Наталья АлександроваБриллиант из крокодиловых слез
— Катюша, ты не могла бы принести чаю? — робко попросил профессор Кряквин.
Катя Дронова, его жена и восходящая звезда отечественного прикладного искусства, изумленно уставилась на мужа.
Нет, в такой просьбе не было ничего особенного, если бы она исходила от кого-нибудь другого. Но профессор был настолько неприхотлив и скромен в быту, что в его устах это прозвучало так, как если бы какой-нибудь обыкновенный муж попросил на завтрак стейк антилопы канна под соусом из черных трюфелей. Или дижонский сыр с тушеным шпинатом и фуа-гра.
— Валек, ты здоров? — Катерина потрогала его лоб.
На этом лбу можно было зажарить тот самый стейк антилопы — до того он был горячим.
— Валек, немедленно в постель! — Катя перепугалась не на шутку. — У тебя температура не меньше сорока градусов!
— Сорок — это совсем не жарко… — пробормотал профессор, но закашлялся и послушно отправился в спальню.
— Вот до чего доводит самолечение! — бросила ему вслед Катерина и схватила телефон.
Дело в том, что профессор Кряквин был крупнейшим специалистом по Африке. Он изучал население Черного континента, культуру этого населения и его удивительные обычаи. Значительную часть жизни профессор провел на бескрайних африканских просторах и был принят в качестве полноправного члена в некоторые племена. Ничего удивительного, что когда под сырым петербургским небом у него начались насморк и кашель, Валентин Петрович прибегал к помощи традиционных африканских средств.
— Это лекарство я получил от верховного колдуна племени козюмбра, — бормотал он, растворяя в стакане с водой подозрительный буро-зеленый порошок. — Оно непременно должно помочь. Здесь печень черного козла, яд змеи пуф-пуф и засушенные цветки колуханции прекраснолистной…
Судя по всему, африканскому средству, которое там, в местах обитания племени козюмбра, помогает от желтой лихорадки, зеленой лихорадки, геморрагической лихорадки Эбола и жуткой болезни под названием «черный кузнечик», не по силам оказалось сладить с обычной петербургской простудой, и дело дошло до высокой температуры.
И то сказать: в ноябре в Санкт-Петербурге ужасная погода. Целыми днями льет дождь, иногда с мокрым снегом. На асфальте этот снег немедленно превращается в грязную кашу, которую машины месят колесами. По мостовой изредка проезжают снегоуборочные машины и сбрасывают эту кашу с проезжей части на тротуар. Несчастным пешеходам, словом, достается все сразу: ледяной ветер срывает шляпы и бросает в лужу, головы поливает кислотный дождь, ноги мокрые по колено, потому что никакая обувь не выдерживает наших петербургских луж. А ведь еще надо ступать осторожней, чтобы не поскользнуться и чего-нибудь не сломать. Да, и желательно крепче держать портфели и сумки, чтобы их не вырвали шустрые злоумышленники.
Так что профессор Кряквин вовсе не был исключением — в ноябре в Петербурге болеют все.
— Немедленно в постель! — повторила Катерина и набрала номер поликлиники.
Сначала она несколько минут слушала унылые гудки. Наконец гудки прекратились, раздался щелчок, и раздраженный женский голос проговорил:
— Подождите!
Трубку явно положили на стол, и тот же голос продолжил разговор, прерванный Катиным звонком:
— Представляешь? Рубашку ему чистую каждый день подавай — это раз! Завтрак чтобы горячий — это три! И когда он отдыхает, чтобы я ходила исключительно на цыпочках! Тоже мне, олигарх нашелся!
Кто-то невидимый сочувственно повздыхал, трубка брякнула, и голос вернулся к Кате:
— Поликлиника!
— Можно вызвать врача?
— Нельзя! — рявкнула особа, не желающая ходить на цыпочках. — Вы, дама, на часы смотрели? Вы раньше где были? Врача можно вызвать только с восьми сорока пяти до девяти ноль-ноль. Такие вещи знать надо.
— А если человек плохо себя почувствовал позже девяти ноль-ноль, что ему делать?
Вообще-то Катя была женщиной спокойной, всегда всем довольной и предпочитала ни с кем не портить отношения. Однако сейчас ее обожаемому мужу было плохо, а в такие минуты Катя превращалась в свою полную противоположность. За своего Валека она готова была бороться с целым взводом спецназовцев, что там какая-то тетка из районной поликлиники.
— Так что ему делать, ползти на кладбище? — Катерина начала закипать.
— Необязательно на кладбище, — огрызнулась особа, — можно в крематорий.
— А можно с вашим начальником поговорить? — процедила Катя, с трудом сдерживаясь.
— По вашему голосу, дама, непохоже, что вы больны, — не сдавалась собеседница. — Успокойтесь, вы совершенно здоровы.
— А я и не говорю, что больна! — Катя повысила голос.
— Тогда зачем вам врач? Что вы время у занятых людей отнимаете?
— Врач нужен не мне, а моему мужу профессору Кряквину!
Услышав насчет профессора, собеседница неожиданно смягчилась и почти сочувственно поинтересовалась:
— Температура какая?
— Сорок и две десятых! — выпалила Катя. Десятые всегда придают вранью убедительность.
— Ладно. — Особа пошелестела бумажками и милостиво изрекла: — Ждите, будет врач.
