Фашистские самолеты непрерывно кружили над станцией, бомбили вокзал и здание постепенно разрушалось. Было ясно, что в вокзальных помещениях долго не продержишься. Но зато здесь были солидные подвалы, надежно защищавшие от бомб и дававшие полную возможность держать круговую оборону. В темноту этих подвалов и спустились все, кто находился на вокзале. У подвальных окон Басов расставил пулеметчиков и стрелков, и когда противник попытался штурмовать вокзал, точный, уверенный огонь осажденных отбросил его назад с большими потерями. Гитлеровцам пришлось начать правильную осаду. Подвалы вокзала превратились в маленькую крепость.
Однако положение осажденных было очень тяжелым. Они оказались почти совсем без продуктов питания. Маленький склад станционного буфета, находившийся в подвале, не мог обеспечить питанием всю эту массу людей даже на один день. И старшина Басов решил, что гражданское население должно покинуть подвал. Только для коммунистов было сделано исключение, и они, взяв оружие, встали в ряды бойцов.
Началась долгая и изнурительная борьба. Гитлеровцы прорвались в вокзал, но проникнуть в подвалы им не удавалось. Изо всех щелей, из подвальных амбразур бойцы зорко сторожили каждое движение врага и каждый день десятки гитлеровцев находили свою смерть под пулями стрелков Басова.
Ежедневно гитлеровское командование через громкоговорящие установки обращалось к защитникам вокзала с предложениями о капитуляции, обещая сохранить им жизнь. Но на эти предложения отвечали только выстрелами.
На третий или четвертый день фашисты попытались затопить подвалы. Были пущены в ход помпы и потоки воды устремились в помещения, занятые осажденными. Уже вскоре Басов и его бойцы оказались по пояс в воде, но они продолжали отстреливаться. Впрочем, гитлеровцы должны были отказаться от своего намерения — водопроводная сеть вышла из строя и поблизости неоткуда было взять воды, чтобы заполнить подвалы доверху.
Тогда у противника возник новый план. Плотно забаррикадировав двери в подвал, стараясь закрыть все отдушины, гитлеровцы пустили туда удушливый газ. И хотя часть бойцов при этом погибла, остальные уцелели и вели свою неравную борьбу.
Не удалась и попытка залить подвалы бензином и поджечь. В конце концов фашисты решили затопить подвальные помещения нечистотами, которые непрерывно подвозили сюда на машинах.
Это была страшная по своему упорству и ожесточению борьба, продолжавшаяся больше двух недель. В полной темноте, голодные, до предела изнуренные люди, бродя по грудь или по горло в зловонной жиже, не выпускали из ослабевших рук винтовок и по-прежнему отвечали огнем на призывы врага сдаться в плен. Когда наступали минуты затишья, они слышали со стороны крепости гром артиллерии и треск перестрелки, и сознание того, что неподалеку от них ведут такую же упорную борьбу их товарищи, придавало этим измученным, полумертвым людям новые силы.
В первых числах июля старшина Басов с небольшой группой бойцов сделал попытку прорваться через кольцо врага. Ночью они выбили одну из дверей, забаррикадированных гитлеровцами, и вырвались из подвала. Те, что остались внизу, слышали, как у вокзала загремели разрывы гранат и вспыхнула перестрелка. Никто из этой группы не вернулся назад, и так и осталось неизвестным, удалось ли Басову со своими людьми прорваться или все они пали в неравном бою.
К концу первой декады июля в подвале уцелело всего несколько человек. Однажды ночью, переодевшись в штатское платье убитых здесь жителей Бреста, эти последние защитники вокзала осторожно выбрались наверх и, пользуясь темнотой, вышли из осады, пробираясь лесами и болотами к линии фронта. Так окончилась эта героическая борьба.
Между тем фронт день за днем, час за часом отодвигался все дальше. Наши войска, в большинстве своем еще никогда не воевавшие, серьезно расстроенные первым внезапным ударом врага, не могли сдержать натиска мощных, прекрасно вооруженных и закаленных в боях на Западе германских армий.
Несмотря на упорное, героическое сопротивление отдельных частей и соединений, фронт то здесь, то там оказывался прорванным, войска попадали в окружение, и дивизии Гудериана и Гота уже были глубоко в нашем тылу, стараясь сомкнуть свои танковые клещи позади советских частей, с тяжелыми боями отступавших из приграничных районов. День ото дня армии противника проникали все дальше вглубь страны, и потребовались долгие месяцы ожесточенной борьбы и напряжение всех сил и воли Коммунистической партии, армии и народа, чтобы зимой остановить врага уже далеко на востоке, под стенами Москвы.
Но эта будущая победа под Москвой, как и все последующие победы Советской Армии, ковалась именно в эти трагические и героические дни 1941 года на землях Белоруссии, Прибалтики и Украины. Кузнецами этой победы были сотни и тысячи безымянных героев-воинов, павших на безвестных рубежах, яростно дравшихся в окружении, пробивавшихся с оружием в руках к фронту через тылы врага или с тяжелыми арьергардными боями отступавших со всей массой наших войск вглубь страны. Их пули и гранаты, их снаряды и мины, их ответные удары по врагу уничтожили первые сотни тысяч чужеземных захватчиков — цвет и гордость гитлеровской армии — и заложили тем самым прочный фундамент будущей победы.
