачивать барные стулья за стойкой.
— Как жалко… У меня не станет такой добросовестной хостесс…
— Думаю, сразу найдётся какая-нибудь новенькая… — с уверенностью в голосе сказала я. Он не ответил. Потом, наконец, громко вздохнул.
— Н-да… я, пожалуй, некоторое время даже объявление о вакансии не смогу дать, — сказал он так, как будто речь шла о совсем посторонних людях. — Да и бар у меня не такой большой, чтобы нельзя было справиться одному…
Я смотрела на его профиль. Узкий разрез глаз, мелкие черты лица. Чёрная рубашка-поло с эмблемой…
— Куда вы собрались переезжать? — спросил он уже более оптимистичным голосом, который меня успокоил.
— В префектуру Канагава[18], — ответила я.
— Ясно… — коротко сказал хозяин и тоже улыбнулся.
Оказывается, реклама по знакомым — очень эффективная вещь!
У меня закончился утренний урок, а в обед я уже сидела в кафе на встрече с четырьмя женщинами, три из которых могли стать моими ученицами, поскольку хотели брать уроки музыки.
На вывеске кафе значились блюда южно-французской кухни. Очень уютный средиземноморский интерьер: стены, выкрашенные в тёплый жёлтый цвет, деревянные столы. За две тысячи иен[19] можно съесть довольно большой бизнес-ланч.
Во время обеда я всё время чувствовала себя неловко, поэтому не могла есть, и каждое блюдо оставалось почти нетронутым.
«Нодзима-сан, да вы почти не кушаете!» — заметила женщина, которая уже брала у меня уроки музыки. На вид ей можно дать лет 35. Она всегда хорошо следит за собой, особенно за причёской. Сегодня на ней была блузка с рукавами-воланами.
Эти женщины постоянно о чём-то болтали за столом. А в промежутках между разговорами много ели. Вокруг меня пахло духами. На бокалах вина остались отпечатки помады.
Я временами совсем выпадала из разговора. Только и делала, что курила. Мне казалось, что я села с ними за один стол по ошибке, и чувствовала себя не в своей тарелке. Со мной всегда так. Начиная со студенческих лет или даже раньше, со старших классов… Нет, скорее всего, такое состояние у меня возникало постоянно уже начиная с начальной школы…
Все три мои новые знакомые хотели брать у меня уроки музыки. При этом две из них когда-то в детстве учились играть на фортепиано. Все трое были замужем, а у двух были маленькие дети.
— Ой, не беспокойтесь, Нодзима-сан будет приезжать прямо к вам домой, — сказала женщина с рукавами-воланами.
— Я просто мечтаю когда-нибудь сыграть на пианино что-нибудь из Эрика Сати[20]… — сказала женщина в очках, которая занималась музыкой до девятого класса.
У меня закончились сигареты, я ёрзала на стуле и пила эспрессо.
— Целых три ученика?! — У Соко округлились глаза. — За один раз ты нашла сразу троих учеников?!
В воскресенье по утрам мы с Соко ходим на прогулку. После того, как мы сюда приехали, это вошло в привычку. Мы гуляем по улице вдоль жилых коттеджей минут тридцать.
— Значит, у нас денег прибавится! — добавила Соко.
Ей нравится один дом, в саду которого цветут лилии. Когда мы гуляем, то почти всегда проходим мимо, чтобы посмотреть на цветы. Это — маленький дом в традиционном японском стиле, во внутреннем дворике у входа густо растут лилии. Цветки крупные, белого цвета, стебли и листья — крепкие, сильные, поэтому кажется, что эти цветы — дикие, выросли как сорная трава.
— Денег если и прибавится, то совсем чуть-чуть, — сказала я в ответ.
На самом деле на преподавании фортепиано особенно не заработаешь.
Соко стала рассказывать мне про своих подружек.
— * * *-тян[21], помнишь, я про неё говорила, так вот, она сказала про тебя, что ты красивая. И ещё она говорит, что мы с тобой очень похожи.
Я не знала, о ком она говорит, и имени подружки толком не разобрала, но на всякий случай поддакнула. Судя по тону, с которым Соко рассказывала, она думала, что я знаю, о ком идёт речь, видимо потому, что про эту девочку она мне уже рассказывала.
Мы подошли к месту, где дорога разветвлялась на три дорожки.
— Мама, в какую сторону пойдём? — спросила Соко. — Если по этой дорожке, придём к Анди, если по этой — можем булочек купить…
— Давай по третьей… — Я указала на дорожку, ведущую к средней школе.
Соко согласилась.
Анди — так зовут собаку. Она всё время сидит на цепи возле гаража, под навесом, обвитым цветами глицинии. Не могу понять, каким образом Соко удалось выяснить, что эту собаку зовут Анди.
Вернувшись домой, мы с мамой вместе позавтракали. Потом маме надо было идти на работу в бар. «Хару» — бар, где она работает, открыт и днём, поэтому в выходные её нет дома начиная с обеда.