В а с и л и й (удивленно взглянул на Лиду). Всю правду?
Л и д а. Конечно. Я не спала. Я все слышала.
Появляется Г а в р и л о в н а.
Г а в р и л о в н а (Василию). Про тебя спрашивала Катерина Егоровна. Кто, говорит, такой и зачем здесь?
В а с и л и й. А вы ей что сказали?
Г а в р и л о в н а. Так, говорю, шелапутный какой-то. Приблудился ночью, обогреться захотел. Наверное, говорю, сезонник.
В а с и л и й. Да какой же я вам сезонник? Моя фамилия Сидоров! Василий Сидоров я!
Г а в р и л о в н а. А я думала, ты Лихач. Так и сказала товарищу депутату: «Этот мужчина по фамилии Лихач». А она вздрогнула. Даже побледнела. Не может быть, говорит, чтоб его фамилия была Лихач.
В а с и л и й. Что же вы наделали?! Она откажет мне теперь в приеме!
Г а в р и л о в н а. Не откажет. Только стыдно с такой щетиной. Иди в мою каморку, приведи себя в божеский вид. На окне электрическая бритва. Один начальник забыл. Еще в позапрошлом году.
В а с и л и й. Спасибо. (Уходит.)
Г а в р и л о в н а. Вот и пригодилась. А где же Колобок?
Л и д а. Как увидел Екатерину Егоровну — его точно ветром сдуло.
Г а в р и л о в н а. Про него она тоже спрашивала. Гитару свою оставил. Значит, явится. Лид…
Л и д а. Чего?
Г а в р и л о в н а. Ты знаешь, по-моему, Лихач с депутатом еще раньше были знакомы. Ты бы видела, как она глянула на него, когда они тут встретились. А потом, когда мы вошли с ней в комнату, она легла на койку прямо так, как есть, в шубе. И всю ее ровно лихорадка трясет.
Л и д а. Самовар в седьмой раз поспел.
Г а в р и л о в н а. Чудеса!
Л и д а. Слышь? Теть Лиз?
Г а в р и л о в н а. Какая я тебе тетя Лиза? Ишь, племянница нашлась! Неси самовар к депутату в комнату!
Л и д а и Г а в р и л о в н а уходят. Слышна морзянка.
Когда свет зажигается — та же декорация. Утро. По радио передают зарядку. Г а в р и л о в н а выполняет упражнения. Открывается входная дверь, на пороге — К о л о б к о в.
К о л о б к о в. С добрым утром, хозяюшка. (Хохочет.)
Г а в р и л о в н а (сердито). Чего разгоготался?
К о л о б к о в. Помолодеть хочешь? Зарядку по утрам делаешь?
Г а в р и л о в н а. Поясницу разминаю. Ревматизм проклятый…
К о л о б к о в. Барахлишко свое забыл. (Берет гитару.) А где папаша?
Г а в р и л о в н а. Отправился смотреть, как снег разгребают. (Смотрит в окно.) Вон с военными стоит балагурит.
К о л о б к о в. А Васька?
Г а в р и л о в н а. Ушел в столовку.
К о л о б к о в. Ясно. Депутат еще спит?
Г а в р и л о в н а. А тебе что?
К о л о б к о в. Да так. Интересно. Прием-то, говорят, здесь будет.
Г а в р и л о в н а. Здесь. В конторе печь разломали. (Надевает телогрейку, берет деревянную лопату, выходит на улицу.)
К о л о б к о в. Ясно-ясно. Помнится, у папаши саквояжик был. Обследовать? Такие люди, как он, не считают дни до получки. (Уходит в комнату, где ночевал мужчина, и тут же возвращается с саквояжем, тщетно пытаясь его открыть. Берет со стола нож, поддевает им замок — саквояж открывается. Заглядывает внутрь. На его лице — ужас и страх. Извлекает из саквояжа рацию, выдвигает антенну, нажимает на ключ. Посыпались «точка-тире».) Рация!.. (Снова роется в саквояже, достает фотоаппарат с мощным телеобъективом и блицем. Потом вынимает горсть пуль.) Пули! (Посмотрел в окно.) Вот тебе и папаша! А с виду — воды не замутит. У офицера что-то выспрашивает… (Снова роется в саквояже.) Деньги, видимо, держит при себе. Бандит! Ну погоди! Недолго тебе осталось разгуливать на свободе. Положу все на место — и в поселковый Совет. За поимку шпиона причитается как будто немалый куш. Глядишь, прославлюсь, что твой депутат! (Кладет все обратно в саквояж.) Подвалило тебе счастье, Колобков! Пробил твой час! Выследить такого леща!.. (Уходит в комнату.)
Выходит К а т я. Смотрится в зеркальце, приводит себя в порядок. Появляется Г а в р и л о в н а.
Г а в р и л о в н а. С добрым утречком, Катерина Егоровна.
К а т я. Доброе утро.
Г а в р и л о в н а. Как спалося?
К а т я. Хорошо. Спасибо.
Из комнаты выходит К о л о б к о в.
К о л о б к о в (увидев Катю, расплылся в улыбке). Здравствуйте, товарищ депутат. Вы уж извините, Екатерина Егоровна, вчера я не признал вас. Возвращаю вам вашу трешку. Вот, пожалуйста… (Кладет на стол три рубля.)
К а т я. Елизавета Гавриловна, я думаю народ здесь собрать. Чтоб не мерзли там, на улице.
Г а в р и л о в н а. Сегодня теплынь. Минус шешнадцать.
К а т я. Шестнадцать — это холодно. Пусть войдут все сюда.
