– Поэтому я и решил сначала сам это дело раскрыть. Ни к кому не обращался. Полиция тем более не станет искать такую мелочь. Дорогую, конечно, но мелочь. Особенно с тем, что ничего больше не пропало. Не детектива же мне нанимать, чтобы найти крошечный камень, – мужчина усмехнулся.
– А я здесь потому, что я не полиция и за детектива вы меня не считаете? – Я изогнула бровь.
– Вы здесь потому, что в мистическое исчезновение брильянтов из сейфа я не верю. А сам расследовать это дело я не смог. Мама убита горем, я не могу ее бросить одну в такой трудный момент. Еще и отец уехал в командировку, никто ее не может поддержать. Успокоить. Не отвечает на звонки, никто о нем ничего не слышал. Тоже как будто сквозь землю провалился. Но это не впервые, он всегда так делает, когда занят работой.
– Ну вот и дело раскрыто. Проще простого. Отец ваш смылся с брильянтом, скрываясь от налоговой или от жены. Там уже не мне разбираться, а вам. Мне такое совершенно неинтересно. – Я начала закипать.
Все как обычно. Мужчина сбегает с деньгами, скрывается от ответственности, а его близкие его ищут. Потом его находят где-нибудь на другом континенте в объятиях любовницы. Или с новой семьей, которую он строил уже несколько лет, втайне от «основной» семьи.
– Он точно не мог этого сделать. Я уверен в этом.
– Да ну? – Мой внутренний скептик изогнул бровь похлеще меня. – У него, может, еще и любовницы не было? И романа с домработницей, да? Или как там у вас принято.
– Я вас очень прошу мне помочь. Мама, правда, дорожит этим камнем.
– Хорошо, давайте попробуем.
Я тяжело выдохнула. Прощай, отпуск. Вместо этого мне придется вскрывать пылесосы и лазить под кроватями в богатом большом доме, чтобы найти мелкий камешек. Но ничего не поделаешь.
– Но предлагаю устроить пари. Я уверена, что это обычное стандартное дело, где ваш отец стащил брильянт, какую-то приличную часть своих денег и просто скрылся. Поэтому давайте заедем к нему на работу. И вы сами увидите, что там будет бардак, пропали документы, и я после этого поеду в отпуск. А вы заплатите мне неустойку. И подкинете до нашего депо.
– А если вы не правы? – Игорь втянулся в эту авантюру.
– Тогда буду работать над этим делом. Но все равно по тройной цене. Честно вам скажу, мне очень не хочется этим делом заниматься.
– А вы хитрая женщина. Остаетесь в выигрыше в любом случае.
– Так что, жмем руки?
Игорь кивнул. Мы пожали руки и поехали в офис Кострова.
Игорь галантно открыл передо мной дверь своей машины. Я села, пристегнулась и заметила одну маленькую интересную деталь. Козырек от солнца был опущен, а зеркало на козырьке слегка приоткрыто.
Я улыбнулась. Кажется, у него есть ревнивица. Девушки иногда так проверяют, не возит ли благоверный в своей машине других, оставляя щелочку, которую другая дама не заметит, и случайно закроет, когда решит воспользоваться зеркалом, поправляя макияж.
Я усмехнулась, но трогать зеркало не стала. Не хочу быть яблоком раздора в зарождающейся ячейке общества.
Игорь тем временем сел за руль. Это меня удивило даже сильнее, чем то, что кто-то и правда использует этот банальный прием с зеркалом. Я вопросительно посмотрела на него.
– Мой отец не любит водить машину, поэтому нанял личного водителя. Но я в детстве насмотрелся на то, как много пьют простые работяги, и решил, что не смогу доверить свою семью кому-то другому. Поэтому вожу машину сам. Не позволю никому подвергать опасности тех, за кого я в ответе, – хмыкнул мужчина.
– А что насчет матери? Ее тоже возит водитель или она сама за рулем?
– У мамы нет прав. Отец хотел ей оплатить учебу, но она отказалась. Не любит это все и боится. И не стала учиться поэтому.
Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча. Я не испытывала никакого напряжения и неловкости. Я наслаждалась прохладой. Такое блаженство – после разогретого кафе с кипящим и тяжелым воздухом сесть в машину с работающим кондиционером. Правда, сидеть на кожаных сиденьях, будучи насквозь мокрой, оказалось не так приятно. Чувствую, что к концу поездки меня будут отрывать от сиденья с кусками кожи. И я искренне надеюсь, что не моей. Я прямо так и представила, как меня отковыривают стамеской, стараясь не повредить красивый дорогой салон автомобиля моей не самой дорогой кожей.
Ехали мы минут двадцать, что меня сильно огорчило. Совсем не хотелось выходить в это адское пекло. Игорь к тому же решил парковаться не на подземной парковке для персонала, а прямо на улице. И это значило то, что нам придется идти пешком еще какое-то расстояние. А меня так разморило в прохладе. Ну что же, надеюсь, хотя бы в офисе есть кондиционер. Иначе мне придется отказаться от этого дела. Мое здоровье мне важнее. И возможность поехать в отпуск, чего уж скрывать.
Чем ближе был офис, тем сильнее разгорался мой азарт. Вот сейчас я все докажу и получу деньги за то, что совсем ничего не сделала. Просто покаталась. Мысленно я уже бронировала новые билеты и отель.
