— А почему на Юге не так?
— На Юге Империя всегда была немного «зажата» уже сложившимися здесь традициями. И генетический департамент долго относился к Югу попустительски. Только в дэпах писали всякие ужасы про южных мутантов. И постепенно южане стали в глазах северян недолюдьми.
— То есть северяне нас вообще ненавидят?
— При всплеске пропаганды — да. Периодически. Ты не забывай, что дэпы — это ещё и психическое кодирование через инфопакеты.
Рэм едва не застонал: ну что за инфопакеты?
— Вальтер, а ты попроще объяснять можешь, — попросил он жалобно. — Я устал. Я так не понимаю. Может, я в колледже плохо учился, но…
— В школах этому и не учат.
— А почему?
— Меньше знаешь, лучше служишь. Как в армии.
— Ну, пожалуйста? Давай как-то попроще, а?
— Ну а как тут попроще? Это азы. Эмоциональная информация кодирует сознание. С самого раннего возраста. В детстве тебе показывают мультики с южными мутантами, в юности — сериалы и игры. И эта информация формирует потом твои социальные инстинкты.
— А что такое социальные инстинкты?
— Нормы твоей морали. То, что ты будешь считать хорошим, правильным, а что — плохим. Вот был бы ты с Севера, тебе бы ещё до школы внушили, что все южане, например, людоеды. И ты бы меня не спрашивал, почему. Был бы уверен, что жрут людей и всё тут. Как данность. Небо голубое, птицы летают, южане жрут людей. — Дерен рассмеялся и добавил. — Делов-то, на самом деле… Просто залить это в мозг с детства.
— И это работает?
— Ещё как. Если тебя воспитали в каких-то рамках, переубедить без психотехника будет почти невозможно.
— А наш капитан тогда как? — не согласился Рэм. Если он что-то понимал, то сразу начинал цепляться. — Он же с Севера?
Дерен пожал плечами.
— У капитана есть свой внутренний стержень. — Он покосился на Рэма, изготовившегося спорить. — И тут пытать будешь? Учти, это уже философия, а не социальная медицина.
— Буду, — насупился Рэм. — Когда я ещё тебя так подловлю? Ты то медитируешь, то занят.
Дерен фыркнул и сел.
— Я могу тебе объяснить, как нас учили в детстве в Союзе Борге. Хочешь?
— А что это — союз Борге? — Рэм щёлкнул по браслету, но корабельная библиотека не выдала ему даже расшифровки.
— Мужской воинский союз. Меня там воспитывали.
— Ого! — Рэм и так уже понял, что раз в библиотеке инфы нету, то союз, скорее всего, военный. — А ты туда попал совсем маленьким? А во сколько лет?
— Давай что-нибудь одно? — перебил Дерен. — Или про меня, или про стержень?
— Хорошо. Давай про стержень, — согласился Рэм.
— Смотри, — Дерен сложил ладони лодочкой. — Вот тело. Это сосуд. Когда телу хорошо или больно, или мы гневаемся, завидуем, злимся — возникают эмоции. Они как бы излучаются нашим телом. Это его тонкая оболочка, душа. Но смотри — внутри тела… — Он разомкнул ладони. — Всё ещё пусто. Только воля — наши убеждения, вера — формируют внутренний стержень. Если этого стержня нет — нас могут наполнять любыми смыслами.
— А пример?
— Ну, например, бойца без стержня можно сначала научить защищать Империю. Он будет сражаться и убивать экзотов. А потом его можно взять в плен и переучить на защиту Экзотики и убийство имперцев. И он будет сражаться со своими прежними товарищами. И будет уверен, что так теперь правильно. Прямо-таки мочить будет, с песнями и улыбкой на лице.
— Без машинного психопрограммирования? — уточнил Рэм.
— Без, — согласился Дерен. — Без своей воли — мы — сосуд для чужой. Достаточно опытного психотехника, чтобы переучить. Но наш капитан не был пустым сосудом уже на Севере. Так понял?
Рэм неуверенно кивнул и спросил:
— А стержень образуется сам? Это генетика должна быть такая? Или нужно что-то с ним делать?
— Здесь всего понемногу. Но работать над собой нужно в любом случае. Воспитывать волю.
Рэм замялся. Дерен часто ругал его за отсутствие воли, когда парень просыпал дежурство или игнорировал умывание и чистку зубов.
— А я? — спросил он. — У меня есть такой стержень?
— А это ты сам подумай.
— Хорошо, — осторожно кивнул Рэм, не понимая, на зубы Дерен намекает или на что-то ещё. — Я подумаю. Но я всё равно не понял. Тебя воспитывали специально, формировали эту самую волю. А капитана кто воспитывал? Он же из самой обычной семьи, да? Из фермерской?
— А вот это — загадка, — согласился Дерен. — У кэпа какая-то редкая толерантность к живому. Может, это особенность строения мозга. Один из потерянных вариантов развития земного генома. У него и генов много тех же, что у элиты Содружества. Самых древних, без всех этих новых «сбоев».
— Как у потомков самых первых колонистов? — уточнил Рэм.
— Ну… можно и так сказать, — кивнул Дерен.
— А куда опять капитан улетел?
— На переговоры с Севером.
— А зачем? Мы же хотим, чтобы северяне убрались с Юга? О чём нам с ними ещё разговаривать?
