нами англо-бурской войны британские войска применяли тактику выжженной земли, уничтожали фермы и усадьбы буров. Десятки тысяч стариков, женщин и детей были брошены в концентрационные лагеря. Героически сражались тогда за собственную свободу буры, продолжая, однако, отказывать в ней коренному африканскому населению.
После поражения в англо-бурской войне в африканерской верхушке начался процесс расслоения. Часть её пошла на компромисс с англичанами, получив взамен право на участие в управлении доминионом Южно-Африканский Союз. Он был образован в 1910 году путём объединения четырёх колоний: Капской, Трансвааля, Оранжевого свободного государства, Наталя. Но большинство африканеров продолжало мечтать о реванше, об изгнании английских завоевателей и воссоздании бурской республики. Выразителем их взглядов стала Националистическая партия, основанная Д. Герцогом в 1913 году. А в 1918 группа фанатичных африканеров-националистов создала тайное общество Брудербонд (в переводе с африкаанс «Союз братьев»).
...Свет факелов выхватывает из темноты носилки, лежащие на постаменте посредине комнаты, её стены задрапированы чёрной тканью. На носилках труп-кукла, обёрнутая в покрывало. На нём красными буквами выведено: «Измена». В могильной тишине, нарушаемой потрескиванием факелов, происходит обряд посвящения. Звучат слова клятвы:
– Тот, кто изменит Бонду, будет уничтожен. Бонд никогда не прощает и ничего не забывает. Его месть безошибочна и быстра. Предатель не избежит кары.
Загнанный по рукоятку в грудь чучела кинжал как бы подтверждает, что Бонд не бросает слов на ветер.
Политическим кредо Брудербонда был провозглашён христианский социализм. В своё время нынешний премьер-министр Форстер характеризовал его как теорию, идентичную тому, что в Италии называлось фашизмом, а в гитлеровской Германии – национал-социализмом. Один из пунктов программы Брудербонда предусматривал сегрегацию всех небелых. Брудеры позаимствовали у нацистов понятие о «херренфольке» – народе господ, к которому причислялись только африканеры.
Год за годом Брудербонд методично прибирал к рукам аппарат Националистической партии, продвигал своих людей в руководство голландской реформатской церкви, к лону которой принадлежит большинство африканеров, а также на ответственные посты в важнейших государственных учреждениях. В канун выборов 1948 года Брудербонд породил новый политический термин – апартеид. В переводе с африкаанс это слово означает разделение, состояние изоляции.
Белого обывателя запугивали «чёрной опасностью», уверяли, что только апартеид, сулящий полную сегрегацию африканцев, обеспечит привилегированное положение белого меньшинства, убережёт его от растворения во «множестве рас». Приход тогда к власти националистов означал, что африканерский национализм, культивируемый Брудербондом, одержал весомую победу над извечными врагами буров – англичанами. Недаром лидер Националистической партии, он же член руководства Брудербонда, Д. Ф. Малан торжествующе воскликнул: «Южная Африка снова принадлежит нам!»
Анатомия расистского режима
В загородном поместье Оппенгеймеров неподалёку от Иоганнесбурга ждали важного гостя. Эту роскошную усадьбу и прежде посещали именитые визитёры. Здесь при жизни любил бывать премьер-министр ЮАС фельдмаршал Смэтс, дорогу в «Брентхарст» хорошо знали промышленные и финансовые магнаты со всех континентов. Английская королевская семья, посетив после войны Южную Африку, сочла своим долгом нанести визит её некоронованному королю Эрнсту Оппенгеймеру.
Об этом «историческом» событии основатель ААК готов был рассказывать чуть ли не до последнего своего часа. Он, привыкший оценивать всё сущее в каратах, заранее прикинул тогда, какого достоинства бриллианты должны будут напоминать их величествам о незабываемых часах, проведённых в его, Оппенгеймера, резиденции. Дочь Гарри, маленькую Мери, в свои три года ещё не научившуюся отличать драгоценные камни от простых стекляшек, тренировали целую неделю, чтобы она, упаси боже, не нарушила церемониал, а главное – не перепутала подарки, которые ей надлежало вручить принцессам Элизабет и Маргарет, а также королеве-матери.
Всё было разыграно как по нотам, а презентованные камни были, видимо, настолько хороши, что некоторое время спустя Эрнста и его супругу принимали в Букингемском дворце в Лондоне на истинно королевском уровне.
А вообще ржа тщеславия, поражающая обычно всех нуворишей, не обошла стороной и наших героев. Эрнст Оппенгеймер, не получивший даже элементарного среднего образования, в неполные 16 лет бросивший школу, чтобы всецело отдаться культу алмазов, с явным удовольствием щеголял степенью доктора гражданского права Оксфордского университета. А уж «бриллиантовый» Гарри, кое-как всё же закончивший Оксфорд, счёл себя вправе обзавестись докторскими степенями всех учебных заведений, меценатом которых он состоит. Одна за другой следовали помпезные церемонии приобщения главы ААК к миру науки в Витватерсрандском, Натальском, Кейптаунском университетах. А вот с университетом в Лидсе (Англия) случилась осечка. Тамошние студенты пригрозили обструкцией, если «либерал» Гарри и в самом деле вздумает в торжественной обстановке принять докторскую степень, которую ему подобострастно готовились даровать отцы-попечители.