Я шла чуть позади Игоря, осматривая коридоры. Я заметила, что камер в офисе было не так и много. Мы быстро прошли холл и свернули в служебный проход. Там камер не было совсем. Странно. Неужели Костров так доверяет своим сотрудникам или ходить этим коридором некая привилегия?
– Игорь, а почему так мало камер? В офисе что, прямо всем доверяют?
– Отец их не любит.
– Как это «не любит»? Дома камер тоже нет?
– Я уверен, что ему есть что скрывать, потому и не любит. Он сам говорит, что эти камеры для него как вторжение в его личную жизнь. Поэтому старается минимизировать их количество. За сотрудниками предпочитает не следить, поэтому с парковки можно попасть сразу на любой этаж офиса.
– А парковка? Там тоже нет камер?
– И там камер тоже нет. Странно, конечно, ведь, по сути, фирма несет ответственность за машины сотрудников на парковке. На удивление, кстати, не было ни одного происшествия за много лет. Может, потому, что там сидит дед-охранник, которому нужно предоставить пропуск. Он без этих формальностей открывает только папиному водителю.
– И даже… – я не успела договорить.
– Да, даже мне не открывает. Я здесь не работаю. Да и перед тем, как я уехал, мы с отцом немного повздорили. Он снова говорил о том, что мне нужно быть ближе к семье. А мне жить с матерью под одной крышей тошно. Мы с ней сильно поссорились, прежде чем я съехал. Решил больше не испытывать судьбу и просто перестать мозолить ей глаза.
Интересная вырисовывается картина. Все, что я знала о семействе Костровых – что они идеальная образцовая семья. На всех интервью, на всех мероприятиях они были исключительно семьей, пока Игорь внезапно не скрылся со всех радаров. Но даже после этого они продолжали показывать все ту же картинку: счастливый Александр, успешный сын, добившийся всего сам, красивейшая жена. Сам Игорь вел какой-то бизнес. То ли рекламное агентство у него свое, то ли дизайнерское. Везде по-разному говорят, ничего не понятно. Но, если взять в расчет то, что он не пришел к отцу просить помощи и работы – у него все отлично и без родительской помощи. Они ему смогли дать неплохой старт и научить многому.
– И что же не так с идеальной Мариной Костровой? – Я догадывалась, конечно, что все это просто картинка для прессы, но чтобы настолько.
– Она считает, что мне нужна особенная девушка. Нашего круга. Правда, ни одна не подходит под ее выдуманные стандарты. Поэтому всех отгоняла от меня чуть ли не веником. Одной даже заплатила, чтобы та меня бросила. Но она призналась мне во всем, деньги вернула. И все равно бросила. Не смогла вытерпеть маминого напора.
– А поговорить не пробовал?
– О чем говорить? Я бунтовал, доказывал, уходил из дома. Но на нее это никакого эффекта не возымело. Поэтому я собрал вещи и ушел в свободное плаванье. О моей личной жизни никому ничего не известно, чтобы мама больше не могла никого прессовать. Да и спокойнее так стало. Общаться с ней на расстоянии и поддерживать хорошие отношения так гораздо проще, чем живя под одной крышей. Она и отца изводит, только он пока держится молодцом.
Я только хмыкнула. Интересно получается, что мать Игоря сама и натолкнула сына на анонимность. Я даже и не помню, когда он последний раз выходил в люди с какими-то интервью. Кроме одного громкого высказывания о своей личной жизни. Но и это не было каким-то откровением, честно говоря. Все, кто мог думать, поняли это уже тогда, когда он просто пропал с радаров. Его нигде не видно и не слышно. Он тщательно скрывает свою личную жизнь и себя заодно. Он – человеческое обличье фразы «личное – не публичное». Хотя у него скорее все не публичное. Удивительный человек.
Как только мы дошли до кабинета его отца, Игорь дернул дверь. Заперто. Он достал ключ из кармана и вставил его в замочную скважину.
– У тебя есть ключ? – Меня это удивило.
– Отец настоял, чтобы у всех членов семьи был ключ от офиса. На всякий случай. Я его с собой везде ношу. Не знаю зачем. Из каких-то сентиментальных чувств, наверное. – Мужчина улыбнулся.
Меня это слегка даже умилило. Сын, упорхнувший из-под родительского крыла, все равно привязан к родителям. Его беспокоит состояние матери. Он носит с собой ключи отца.
Я улыбнулась. А Игорь открыл дверь и вошел.
– Ну, тебе придется браться за это дело. Ты проиграла. – Мужчина вышел и прислонился к двери.
Он выглядел значительно бледнее, чем был пару секунд назад. С лица пропала улыбка и веселый румянец. Игорь выглядел так, будто увидел призрака.
– Что там такое?
Игорь отошел, пропуская меня. В нос ударил противный запах чего-то кислого и какой-то гнили. Тут же стало холодно от работающего на всю катушку кондиционера. А за столом сидел Костров. Мертвый. На шее неуклюже примотанное окровавленное полотенце. Весь костюм в крови. Глаза закрыты.
Я выдохнула. Да уж, теперь от работы не отвертеться. Труп – это серьезно. Самоубийство? Вот уж вряд ли, решила я, мельком глянув на тело. Самоубийца не будет заматывать шею полотенцем. Не станет включать кондиционер, чтобы дольше сохранить происшествие – если преступление можно так назвать – в тайне. А ведь день-два под кондиционером смазывают всю картину преступления: окоченение трупа идет по-другому, ну и все в таком духе.