кармы непосредственно связано с учением о цепи рождений, которым подвержены существа в мире; учение это также занимает важное место в системе индийских религиозных воззрений. Упанишады развивают восходящее к ведам (Рв X.2.7; 18.1 и др.) учение о двух путях: пути богов (devayāna) и пути предков (pitṛyāna); ср. Ч V. 10; Бр VI.2.15–16. Первым путем идут отрекшиеся от мирской жизни, живущие в лесу и наделенные истинным знанием (т. е. знанием Брахмана) — просветленные они достигают миров Брахмана и больше не возвращаются к жизни. Вторым путем следуют те, кто ведет жизнь домохозяина и исполняет предписанные обряды. После ряда превращений они снова рождаются в человеческом облике: отличавшиеся добрым поведением — в одной из высших каст; люди дурного поведения — в образе чандалы, собаки, свиньи. Те же, которые не знают ни одного из этих путей, рождаются птицами, насекомыми и т. п.
На пути к высшей цели — единению с Брахманом — одним из основных средств является обладание истинным знанием (ср. Бр I.5.16). Именно стремлением к такому знанию охвачены участники бесед в упанишадах; стремление это — основная пружина действия (II–IV книги Бр; III–VII книги Ч). Знанию приписывается некая магическая сила: так, знающий о том или ином свойстве Брахмана, сам приобретает это свойство; знание делает человека тем, о чем он знает. Положение это превращается в своего рода рефрен, заключающий многие параграфы упанишад.
Одним лишь исполнением обрядов нельзя еще достигнуть Брахмана, — эта мысль определяет сравнительно более низкую оценку ритуальных, жертвенных церемоний, которые хотя и допускаются, местами даже предписываются, но способны вести лишь по «пути предков». Таким образом, религиозные воззрения ранних упанишад в известной мере отличаются от воззрений самхит и брахман, ставящих в центр соблюдение ритуала; отдельные компоненты религиозной практики предстают здесь в ином соотношении. Обрядность в целом отходит на второй план; сравнительно большее значение придается аскезе, подвижничеству (tapas), обычно связанному с отказом от мирских благ и жизнью в лесу и ведущему «путем богов» (ср. упомянутые свидетельства Бр. и Ч. о «двух путях»). Но как ни велика сила подвижничества, когда аскет предается ему хоть тысячи лет, не зная о «Непреходящем» Брахмане, заслуги его «имеют конец», и он несчастен, уходя из мира. Лишь тот, по словам Яджнявалкьи, достигает истинного блаженства, кто уходит из мира, зная «Непреходящего» Брахмана. (Бр III.8.10). Итак, чтобы быть эффективным, подвижничество должно быть связано с почитанием (upāsana) истинного верховного существа. Призыв к такому почитанию (размышлению, созерцанию), основанному на правильном знании, неоднократно повторяется в упанишадах.
Противопоставление: обрядность — подвижничество и созерцание аскета, покинувшего дом, позволяет проследить в упанишадах развитие учения о различных стадиях (āsramas) человеческой жизни; как уже говорилось, в завершенном виде это учение насчитывает четыре стадии (ученик, домохозяин, лесной отшельник, странствующий аскет). Самхиты и брахманы, как показал М. Винтернитц[57], не содержат еще учения об ашрамах; элементы его появляются в Ч V.10 и Бр II.4.1; IV.5.1; VI.2.15 сл., где домохозяин противопоставляется ушедшему в лес. В то же время Бр III.5; IV.4.22 и др. уже различает «молчальников» (muni), стремящихся к Атману подвижничеством, верой, жертвоприношениями, и страдников (pravrājin), отказавшихся от стремления к богатству и сыновьям и полагающих все свое достояние в Атмане. ЧН. 23.1 говорит о «трех ветвях долга» (trayo dharmaskandhāh) — первая из них (жертвоприношение, изучение вед, подаяние) в целом соответствует 2-й ашраме, вторая (подвижничество) — 3-й и 4-й и третья (пребывание в доме учителя) — 1-й. О первых трех ашрамах говорится и в Шв, причем под «стоящим над ашрамами» (atyāśramin — Шв VI.21), возможно, подразумевается 4-я стадия. Наконец, в более поздних упанишадах уже определенно говорится о 4 ашрамах (напр., Джабала, 4).