Г а в р и л о в н а. Не беспокойтесь, Катерина Егоровна. Сейчас на улице лучше, чем тут. Солнышко играет…
К а т я (улыбаясь). Ну хорошо. Уговорили.
Г а в р и л о в н а выходит на улицу.
К о л о б к о в. Я сейчас уезжаю, Екатерина Егоровна. Хотелось бы поговорить. Может, и не удастся больше свидеться…
К а т я. Запишитесь на прием.
К о л о б к о в. У меня нет времени. Понимаете, ровно через час отправляюсь в далекий рейс.
К а т я. Ничем не могу помочь. Я очень занята. (Хочет уйти.)
К о л о б к о в (преградил ей дорогу). Подождите. Всего одну минуту. Ради Василия… Помните Лихача? Да вот он тут был. Вы бы знали, во что он сейчас превратился!..
К а т я. Короче, Колобков.
К о л о б к о в. Он записался к вам на прием.
К а т я. А при чем здесь вы?
К о л о б к о в. Это низкий человек. Вы его тогда правильно раскусили. В общем, докатился до ручки, что называется. Долихачился, так сказать. Загнал свою жизнь и государственную машину в придачу.
К а т я. А вы как живете?
К о л о б к о в. Не жалуюсь.
К а т я. Вы когда-то с ним были друзьями.
К о л о б к о в. Он мне не друг. У нас дорожки разошлись. Я хочу вас предостеречь, Екатерина Егоровна…
К а т я. От чего?
К о л о б к о в. Сидоров узнал, что вы, так сказать, теперь важное лицо, депутат и все такое прочее. Думает этим воспользоваться. Чтоб вы за него заступились. Ведь он уже никто. Шофер без прав. А еще точнее… Гол как сокол. Человек без определенных занятий. Тунеядец. В общем, опустился до неузнаваемости. И надеется, что старая любовь спасет его. Спит где придется. Живет подачками. Вот вчера пришлось кормить его. Голодный был, как собака.
К а т я. Это все, что вы собирались мне сообщить?
К о л о б к о в. Нет, не все. Я не сказал главного. Самого главного. У меня к вам дело… государственной важности! Обращаюсь как к депутату. (Оглядываясь по сторонам.) Совершенно секретно!
С улицы входит Г а в р и л о в н а.
Г а в р и л о в н а. За тобой милиция, Колобок. «Черный ворон» подъехал.
К о л о б к о в (панически). Екатерина Егоровна! Екатерина Егоровна, помогите, умоляю вас!.. Я ни в чем, ни в чем не виноват! Помогите!
К а т я. Помочь? Кому? Жулику? Ворюге?
К о л о б к о в. Ах вот оно что!
На пороге — м у ж ч и н а.
Так, значит, это Васька меня продал!
М у ж ч и н а. Я. За что купил, за то и продал.
К о л о б к о в (обалдев). Папаша?!
М у ж ч и н а. Я папаша для своих детей, а для вас, гражданин Колобков, я сотрудник ОБХСС. Здравствуйте, Екатерина Егоровна.
К а т я. Здравствуйте, товарищ полковник.
Рукопожатие.
М у ж ч и н а. Я и не узнал вас тогда, в кабине. Вы сидели закутавшись.
К а т я. А я вас сразу узнала. По голосу.
М у ж ч и н а. Правда?!
Смеются.
К а т я. Не хотела вам мешать.
М у ж ч и н а. Да, Екатерина Егоровна, где нам с вами только не приходится бывать, чтобы добрым людям жилось хорошо, чтобы подобные горе-колобки не катались по белу свету. Ловок, шельмец, оказался. Верткий, как налим. Никак его мои хлопцы взять не могли.
К о л о б к о в. Вот ты какой, папаша! Прикинулся…
М у ж ч и н а (снимая с головы шапку). «Ты сер, а я, приятель, сед, и волчью вашу я давно натуру знаю…».
К о л о б к о в (в отчаянии). Надо же так влипнуть! (Ударяет гитарой по столу.)
М у ж ч и н а. Ну вот, теперь гитара стала виновата. Впрочем, песенка ваша спета, Колобков. Идемте. (Гавриловне.) А где тот товарищ, что ночью здесь был? Если не ошибаюсь, зовут его Василий…
Г а в р и л о в н а. Ушел куда-то.
М у ж ч и н а. Прекрасный человек. Передайте ему от меня большой привет.
Г а в р и л о в н а. Передам.
М у ж ч и н а. До свидания, Екатерина Егоровна. Счастливо оставаться.
К а т я. До свидания, Яков Кузьмич. Всего доброго.
Пожимают друг другу руки.
М у ж ч и н а. До свидания, хозяйка. Спасибо за гостеприимство. (Подает руку Гавриловне.)
Г а в р и л о в н а. Не за что.
М у ж ч и н а и К о л о б к о в уходят.
(Смотрит в окно.) Повели. Теперь не укатится.
Бьют часы.
Катерина Егоровна, ровно девять. Посетители ждут.
К а т я. Да-да. Просите.
Г а в р и л о в н а уходит. За дверью возникает многоголосый гул.
Г о л о с Г а в р и л о в н ы. Кто там первый по списку — заходи.
Врывается Л и д а, за ней — Г а в р и л о в н а.
Г а в р и л о в н а. Лидка, тебе чего? (Схватила ее за рукав, тянет обратно за дверь.)
Л и д а (сопротивляется). Пусти. Я на минутку. (Подбегает к Кате.) Екатерина Егоровна! Екатерина Егоровна, дорогая, он уехал! Я своими глазами видела, как он направился к автобусной остановке!
К а т я. Садитесь, пожалуйста. И успокойтесь. Выпейте воды. (Наливает ей в стакан воды.)
Лида отпивает глоток.