– Ничего! Все будет ладушки! Пять червонцев – это сильный актив! – шепнул я сам себе, убыстряя шаги к парку.
Артист уже сидел в своей излюбленной позе – нога на ногу. Под его опухшими глазами были болезненно-черные круги – не слишком дорогая дань за вчерашнее усиленное веселье.
Доброжелательно кивнув мне, он лениво выплюнул сигарету и вынул колоду карт:
– Ставка?
– Червонец.
Артист удовлетворенно хмыкнул и, дав мне сдвинуть колоду, раздал карты.
– Бура! – облизнув невольно пересохшие губы, заявил я и выложил перед Жорой тройню старших козырей.
– Повысим? Удачу надо хватать за попочку! Ей, как женщине, это очень по вкусу! – ухмыльнулся Артист.
Ставка удвоилась, затем утроилась.
– Как плебеи по мелочам размениваемся! – пренебрежительно скривил тонкие губы Жора. – Давай, как серьезные деловые – ва-банк! Кто не рискует, тот шампанского не пьет!
И на отполированные временем доски скамейки веером легли четыре банкноты по полсотни рублей.
Я с досадой почувствовал, что на лбу выступила испарина, по всему телу пробежала горячая, а следом ледяная волна.
– Лады! – проглотив застрявший комок, предательски дрогнув голосом, согласился я. – Давай на все. Пан или пропал!
Я очень медленно, чтобы не спугнуть удачу, раздвинул розданные Жорой карты. И облегченно перевел дух.
– Моя партия! – сдерживая ликование, я выложил перед Артистом самую мощную «молодку» из туза, десятки и короля треф.
– Молоток, Джонни! Но есть у тебя маленький недостаток – говорить гоп, пока не перепрыгнул! – широко осклабился Артист и смачно шлепнул передо мной свои карты. – Три туза в паре с козырями. Московская бура, не бьющаяся даже козырями!
Со смешанным чувством нереальности происходящего, опустошенности и боли наблюдал я, как Жора нарочито-небрежно складывает купюры и кладет к себе в карман.
– Что это, Джонни, у тебя морда вытянулась? – захохотал Артист, насмешливым взглядом изучая мою физиономию.
– Ну ладно! – выдохнул я, стараясь, чтоб голос звучал бодро. – Пора мне. Прощай, Жора!
Я поднялся на ватных ногах со скамьи и сделал несколько шагов по аллее.
– Постой-ка, Джонни! А завтра придешь?
– Нет, пожалуй... Нет.
Артист прищурил серые глаза, губы его скривила снисходительная усмешка.
– Погодь, Джонни. Сядь. Побазарим давай.
Я послушно вернулся на скамейку. Домой идти совсем не хотелось. Предстояло нелегкое объяснение с матерью по поводу опустевших копилки и бумажника.
– Где «капусту» взял? У мамаши-учительницы надыбал?
Я нахмурился, ощущая, как привычно-крепко сжимаются кулаки и напрягается тело. Жора был один, и выхлестнуть его труда не представляло.
– Не нервничай, Джонни! И можешь не отвечать – все и так ясно. – Артист, страхуясь, отодвинулся от меня и будто ненароком сунул руку в карман, где у него лежал пружинный нож.
– Не крал я, а только на время взял, – буркнул я.
– Ага. Ясно. Каким же манером собираешься возвращать?
– Жорик, не суй нос не в свое дело! Это моя проблема!
– Хочу тебе помочь, чудак человек! И не гляди на меня волком!
– Я не нуждаюсь в акте благотворительности, Жора-филантроп!
– Речь вовсе не о благотворительности! И я не филантроп. И никогда им не стану – слишком не верю в людскую благодарность. Ведь человек по сути своей – неблагодарное животное. Не согласен? – Артист, криво ухмыляясь, глядел на меня как на одного из представителей животного мира.
– Нет. А благодарность детей к родителям?
– Пальцем в небо попал! Это же не благодарность, а банальный животный инстинкт, зов родства крови! Не будь таким наивным!
– Не знаю...
Глаза Жоры насмешливо сузились. Они словно говорили:
«Младенец! Как смеешь сомневаться в общепризнанных истинах?!»
– И что за помощь хочешь предложить? – деланно-равнодушно поинтересовался я.
– Материальную помощь не жди. Дураки давно вымерли. Могу лишь дать дельный совет, как раздобыть столь необходимые тебе дензнаки.
Я, почему-то наивно ожидавший, что Жора предложит мне по-братски взаймы, разочарованно отвернулся.
– Ну и как, любопытно?
– Очень даже просто! Надеюсь, тебе знакомо понятие – экспроприация экспроприаторов?.. Грубо выражаясь, выхожу один я на дорогу... Все на бочку и живей!
– Грабеж? – я не очень удивился. – Ты шутишь, Жора?
– Да? – лицо Артиста стало серьезным. – Ничуть! Так что решайся, будь мужиком! Или тебя смущает такое детски-наивное понятие, как мораль?! Не смеши, браток! Кто придумал это словечко? Слабые и никчемные людишки. Ничтожества, для которых предел мечтаний – домашние шлепанцы, телевизор и теплая баба под боком! И эти животинки изобрели мораль, чтоб превратить сильных личностей в таких же тупо-послушных скотин, как они. В стадо! А что мешает нам, сильным личностям, создать собственную мораль? Мертвый лист отпадает, чтобы не мешать живому, слабый обязан уступать место сильному, трусливый – смелому! Разве не это истинная мораль? И ее придумала сама Природа, а не человечишки! Что молчишь, Джонни?