Свидетельства эти говорят о важности упанишад как источника по социальной и культурной истории[58]. В этой связи очень интересны данные упанишад о варнах и их взаимоотношениях. Можно отметить большую роль, которую играют кшатрии в передаче учения упанишад. Кшатрий царь Аджаташатру обучает брахмана Дриптабалаки (Бр II.1; ср. Kay IV), замечая, впрочем, что такое обучение противоречит обычаю (Бр II.1.15). С другой стороны, передавая брахману Гаутаме ответы на пять вопросов (в частности, учение о двух путях), кшатрий Правахана Джайвали говорит: «До сих пор это знание не пребывало ни с одним брахманом» (Бр VI.2.8; ср. Ч V.3.7). Возможно, здесь содержится намек на определенную традицию, существовавшую в среде кшатриев. Не исключено, что среди них получило развитие и восходящее к Ригведе учение о «пути богов» и «пути отцов». Шесть брахманов, «великих знатоков вед», и среди них Уддалака Аруни, обращаются к царю Ашвапати Кайкейе как знатоку Атмана (Ч V. 11 сл.). Все это представляет собой интересную параллель к раннему буддизму (Будда — тоже кшатрий) и джайнизму, к нравоучительным диалогам Махабхараты[59] и, возможно, связано с определенной реакцией против брахманского авторитета в кругах кшатриев около середины I тысячелетия до н. э.[60]. Однако вопрос этот требует очень осторожного подхода. Совершенно очевидна генетическая связь упанишад с брахманской традицией самхит, брахман[61], еще в большей мере — араньяк. При этом в упанишадах не раз встречается и обратная картина: напр., брахман Яджнявалкья, кстати один из авторитетнейших персонажей упанишад, поучает как брахманов (Бр III), так и кшатрия Джанаку (Бр IV.1–3). С большей уверенностью можно утверждать, что упанишадам, как и буддизму, чужды отдельные кастовые предрассудки. Показательна в этом отношении легенда из Бр I.4.11 сл.: Брахман, будучи вначале одним и желая расшириться, творит из себя «еще лучший образ» (śreyo rūpam) — кшатру (персонификация варны кшатриев), или тех, кто является кшатриями среди богов: Индру, Варуну, Сому и других. «Поэтому нет ничего выше кшатры». Однако, хотя брахман и воздает честь кшатрию, последний должен помнить, что брахман — его источник и последнее прибежище, и не оскорблять его. Все еще не расширяясь, Брахман последовательно творит из себя виш (персонификация вайшьев) — васу, рудр, адитьев и других богов, Пушана или землю, которая питает (puṣyati) все сущее (персонификация шудр) и, наконец, еще лучший образ — дхарму (закон, добродетель), царя царей, выше которого ничего нет. Итак, каждая из варн имеет свою божественную ипостась. Благочестивый Джанашрути, известный своей благотворительностью, назван шудрой (Ч IV. 2.3; 5). Стремящийся к истинному знанию Сатьякама Джабала — сын служанки, которой неизвестно даже, от кого она его родила; тем не менее он принят в ученики и, получив знание о Брахмане, сам становится наставником (Ч IV.4 сл.). Как и многие другие мирские заблуждения и привязанности, кастовые предрассудки исчезают в поучениях упанишад перед лицом высшей правды. «Поистине, не ради брахманства дорого брахманство, но ради Атмана дорого брахманство, — говорит Яджнявалкья (Бр II.4.5; IV.5.6), — Поистине, не ради кшатры дорога кшатра, но ради Атмана дорога кшатра… Поистине, не ради всего дорого все, но ради Атмана дорого все».
Другая сфера социальной жизни, затронутая в упанишадах, — положение женщин[62]. Из двух жен Яджнявалкьи одна, Катьяяни, наделена лишь знанием, свойственным женщинам (striprajñā), другая, Майтрейи, способна беседовать о Брахмане (brahmavādini — Бр IV.5.1) и, стремясь к истинному знанию, становится ученицей своего супруга. Упанишады ставят женщину и в положение спорящей стороны — одним из оппонентов Яджнявалкьи выступает Гарги Вачакнави; она задает ему ряд вопросов, но, как и другие брахманы, вынуждена умолкнуть (Бр III.8). Ср. также Бр VI.4.17 — об ученой дочери.
Как уже говорилось, ряд положений упанишад лег в основу философской системы веданты (названной так по обозначению упанишад — vedānta), до настоящего времени играющей первостепенную роль в воззрениях индуизма. Значение упанишад для веданты ученые сравнивали со значением Нового завета для христианства. Среди памятников веданты прежде всего надо назвать сборник Брахмасутра, излагающий основные положения ранних упанишад и приписываемый некоему Бадараяне. О последнем нам почти ничего неизвестно: предание даже отождествляет его с Вьясой, легендарным творцом Махабхараты. Датировка Брахмасутры крайне ненадежна, разные исследователи относят ее создание к периоду от V в. до н. э. до II–III вв. н. э.[63]. Во всяком случае, это один из наиболее ранних и авторитетных памятников веданты. Сюда входит ряд положений Бр, Ч, Кат, Кау, Та, Му, Пр, причем наибольшее внимание уделено Ч. В дальнейшем упанишады привлекают внимание крупнейших индийских философов, главным образом ведантистов, комментировавших эти тексты. Прежде всего это представитель адвайта веданты Гаудапада (ок. VI в.)[64], чья Карика содержит объяснения к Ман. Его последователю, знаменитому Шанкаре, жившему, возможно, на рубеже VIII–XI вв., принадлежат комментарии к 11 упанишадам[65]