Старик прислушался к происходящему за спиной – Баралгин тихо свирепел и что-то крайне недовольно бухтел себе под нос. Пендальф, весьма довольный своей шуткой, решил остаться и приглядеть за происходящим дальше.
Тем временем чуть поодаль от костра раздухарившийся Агроном учил Чука и Гека фехтованию на мечах. Сеня и Фёдор предпочли благоразумно отказаться от предложенного учения, особенно после того, как Агроном гордо заявил, что проповедует школу фехтования «Заходящий сзади». Чук и Гек попросту пропустили это замечание между ушей, и вскоре их щенячья радость сменилась явным неудовольствием, Агроном порядком замотал карапузов.
– Ать-два, ать-два. Зеер гут. Шевели копытами.
Мерин Гек, уже получивший пару внушительных синяков на заднице, огрызнулся:
– Жену свою учи, понял?
– Ладно, ловкач, счас получишь своих… – Чук явно переоценивал свои возможности, каждый раз бросаясь на Агронома в лобовую.
Гиви наскучила картина «учебного боя», он поднялся с валуна, на котором сидел, и направился к Пендальфу, который всё ещё делал вид, что всматривается за горизонт.
Тихо напевая себе под нос, он прошел мимо бившегося в припадке ярости Баралгина. Тот вертел в руках лишнюю деталь и полуразобранный АКМ, но ток и не снял повязку. Гиви был слишком увлечен своей песней и слишком мало понимал в огнестрельном оружии, чтобы проявить хоть какой-то интерес к мучениям компаньона.
Ходы кривые роет подземный, умный гном.
Нормальные герои всегда идут кругом.
Гиви подошел к Пендальфу и обнял старика за талию:
– Пэндалф, а можит, срэжым угол? Двынэм через шахты каналызацыи? Можьно будыт завыснут у маиво братана Балына.
– Нет, Гиви. Мы пойдем через Панкисское ущелье, как образованные люди. Говорят, сейчас там спокойно. А в шахтах – караул, чего творится. Не дай бог опять шахтеры забастуют!!!
За их спинами раздался дикий рев, над головами что-то просвистело и разбилось о ствол соседнего деревца – это оказались песочные часы Баралгина. Сам Баралгин ожесточенно лупил прикладом «Калашникова» о внушительных размеров валун.
Агроном, все еще фехтовавший с карапузами, повернул голову в сторону разбушевавшегося соплеменника, не прекращая орудовать мечом, и уже через секунду Гек бросил меч оземь и завопил дурным голосом:
– Блин! Порезал ты меня, сволочь!
Чук издал боевой клич бешеного пингвина и ринулся в рукопашную:
– Бей гада!
Гек благоразумно отвел себе роль во втором эшелоне атаки, поднял с земли булыжник поувесистей, подбросил его в руке и неуклюже швырнул снаряд в Агронома, попутно подзадоривая приятеля:
– Главное завалить, а там запинаем!
Пилигрим Чук подкатился под ноги несостоявшегося «сенсея», явно намереваясь сбить того с ног:
– Ломай ему член!
Агроном пинком отшвырнул Чука, плашмя шлепнул своим мечом по толстой заднице Мерина Гека и в приступе смеха повалился на землю. Чук и Гек бросились на него, но Агроном с легкостью завернул им обоим руки за спину.
– Чуваки, на кого лезете? Зря я, что ли, десять лет в школе олимпийского резерва Гондураса корячился?
– Руки нечестно выкручивать,– осклабился Гек.
– Будешь выпендриваться, я тебе мигом покажу основное преимущество школы «Заходящие сзади»,– вполне серьезно пообещал Агроном, но тут их перепалку прервал вопль Сени, разглядевшего но горизонте большую чёрную тучу, которая быстро приближалась, на глазах вырастая в размерах.
– Что еще за дерьмо?
Все как по команде развернули головы и в каком-то ступоре некоторое время молча рассматривали приближение необычной тучи. Гиви поднял вверх ладони и высказался:
– Кажица, дощь сабыраица!
Баралгин отшвырнул обломки «Калашникова», которые он все еще сжимал в кулаке, и зло гаркнул:
– Подозрительная какая-то тучка. Прёт против ветра.
Чем ближе подбиралась к отряду туча, тем яснее становилось, что это вовсе не туча, а огромная стая чёрных птиц. Когда все окончательно стало ясно, Лагавас визгливо выкрикнул:
– Нас предали! – и заметался в поисках укрытия.
Баралгин тоже вышел из минутного оцепенения и бросился к ближайшему деревцу:
– Ховайся! Сейчас обгадят всё! Шухер!
Отряд бросился на землю, закрывая головы руками, одеждой – чем попадало под руку. Лагавас придерживал над головой бабушкин утюг, Сеня прикрывался лопушком, а Чук с Геком жались друг к другу под чахлым кустом. И только один Гиви, наоборот, положил на землю до блеска начищенный топор и накрыл его своим телом.
Стая пронеслась над командой, резко повернула на девяносто градусов и, не нарушая строя, умчалась вдаль.
Пендальф поднялся с земли, стряхнул с одежды помёт и уставился вслед стремительно мельчающему на горизонте темному пятну:
– Кучно положили. Это шпионы Сарумяна. Специально обученные военные дятлы. Придется идти через ледники. Подъем! Объявляю пятиминутную готовность и потом – марш-бросок на двести пятьдесят километров в полной боевой выкладке!!!