Борьба шла не только по всей ширине, но и по всей глубине огромного фронта, от тех рубежей, где в этот час находились авангарды германских танковых дивизий, до приграничных районов, где дрались окруженные части, где уже начинали свою боевую работу первые отряды партизан.
И, как боевое охранение всей огромной Страны Советов, как самый передовой, далеко выдвинутый на запад бастион нашей обороны над берегом Буга, в стенах старой русской крепости, стоящей на первых метрах нашей земли, на самом первом рубеже войны, с невиданной стойкостью и упорством в кольце осады продолжал драться маленький гарнизон советских войск.
БОЕВЫЕ ДНИ И НОЧИ
Всю первую ночь при бледном, мерцающем свете ракет в крепости шла тихая, но напряженная работа. Артиллерия противника постреливала лишь изредка, ведя ленивый, беспокоящий огонь, атаки автоматчиков прекратились, на некоторых участках гитлеровцы оттянули войска за внешний вал. Пользуясь этой ночной передышкой, командиры, предугадывавшие на завтра новый, еще более ожесточенный штурм, обходили свои участки обороны, расставляли бойцов, перераспределяя огневые средства, учитывая запасы патронов. В сухой, прокаленной огнем и дневным солнцем земле копали могилы, наскоро хороня павших товарищей. Собирали оружие и патроны убитых врагов, рылись в развалинах обрушенных складов, пополняя свой боезапас.
Кое-где соседние подразделения, днем отрезанные друг от друга группами просочившихся в крепость автоматчиков, теперь смогли восстановить между собой связь и условиться о взаимодействии в завтрашних боях. Установил контакт с полковым комиссаром Фоминым командир из 455-го стрелкового полка лейтенант Анатолий Виноградов, который с несколькими десятками своих бойцов держал оборону в северной части кольцевых казарм. К Фомину прислал связного также капитан Иван Зубачев, возглавивший оборону на участке 44-го полка в западной части Центрального острова.
В районе Тереспольских ворот с наступлением темноты произошла некоторая перегруппировка наших сил. Пограничники во главе с лейтенантом Кижеватовым покинули развалины своей заставы и присоединились к бойцам 333-го полка. С этих пор Андрей Кижеватов вместе со старшим лейтенантом Потаповым и лейтенантом Саниным стал одним из руководителей обороны на этом участке. В эту ночь командиры отправили отсюда связных в сторону расположения 84-го полка, и вскоре между ними и полковым комиссаром Фоминым, устроившим свой штаб в подвале Белого дворца, была протянута телефонная линия. Правда, связь эта оказалась ненадежной и существовала недолго — немецкие снаряды, время от времени рвавшиеся во дело обрывали кабель.
Усталые бойцы в эту ночь почти не смыкали глаз или дремали поочередно, урывками, — надо было зорко следить, чтобы враги не подобрались под покровом темноты и не атаковали внезапно. Но командование противника, видимо, решило дать в эту ночь отдых своим пехотинцам, до предела измотанным во вчерашних ожесточенных боях. Враг пополнял поредевшие штурмовые отряды, подтягивал свежие подразделения, эвакуировал раненых и тоже хоронил убитых. Ночь прошла довольно спокойно.
А с утра все началось снова, с удвоенной силой. С первыми проблесками рассвета артиллерия противника, теперь уже расставленная по всему кольцу осады, стала засыпать крепость снарядами, и пикировщитки закружились над головами бойцов. Снова все вокруг заволокло дымом, опять здесь и там вспыхнули пожары, и вдоль всей линии обороны затрещали пулеметы, автоматы и винтовки. Штурм крепости возобновился.
И опять, как вчера, группы автоматчиков прорывались через валы, проникали в северную часть крепости и настойчиво атаковали центральную цитадель. Отряды противника вышли на северный берег Мухавца и засели в кустах по обе стороны моста, ведущего к трехарочным воротам. Их пулеметы непрерывно обстреливали оттуда окна и бойницы казарм, и несколько раз автоматчики форсировали вброд рукав Мухавца, врываясь на восточный угол Центрального острова. Тогда Матевосян, которому комиссар Фомин поручил этот участок обороны, выводил своих людей из ограды Белого дворца в штыковую атаку.
Сквозь грохот взрывов и треск стрельбы слышался певучий и тревожный звук горна, играющего сигнал атаки, в перестук пулеметов и автоматов вплеталась раскатистая, сухая дробь барабана — горнист и барабанщик полка шли в рядах атакующих бойцов. Уже один вид этих людей, покрытых пылью и пороховой копотью, с измученными, но суровыми и решительными лицами, о воспаленными от дыма и бессонницы глазами, был страшным для врага. Их громовое «ура», их стремительный штыковой удар неизменно обращали противника в бегство. Каждый раз попытки фашистов закрепиться на северо-восточной окраине Центрального острова заканчивались потерей нескольких десятков своих автоматчиков.