А разве не тщеславное желание поразить воображение окружающих побуждало отца и сына воздвигать резиденции одна роскошнее другой в различных частях ЮАР, в других государствах Африки, в США и Англии? В начале 70-х годов глава ААК, которому, очевидно, не давали покоя лавры греческих мультимиллионеров Онассиса и Ниархоса, вознамерился купить один из Сейшельских островов. Стоил он с точки зрения финансовых возможностей Оппенгеймеров сущую безделицу – что-то около 1 миллиона 200 тысяч долларов. Но потом делец рассудил, что Сейшельские острова отстоят слишком далеко от Южной Африки. В порядке компенсации, чтобы потешить самолюбие, он распорядился в спешном порядке воздвигнуть роскошный дворец, а точнее, целый дворцовый комплекс из пяти зданий на морском берегу возле Дурбана. 10 спален, 15 ванных комнат, отдельное детское крыло в главном здании, отдельное крыло для гостей, плавательный бассейн олимпийских размеров...
Но вернёмся к встрече в «Брентхарсте», которая для «бриллиантового» Гарри значила ничуть не меньше, чем для его отца высочайшее посещение королевских особ. В некотором смысле она должна была носить символический характер, ибо к нему, наследнику дела Сесиля Родса, жаловал с дружеским визитом главный апостол африканерского национализма, член руководства Брудербонда, премьер-министр Форстер.
Памятуя о роли, которую сыграли в судьбах бурских республик С. Роде и другие ему подобные «миссионеры» британского империализма, африканеры прежде с большим подозрением, если не сказать с враждебностью, относились к Оппенгеймерам. Вот почему в штаб-квартире «Англо-Америкен корпорейшн» на первых порах не на шутку встревожились, когда Националистическая партия и стоявший за её кулисами Брудербонд оказались у власти. Но вскоре обнаружилось, что стороны прекрасно понимают друг друга.
Правда, обоих Оппенгеймеров, особенно «либерала» Гарри, подчас коробила прямолинейность столпов расистского режима, во всеуслышание заявлявших о намерении увековечить «бааскап», что на африкаанс означает господство белых. В начале правления националистов главу «Англо-Америкен корпорейшн», как и ряд других южноафриканских горнорудных магнатов-«бритишеров», несколько озадачивала антимонополистическая демагогия новых правителей страны (наиболее крупные частные состояния контролировались тогда бритишерами), взятый ими курс на африканеризацию государственного аппарата.
Всё встало на свои места, когда апартеид начал приносить очевидные дивиденды. Целый свод законов, рождённых под сенью Брудербонда, закрепил за «белой» Южной Африкой почти 87 процентов наиболее богатых полезными ископаемыми и плодородных земель. Африканцев, всех небелых, проживающих на этих территориях, полностью лишили политических и гражданских прав, превратили в бесправных мигрирующих рабочих. «Национальными» очагами африканцев (в ЮАР их называют хоумлендами, или бантустанами) объявили территории, занимающие чуть больше 13 процентов площади страны, – бесплодные, засушливые районы, в которых почти полностью отсутствуют полезные ископаемые. Согласно канонам апартеида, переселение всех африканцев в бантустаны увенчает решение расового вопроса, так как именно в этом случае будет осуществлён апартеид в буквальном смысле этого слова – полное обособление друг от друга основных расовых групп.
Другое дело, что весь этот замысел – чистейшая утопия. Экономика «белой» Южной Африки не может существовать без рук миллионов африканцев. В правящей верхушке всерьёз и не помышляют о полном разделении рас, провозглашённом конечной целью апартеида, о действительном изгнании всех африканцев в бантустаны. Премьер-министр Форстер откровенно заявил:
«Это правда, что чёрные работают на нас. Они будут работать на нас целые поколения, несмотря на то что в идеале мы должны полностью отделиться от них... Суть такова, что мы нуждаемся в них».
Но зато хоумленды стали бездонным резервуаром дешёвой рабочей силы. А драконовские законы апартеида, превратившие всех африканцев во «временных» жителей «белых» районов, лишившие их права формировать собственные профсоюзы и бастовать, создавали столь желанную для монополий стабильность на рынке труда, на редкость благоприятный «климат» для их обогащения. Оппенгеймеры по достоинству оценили эти и многие другие «блага» апартеида. К примеру, для золотодобывающих компаний установлены особые льготы, освобождающие их от значительной части налогообложения. Это обеспечивает «Англо-Америкен корпорейшн» постоянную возможность использовать изрядную долю прибылей для капитального строительства, освоения новых месторождений.
Некоторые западные и южноафриканские журналисты, социологи, историки, освещающие проблемы Южной Африки, пишут о «двусмысленностях» и «сбивающих с толку противоречиях» в различных выступлениях «бриллиантового» Гарри. Но в действительности у главы ААК точно выверено и взвешено каждое слово – всё зависит от того, где, когда и для кого он говорит. В публичных выступлениях в ЮАР он не прочь поиграть в либерала: тогда-то и раздаётся из его уст точно дозированная критика в адрес апартеида. Но вот наш герой оказывается в другой ситуации, скажем произносит речь