По заснеженному склону горы на широченных лыжах поднимался отряд Пендальфа. Совсем недавно за их спинами остался пограничный столб, обозначавший армяно-турецкую границу, поэтому вот уже добрый десяток километров они шли спинами вперед, «заметая следы».
Взмыленный Баралгин тащил за собой санки, на которых сидел Фёдор. Когда, по мнению карапуза, вознице не хватало усердия, он подбадривал его, тыкая пониже спины острием лыжной палки, одолженной по такому случаю у Сени, вследствие чего тот карабкался в гору с одной палкой.
«Модные» пацаны Чук и Гек заявили, что лыжи – это прошлый век и потому они пойдут на сноубордах. Давно уже осознавшие свою тупость, но не желавшие публично признаться в этом, они плелись в хвосте процессии, обгоняя только Агронома, которому лыж не хватило, поэтому он пятился вверх по горе на женских фигурных коньках тридцать пятого размера.
Одним своим видом их компашка представляло страшную по воздействию боевую единицу. Горная дивизия СС «Эдельвейс» вымерла бы в полном составе от смеха, встреть она на своем пути этот отряд.
В целом подъем давался команде тяжело, но вполне успешно, пока почти у самой вершины Фёдор не огулял в очередной раз Баралгина лыжной палкой. Острие попало в самое сокровенное место, Баралгин дёрнулся, карапуз моментально вывалился из санок и кубарем полетел вниз, чуть не снеся по пути замешкавшихся Чука и Гека и вопя во всю глотку:
– Лыжню, блин!!!
Вяло тащившийся на почтительном отдалении от остальных Агроном успел заметить катящийся к нему внушительных размеров ком снега с торчащими из него руками и ногами. Тщательно рассчитав маневр, он со всей дури приложился по цели с ноги так, словно пробивал последний пенальти в финале чемпионата мира за сборную родного Гондураса в матче против Бразилии.
Остановившийся в оцепенении Баралгин нащупал внушительных размеров дыру в куртке, оставленную острием лыжной полки, сунул руку за пазуху, достал оттуда продырявленную красную книжицу и принялся остервенело целовать ее, пока подоспевший к нему Пендальф не отвесил ему внушительную затрещину, сшибая с ног.
– Что, сволочь, ксивой заслонился? Еще немного, и ты бы за мальчонку этим партбилетом ответил!!!
Пендальф всмотрелся в происходящее внизу – там распластавшийся на снегу Фёдор судорожно шарил по карманам в поисках кольца. Он так колотил себя по бокам, что казалось, еще немного – и у него начнется эпилептический припадок.
Агроном принялся колотить его по щекам, вопя:
– Фёдор!!! Фёдор!!!
Слегка окосевший Баралгин сел на снегу, покрутил головой, разминая шею, гудевшую после могучего подзатыльника от Пендальфа, и внезапно заметил кольцо, оброненное Фёдором. Он откинулся назад и брезгливо ухватил кольцо замерзшими пальцами.
Пендальф краем глаза уловил происходящее и передернул затвор. Но Баралгин не оглянулся ни на характерное клацанье, ни на грозный окрик старика:
– Баралгин!
Он был слишком увлечен находкой. Прищурившись, он внимательно поглядел на кольцо и отвел его на расстояние вытянутой руки. «Дальнозоркость»,– машинально отметил Пендальф, а Баралгин тем временем хрипло проговорил:
– С виду вроде золотое. А присмотришься – чисто медяха, пять копеек в базарный день. В такой переполох из-за этой фигни устроили.
Наконец-то поднявшийся повыше Агроном на ходу скинул с себя куртку и принялся недвусмысленно крутить вокруг себя невесть откуда взявшиеся самопальные нунчаки, обмотанные синей изолентой.
– Баралгин! Ты это – не доводи до греха! Колечко Фёдору – верни!
Баралгин скорчил злобную харю:
– Да забери. Дерьма не жалко.
Стая, несколькими часами ранее порядком напугавшая отряд Пендальфа, кружилась над конспиративной дачей спецслужб, ожидая разрешения на посадку. Через несколько минут от нее отделился небольшой отряд и принялся стремительно снижаться.
Сжимая в руках посох, в шикарном кожаном кресле, полуприкрыв веки, сидел Сарумян собственной персоной, постукивая костяшками пальцев в такт лившейся откуда-то из-под потолка «Аппассионате». Когда в окно постучали, он встал и приоткрыл одну створку.
В комнату ворвалась стая дятлов. Вихрем промчавшись по помещению, они вылетели наружу. И только один дятел, брякнувшись о стекло, остался внутри. Расположившись на подоконнике, он принялся выстукивать секретное донесение азбукой Морзе.
Вслушиваясь в неуловимую ритмику морзянки, Сарумян усмехнулся и негромко выругался вслух:
– Ну что, Пендальф, гаденыш, через перевал пошёл, да? Думаешь, сбежал от меня? Думаешь, обманул папу Сарумяна? Высоко сижу, далеко гляжу. Дальше-то куда пойдете?
Отряд настырно карабкался по горам от перевала к перевалу. Когда тропа, стремительно сужаясь, повела их по самому краю головокружительного обрыва, начался снег.
Лагавас, окончательно перешедший с любимого конькового стиля на «классику», прокладывал лыжню для всего отряда. Периодически он оборачивался, чтобы убедиться, что все в порядке. Вот и сейчас он оглянулся и крикнул Пендальфу: