— Я сейчас же прикажу Феликсу, — ответила мадам Изольда, очень довольная тем, что наконец-то нашёлся повод чем-нибудь заняться, и сразу же подозвала мажордома. — Поставьте в кабинете стол перед окном и подайте туда завтрак для герра Камира.
— Герр Камир, — вступил в разговор Дортмундер, — я слышал, что вы приехали из Бурсы?
— Да, сейчас я приехал именно оттуда, — ответил Майкрофт Холмс с лёгким поклоном. — Но на самом деле моя семья пребывает в Измире, который вы и неверные греки называют Смирной. — Он сделал паузу и заговорил спокойным голосом, который, однако, через несколько слов стал накаляться от страсти. — Я не хочу оскорбить никого из христиан, они поклоняются Священному Писанию, как и мы, да и евреи, но греки злоупотребляют терпимостью и уважением, с которыми мы относимся к людям Писания, они хотят вторгнуться в нашу страну, а такое положение вещей уже тревожит нас. Они говорят, что это их историческое право; а вот если бы мы в своё время заняли Вену, то всё теперь шло бы совершенно по-другому. — Его немецкая речь стала совершенной непонятной, будто герра Камира полностью захлестнул поток чувств. Я не мог не восхищаться этим представлением и степенью самообладания мистера Холмса, который, несомненно, знал, какой большой опасности мы подвергаемся.
Но герр Дортмундер всё же проявил интерес к этому словоизлиянию.
— А как вы считаете, есть ли опасность настоящей войны?
— Да пошлёт нам Аллах мир, — ответил Холмс, — если будет на то воля Его.
Я заметил, что по лицу Дортмундера скользнула усмешка.
— Полагаю, вы правы.
Мадам Изольда снова занервничала. Неуверенно приблизившись к Майкрофту Холмсу, она сказала:
— Ваш завтрак будет готов через несколько минут, герр Камир.
— Прекрасно, — одобрил тот и обернулся ко мне. — Может быть, вы, англичанин, присоединитесь ко мне и расскажете о замках на острове королевы Виктории?
Я быстро глянул на Дортмундера; тот кивнул в знак согласия.
— Хорошо. Но предупреждаю вас, что достижения короля Людвига не производят на меня впечатления. Он использовал современные машины, а мы, англичане, возводили свои крепости волей, потом и силой наших мускулов.
— Так было построено большинство замков, — ответил Майкрофт Холмс, вновь поклонился Дортмундеру и Изольде и направился в отдельный кабинет, примыкавший к залу. Я зашагал следом. Он, полуобернувшись, спросил меня:
— Как вас зовут, англичанин?
— Август Джеффрис, — сразу же ответил я, стараясь придерживаться образа задиристого проходимца, именем которого назвался. Мы вошли в кабинет и увидели, как мажордом Феликс командует слугами, накрывавшими стол перед окном.
— Джеффрис, — проговорил Майкрофт Холмс, будто пробовал слово на вкус. — Это не самое сложное из имён, с которыми мне приходилось встречаться, — продолжал он на своём ужасном немецком языке, знаком приказав мне последовать его примеру. — Садитесь рядом, герр Джеффрис, и расскажите мне об английских замках, пока я буду завтракать. — Он хлопнул в ладоши и приказал выросшему у него за плечом Феликсу: — Поставьте стул и прибор для герра Джеффриса. Он составит мне компанию.
— Как вам будет угодно, сэр, — почему-то обиженно ответил Феликс и передал распоряжение двум лакеям.
— У меня просто страсть к замкам, — продолжал между тем Майкрофт Холмс в образе герра Камира из Бурсы. — Когда-то я видел руины крепостей крестоносцев и с тех пор стараюсь осмотреть все крепости, в которых ещё сохранилась жизнь.
Я улыбнулся в ответ. Для этого пришлось приложить куда больше усилий, чем я ожидал.
— Тогда вы, турки, должны были кое-что узнать об англичанах, — сказал я, надеясь, что моё хвастовство прозвучит не слишком неестественно.
— Да, — согласился Майкрофт Холмс. — Мы узнали, что вы надеваете стальные доспехи для того, чтобы сражаться в знойной пустыне, и вы слишком тяжелы для того, чтобы ездить по пескам на лошадях, поэтому должны были плыть издалека. — Он кивнул мне и оглядел стол. — Ну скоро можно будет наконец поесть. — И чуть слышно добавил по-английски: — Нас подслушивают.
— Я знаю, — ответил я по-немецки и вздёрнул голову. — Ваши воины могли считать наших глупцами за то, что те сражались в броне, но…
— …И рисовали чёрно-белый крест на груди. Любой лучник тоскует по такой мишени, — продолжал он на своём чудовищном немецком. — Это так облегчало работу нашим.
— А наши рыцари были мучениками за веру, — вспыхнул я.
— Да, были. И потерпели поражение.
В этот момент лакеи принесли стулья, и он одобрительно кивнул. Когда мы подошли к столу, чтобы сесть, он пробормотал по-английски, не шевеля губами:
— Ваше последнее сообщение было очень тревожным. Я сожалею, что обстоятельства вынудили меня задержаться на два лишних дня. Я рассчитывал вмешаться, прежде чем ситуация настолько усложнится. Скажите что-нибудь по-немецки.
— Я не назвал бы это поражением, — возмутился я.