— О том, что у Содружества тоже есть планеты на Севере. Юг-то отделился, тяжёлые развязки мы перекрыли, тут с нами не повоюешь. А вот на Севере наши планеты находятся сейчас под страшной угрозой.
— Значит… Поэтому у нас так мало пишут про окончание войны? Чтобы не гнать волну раньше времени?
— Умница, — улыбнулся Дерен. — Командование пытается торговаться, потому на Юге мало кто точно понимает, что произошло. В массе планетники видят очередное перемирие с Содружеством, и мы не торопимся разубеждать их. Война, Рэмка, идёт не на виду. Это не то, что в дэпах пишут.
Глава 2
Рэм на собственной шкуре знал, что война — это совсем не то, что пишут в «живых газетах».
Он родился и вырос на Мах-ми, раздираемой схватками центристов и конфедератов. И у него с раннего детства была аллергия на пропаганду — слишком уж много её было вокруг. Иные годы озверевшие соседи были готовы горло друг другу рвать за «свои» убеждения.
А потом пропаганда делала переворот с подскоком, и центристы перелицовывались в конфедератов или обратно. И снова драли глотки и вцеплялись друг другу в горло.
Отец учил его сторониться тех, кто придерживался крайних взглядов. Такие люди были либо проплаченными агитаторами, либо — не имеющими своего мнения идиотами, готовыми бежать за любой подачкой. Даже жить рядом с ними было опасно — снесут дом соседа во время бунта, да и твой заодно.
— Это я понимаю, — сказал он. — Но я не понимаю, почему на капитана не подействовала пропаганда? Гены — генами, но ты как-то говорил, что социальное поведение — определяющее. Я помню. Значит, его кто-то должен был воспитать? Или он сам? Такое бывает?
— В теории — да. Если башку включать. Большинство её не включает. Мышление — штука сложная, в него не все умеют.
— А само собой мышление может развиться? Могло так быть, чтобы капитана никто не учил, а он сам?
— Рэмка, — вздохнул Дерен. — Я тебя в разведку сдам. Шпионов допрашивать. Ну сколько можно одно и то же?
— Ну, Вальтер… Ну я же не понимаю!
— А кто-то, думаешь, понимает?.. — Дерен рассмеялся. — Когда непонятное — только тогда и живое. В природе живое устроено как изменчивое и не ужимающееся в рамки. Так что — всё у нас хорошо. У Юга — есть перспективы именно потому, что тут у нас — редкий бардак.
Рэм вздохнул. Ему хотелось как-то прояснить для себя картину мира, а Дерен в очередной раз сослался на бардак.
Шутит? Издевается? Опять что-то секретное?
Рэму очень хотелось понять про стержень. Можно ли самому себя воспитать?
А то Дерену некогда, а Рэму этот стержень ужасно нужен.
Может, у капитана спросить? Страшновато, но, говорят, он в таких вещах как раз разбирается. Где бы его подловить?
Капитан после выздоровления пробыл на корабле в сумме едва ли неделю. Всё время носился где-то. Потому и Дерен был занят, корабельное хозяйство сложное…
Рэм вздохнул ещё тяжелее.
При почти постоянном отсутствии на корабле капитана офицеры были загружены по уши. Рэм и летал чаще всего без Дерена. С Туссексом или с Бо.
Бо тоже входил в офицерский совет, но мог не спать вообще, а загрузку Туссекса ограничивал медик.
У Туссекса начались проблемы с сосудами, что для пилота было равносильно дисквалификации, и он с удовольствием возился с начинающими, передавая свой богатый опыт.
Туссекс привязался к «Персефоне» и на грунт не хотел. А Бо…
С Бо Рэм сошёлся ближе других. Перестав шифроваться, хатт на поверку оказался таким же любопытным, как и человечий мальчишка. И оставшись наедине, парни иногда часами расспрашивали друг друга.
Бо интересовали люди, Рэма — хатты.
«А у вас такое бывает?» — начинал он для затравки. И пошло-поехало…
Опытных пилотов Бо стеснялся на свой улыбчивый и молчаливый манер. Но Рэм был ему сродни. Ведь по хаттским меркам у Бо был пока нулевой опыт.
Ему и физически от роду было лет пять. Точнее они с Рэмом подсчитать не смогли.
У хаттов рождение-обучение было одним из родовых циклов, и куда это отнести в плане человеческого взросления, Рэм сообразить не смог. Не у Дерена же спрашивать? Его Бо опасался больше других.
Такие, как Дерен, и выиграли войну с хаттами. С их непредсказуемой «волевой логикой» и ментальным подчинением пространства.
Рэм не очень-то понимал страх приятеля. Но Бо объяснил ему, что это для машинного сознания — как магия в мире людей.
Нечто, существующее вопреки хаттской логике. Непознаваемое и опасное. И не знаешь, как противостоять.
Бо понимал, на какой риск шёл, завербовавшись на «Персефону», где ментальные практики процветали, благодаря капитану Пайелу, инициированному в эйнитском храме.
Но именно на «Персефоне» умели ценить иных, непохожих. И хатт рискнул.
Рэм вздохнул, уронил голову на бортик. Он тоже хотел развить в себе что-нибудь необычное, но Дерен занимался с ним только стратегией.
— Ну, ты чего? — спросил лейтенант. — Совсем спёкся, или ещё пару кругов?
Рэму хотелось застонать в голос, но он кивнул и встал. Пару так пару.