Катя положила трубку, перевела дыхание и устремилась в спальню, чтобы проверить, как там Валек.
Профессор, прикрыв глаза, лежал на кровати. Лицо его пылало, как племенной костер сенегальских охотников. Маленький, высохший от тропического солнца — от острой жалости к нему у Кати на какую-то минуту даже заболело сердце. Она подсела к мужу, подоткнула одеяло, проверила лоб. Неужели стал еще горячее?
Валентин Петрович приоткрыл глаза и слабым голосом проговорил:
— Катюша, так как насчет чая?
— Ах да, чай! Сейчас принесу. — Катя поправила подушки. — Скоро придет врач, и все будет хорошо.
В эту самую секунду в дверь позвонили.
Катерина вскочила и помчалась на звонок. По дороге она едва не своротила статую африканского бога плодородия и чучело черной пантеры, подаренное профессору шаманом племени юк-юк.
Профессор Кряквин много ездил по свету. Свою любимую Африку он изъездил вдоль и поперек, от Марокко до Кейптауна и от Сомали до Сенегала, а еще ввысь и вглубь — он видел пески Сахары, снега Килиманджаро и пещеры Чинхойи. Профессор изучал население Черного континента и был знаком с бедуинами в пустынях и с пигмеями в джунглях. Аборигены его любили и всегда дарили на память какие-нибудь сувениры. Африка — просторная страна, это вам не густонаселенная Европа, где повернуться негде. Нечего удивляться, что африканские друзья дарили профессору крупные подарки, и он все принимал, чтобы не обижать хороших людей.
Так в коридоре его квартиры скопилось множество экзотических вещей. Первое время Катя боялась этих чучел и масок, особенно в темноте, но потом привыкла. Даже научилась не ронять ценные экземпляры и не натыкаться на них.
Она распахнула дверь.
На пороге стоял крупный, довольно полный мужчина с маленькими, подозрительно блестящими глазками и коротко стриженными курчавыми волосами. Одет он был в серый плащ, разумеется, мокрый: на улице шел дождь.
— Здравствуйте, доктор! — Катерина посторонилась и пропустила курчавого в квартиру. — Надо же, как вы быстро! В вашей поликлинике вообще сначала сказали, что уже нельзя вызвать врача, но когда узнали, какая у Валека температура…
— В поликлинике? — удивился курчавый. — Ах да, в поликлинике! Конечно, в поликлинике… А где же наш больной?
— Вон там. — Катерина кивнула на дверь в дальнем конце коридора. — А разве вы не снимете плащ?
— Я его там сниму, — стал упираться доктор, — у меня там кое-что нужное. А как у вас интересно…
Он начал было оглядываться, но Катя глянула на него сердито: мол, человеку плохо, а вы тут экскурсию устраиваете. Доктор застыдился и устремился к больному.
В комнате он сбросил плащ на спинку стула, подсел к профессору и уставился на него с явным интересом.
— Ну-с, — проговорил он наконец, — что же у нас болит? На что же жалуемся?
— Он простужен, — немедленно вмешалась Катя. — Высокая температура, кашель…
— Вот как? Очень интересно.
Врач резко поднялся.
— А где у вас, хозяйка, ванная комната? Я хотел бы вымыть руки.
— Да, конечно! — Катерина бросилась к двери. — Это вон там, рядом с той деревянной маской!
— Ага. — Врач скрылся за дверью.
Он отсутствовал довольно долго, Катя уже хотела идти на разведку, чтобы убедиться, что доктор не утонул в просторной профессорской ванне. Наконец он вышел и вернулся к больному.
Он осмотрел профессора, заставил его сказать «а» и повернулся к Катерине:
— Что ж, случай довольно обычный. Принимайте жаропонижающее и антигриппин. Обязательно обильное питье плюс домашние средства: малиновое варенье, мед — вы все сами знаете.
С этими словами он поднялся и схватился за плащ, который повесил на спинку стула.
— Скажите, а другого выхода в вашей квартире нет? — спросил он уже в коридоре.
— Другого? — вытаращилась Катя.
— Именно, другого. У меня, понимаете, еще один больной в вашем дворе. Так вот, нельзя ли как-нибудь так от вас выйти, чтобы прямо во двор? Чтобы не обходить?
— Ах да! — сообразила Катя. — Есть черный ход, конечно. Идемте в кухню, это там. — Она повела врача в другой конец квартиры.
«Странный какой-то доктор, — думала она, запирая за ним дверь черного хода. — Никаких инструментов, даже стетоскопа нет! Как же он прослушал Валека без стетоскопа?»
Впрочем, развивать эту мысль она не стала. Нужно было вернуться к мужу, чтобы проверить его состояние и решить, можно ли оставить его без присмотра и сбегать в аптеку.
На этот раз Валек лежал с открытыми глазами. Увидев жену, он хрипло вздохнул, скромно кашлянул и слабым голосом спросил:
— Катюша, так все-таки как насчет чая?
— Ах да, чай! — спохватилась Катя и направилась на кухню.
Но именно в этот момент зазвонил телефон.
Звонила лучшая подруга Жанна Ташьян.
— Катерина, — сурово начала она, — надеюсь, ты не забыла, что мы с тобой сегодня идем по магазинам?