— Не согласен, — со мной вновь разговаривал турок Камир, — ведь мы не пошли по пути Запада. — И добавил чуть слышно: — Всё оказалось гораздо труднее, намного труднее, чем я предполагал.
— Крестовые походы были славнейшими из войн, — воскликнул я по-немецки.
— И все до одного были проиграны, — повторил Майкрофт Холмс. В его голосе послышался оттенок юмора, так благодушный учитель спорит со способным учеником. — Не станем сейчас говорить о потерях. — Он вновь понизил голос: — Вы в большой опасности?
— Дело стоило риска, — громко ответил я на последний вопрос, как будто продолжал разговор.
— Вы так считаете? — удивился турок Камир. — Мой дорогой Гатри, — негромко продолжил он, — меня охватывает тревога.
— Да, — согласился я. Звук моего собственного имени захватил меня врасплох, и мне пришлось скрывать замешательство под маской негодования. — И неудивительно. Германия — самое странное место из всех, которые я когда-либо видел.
— Несомненно. — Холмс казался невозмутимым, видимо, ремесло научило его полностью контролировать свои чувства.
Нам подали крепкий кофе; от чашек поднимался густой аромат. Я обратил внимание на то, что мой собеседник извлёк из своих просторных одежд пакетик. Он назидательно заметил:
— Это сахар, дорогой сэр. Я нахожу, что здесь сахар совсем не тот, что в моей стране, мне не нравится его вкус. К тому же, — прошептал он, — в него так легко добавить яд.
— Вы правы, — согласился я, подавив дрожь.
— Скоро подадут хлеб и баранину. Не откажитесь разделить их со мной, — предложил он на своём ужасном немецком языке. — Очень мило со стороны мадам Изольды сделать это для меня; ведь ей нечасто приходится принимать моих соотечественников, и она не знает наших вкусов. — Он закашлялся, закрыл лицо салфеткой, якобы стремясь подавить спазм, и быстро прошептал: — Угрожает ли вам непосредственная опасность сейчас? Этот человек из Братства? Со мной часто так бывает, если утро холодное, — громко сказал он, отложив салфетку. — Наверно, туман раздражает горло.
— Это частое явление, — согласился я и добавил: — Ваши предположения совершенно верны.
— Вы имеете в виду мадам Изольду? — Его странный акцент, казалось, усиливался.
— Я о вашем последнем замечании, — ответил я, чувствуя, что внутри всё сжимается. — Редко приходится сталкиваться с таким приёмом, как тот, что я встретил в этой стране. — Возможно, это было слишком дерзко, но я знал, что герр Дортмундер ожидает от Джеффриса чего-нибудь подобного.
— Действительно, это прекрасное и гостеприимное место, — согласился Майкрофт Холмс тоном Камира. — Я выходил сегодня утром, до вашего появления, хотел прогуляться и имел возможность восхититься этим городом. Жаль, что погода оказалась неважной. Решительно, Мюнхен — настоящая драгоценность.
— Я разделяю ваше восхищение, — решил я подхватить тему.
Он кивнул и знаком приказал подошедшему лакею положить передо мной серебряный прибор и салфетку.
— Ваш кофе остынет, — предупредил он.
— Да-да, — согласился я и, послушно подняв чашку, поднёс её к губам и попробовал ароматный напиток.
В этот самый миг и окно и чашка разлетелись на куски.
Я был настолько потрясён, что застыл на месте и не сразу осознал, что Майкрофт Холмс пригнулся под стол и снизу дёргает меня за полу сюртука. Запоздало отреагировав на опасность, я уронил стул и тоже пригнулся.
В доме раздались крики, в кабинет, размахивая пистолетом, ворвался Дортмундер; его лицо было перекошено от гнева. За его спиной пыталась укрыться мадам Изольда. Всюду слышались торопливые шаги — слуги спешили выяснить причину беспорядка.
— Дорогой сэр, дорогой сэр, — причитал Холмс-Камир, — в вас кто-то стрелял. Вам нужно отойти от окна.
В этот момент раздался второй выстрел, и я почувствовал, как что-то обожгло мой лоб. От боли я отпрянул, споткнулся об упавший стул и, свалившись на пол, почувствовал, как по лицу потекло что-то горячее и липкое.
Дортмундер бросился к двери, резко распахнул её, выглянул украдкой на ярко освещённую улицу, поднял пистолет, пригнулся и выстрелил.
Майкрофт Холмс, в своём изумительном образе Камира, склонился надо мной.
— Вы ранены, дорогой сэр? У вас кровь на глазу.
— Неудивительно, — пробормотал я. — Какого дьявола всё это могло значить? — воскликнул я по-английски, пытаясь сесть. В голове звенело, будто там устроили кузницу, а многострадальная повязка снова пропитывалась кровью. — Несколько секунд, и я приду в себя, — сказал я, надеясь, что не ошибаюсь.
— Дорогой сэр, я не понимаю вас, — жалобно сказал Майкрофт Холмс: Камир не должен был знать английского языка.
— Говорю, что сейчас мне станет получше, — повторил я по-немецки.
Герр Дортмундер захлопнул дверь и подошёл ко мне, на ходу запихивая пистолет в карман.
— Стрелок чуть не попал в цель, мистер Джеффрис.
Встревоженная мадам Изольда суетилась вокруг меня. Приподняв край повязки, она взглянула на мой заклеенный глаз, скорчила гримасу отвращения и поспешила сдвинуть повязку на место. Я снова возблагодарил небо за то, что изобразил на веке такой уродливый шрам.