– Сказать правду, я над этим никогда не задумывался. Но как так – хватать без причины человека и... экспроприировать?
– Тебя тормозит подобная чушь? Не будь дешевым чистоплюем! И запомни: нет на свете человека без греха! Каждый когда-то принес горе кому-то! А за все надо платить! И мы – те Черные ангелы, взимающие долги! Добрые, кстати, так как будем наказывать быдло лишь материально, оставляя им их никчемную жизнь!.. Да и нет у тебя, браток, другого реального выхода из финансовой ямы! Ну, по рукам?
Я вяло ответил на рукопожатие.
– Джонни! Я с самого начала понял, что на тебя положиться можно! От судьбы не уйдешь – ты хищник, а не овца! Я это с первой встречи просек!
...Я торопливо шел по направлению к своему дому. Четко печатали по мостовой каучуковые подошвы. Прохожих не было. Людишки-плебеи давно устроились перед телевизорами или с газетами в руках в своих квартирах-норах.
Стоял теплый вечер. Солнце уже загасилось за крышами домов, но небо было еще светлое, наэлектризованное за день прожектором-светилом. Кое-где на небе угадывались холодные точки далеких равнодушных звезд.
Я чувствовал себя Гулливером в стране лилипутов – большим и сильным.
«Глупые, маленькие, смешные людишки! – думал я, глядя на мирно светящиеся окна близлежащих домов. – Вы и не подозреваете своими куриными мозгами, что сейчас идет под вашими окнами гангстер-мститель. Черный ангел, от которого вам не спрятаться и под дюжиной замков-засовов!»
Сунул руку в карман – там приятно хрустнули ассигнации.
«Даже ангел задаром работать не станет! Наказал козлов – и сам не внакладе! Ха-ха!»
Все еще смеясь, поднялся по старым, выщербленным ступеням подъезда.
– Нынче ты поздно что-то, – встретила меня мама, стараясь скрыть в голосе обеспокоенность. – И не скучно одному гулять? Ведь все твои друзья разъехались на лето.
«Ладушки! – радостно подумал я. – Значит, она пока еще не засекла пропажу денег!»
– А я не один. Друзья не копченая колбаса – их везде найти можно!
– Познакомился с кем-то?
– Да. В парке. Клевые ребята. Двое учатся в строительном училище, а третий – в мединституте на третьем курсе мается.
– Как так – мается?
– Его истинное призвание – музыка. Артист, одним словом!.. – мне стало смешно от этой случайной двусмысленности.
– Вот и замечательно, а то я все голову ломала, куда бы тебя на каникулы пристроить, чтоб совсем не закис.
– Пустяки! Мне вовсе не скучно! Даже наоборот.
– Да? Ты какой-то странный последнее время был. Я думала, что от одиночества и безделья измаялся.
– Нет. Все ладушки!
Я открыл глаза, уставясь в потолок. Сон, видать, совершенно про меня забыв, не приходил.
«Вот почему всегда так получается? – подумалось. – Когда хочешь заснуть – ну ни в какую! А желаешь просто поваляться, помечтать о чем-нибудь – враз засыпаешь! Лады. По этой теории бог сна сейчас ко мне примчится как ошпаренный!»
Я до мельчайших подробностей стал восстанавливать в памяти события прошедшего вечера.
Почти сразу после откровенного разговора с Артистом на аллее появились Серый и Дантист.
Последовало ставшее уже традиционным алкогольное возлияние, вмиг рассеяв последние мои сомнения в принятом решении.
Затем мы всей компанией направили свои уже немного нетвердые шаги на облюбованную Артистом еще днем улочку, где висели только два фонаря, да и то слепые – с выбитыми лампами.
Ждать клиента пришлось недолго. Из-за поворота вынырнул какой-то прохожий с портфелем и, беспечно насвистывая модный мотивчик, направился в сторону нашей засады.
– Ну?! – ухмыльнулся Артист. – Давай, Джонни, покажи-ка братве, на что способен!
Я неуверенно взглянул на быстро приближавшуюся фигуру, враз вспотевшей ладонью, до боли в пальцах сжав медный кастет.
– Ладно, Джонни! Впервой завсегда трудно. Смотри, как это делается! Учись, пока я на свободе!
Артист вынырнул из мрака густых акаций и разболтанной походкой подвыпившего гуляки побрел по тротуару. Прохожий на какое-то мгновение остановился, но, увидя, что встречный всего-навсего один и в стельку пьян, уверенно продолжил путь и даже возобновил свои глупые музыкальные упражнения.
Артист внезапно-резко прекратил ходьбу так, что прохожий чуть не налетел на него.
– Ты что, малый?! Сдурел?
– Дай-ка закурить, землячок! – сквозь зубы процедил Артист, загораживая дорогу.
Тип с портфелем, видно, не любил осложнений и сунул ему сигарету.
– А ты, оказывается, законченный жлоб! Всю пачку, фраер! – оскалился Артист.
– Тебе что, парень, мозги давно не вправляли? Иди-ка проспись, а то уложу тебя спать прямо здесь на тротуаре!
– Шутишь ты, фраер! Но я-то человек серьезный, и чувство юмора у меня начисто отсутствует!
В руке Артиста металлически щелкнул пружинный нож, тускло блеснула сталь длинного лезвия. Держал нож он профессионально – одними пальцами, чтобы свободно можно было менят