– «Окси»? – спрашиваю я. – Дилаудид? Героин?
– Диацетилморфин-гидрохлорид, – говорит Осли. – Но это не…
Он пожимает плечами, кивает, не решаясь завершить фразу.
– Ну да, героин, ага.
– И сколько ты его уже сделал?
Он явно удивлен вопросом.
– Это, нисколько, – отвечает он. – Все еще слишком несовершенно. Если собираешься делать наркотики, нужен очень точный принтер, нужно контролировать температуру и влажность и даже освещение. У меня на такой принтер никогда денег не было. А даже если и будут, мне придется сделать тонны экспериментальных образцов, прежде чем я смогу произвести продукт фармацевтического качества…
– Так зачем тогда УКОН?..
– Я кое-что в Интернет выложил.
– Еще бы, – с рыком говорю я, кивнув. – Поскольку конвенции работы социальных сетей требуют, чтобы ты рекламировал свою преступную деятельность в процессе. На форуме, где ее с легкостью найдут службы правопорядка. Разве мог ты поступить иначе?
Он разводит руками.
– Наркопы нарисовались. Начали базарить насчет «преступного заговора с целью продажи наркотиков». Я решил, что пора сматывать удочки, похерил удостоверение личности на имя Рамиреса и сделал другое.
– У тебя запасные, по ходу, под ногами валяются.
– Я его напечатал. А потом получил работу здесь, поскольку были нужные знакомства.
Я уже устал удивляться, поэтому просто киваю. Осли смотрит на меня, улыбаясь, с чувством превосходства.
– Я назвал себя в честь величайшего наркобарона всех времен.
– Был какой-то наркобарон по имени Осли? – непонимающе спрашиваю я.
– Оусли. Август Оусли Стэнли. Практически это он сотворил Психоделические Шестидесятые. Сделал миллионы таблеток кислоты, когда это еще было законно.
Я тру лоб.
– На самом деле мне плевать, чем там твои деды занимались, – говорю я. – Я просто пытаюсь понять, что мне теперь с тобой делать.
Осли явно встревожен, это видно даже сквозь толстые очки. Он переглядывается с Мелин.
– Ты не можешь рассказать это копам, – говорит он. – В том смысле, что я все это исследовал только теоретически.
– В тебя кто-то стреляет, – говорю я. – Снова могут пострадать невинные.
Я пристально смотрю на него.
– Думаю, тебе лучше просто исчезнуть.
Осли и Мелин снова переглядываются.
– Мы об этом думали, – говорит он. – Блин, мы тут торчим, а вокруг куча полиции. Думаю, здесь безопаснее, чем в другом месте.
– Скажи это Лони, – говорю я.
Повисает молчание.
– Слушай, никто же не станет стрелять, когда тут столько копов, – наконец говорит он. – Этого просто не случится.
– Нет? Тогда зачем ты шторы задернул? – спрашиваю я. – Давай, выйди в патио, пивка выпей.
Осли облизывает губы. На его лице отчаяние. Мелин, которая все еще стоит позади него, слегка его подталкивает.
– Расскажи ему про смещение парадигмы, – говорит она.
– Я…
Она снова толкает его.
– Скажи ему, – настаивает она.
Осли моргает.
– Ну, это, знаешь, как со временем все получает распространение? Типа, маленькие 3D-принтеры в магазинчиках, гаражах могут любой инструмент сделать, какой тебе нужно.
– В том числе наркотики, – говорю я.
– Правильно. Большую часть всего, что сейчас делают на больших заводах и конвейерах.
Он облизывает губы.
– Но, понимаешь, если ты можешь сделать… или кто-то у тебя в деревне сделать может то, для чего раньше завод нужен был, тогда заводы никому не будут нужны, правильно?
– Значит, заводы останутся без дела, – говорю я.
– В том числе и с наркотиками, – говорит Осли. – Потому что, если становится известна формула, люди станут сами себе препараты делать. Не только незаконные, но любые – статины против холестерина, бета-блокаторы против повышенного давления, тритерпены против болезней почек, антибиотики против инфекций…
– И это будет смещение парадигмы, – говорит Мелин. Она очень желает, чтобы ее поняли.
– И производители лекарств и наркотиков потерпят крах, – говорю я. – Я понял.
– Не только, – говорит Осли. – Весь механизм торговли лекарствами и наркотиками или запретов.
Он невесело усмехается.
– Понимаешь, УКОН не сможет работать, если каждый сможет делать наркотики по своему желанию.
Он ухмыляется.
– Это будет новый мир. Запреты рухнут, поскольку станет слишком много способов их обойти.
– Именно поэтому УКОН хочет избавиться от Осли! – кричит Мелин. – Он не нарушает закон, он угрожает самой их работе.
Я изо всех сил пытаюсь понять, что имеет в виду Мелин.
– Ты хочешь сказать, что именно УКОН пыталось тебя застрелить? – спрашиваю я Осли.
– Конечно! – кричит Мелин.
– Нет, – отвечает Осли.
Они гневно глядят друг на друга, а затем Осли снова смотрит на меня.
– Знаешь, без работы не только копы останутся, – говорит он. – Преступники тоже.
– А-а, – говорю я.
Конечно. В настоящее время существует разветвленная сеть, по которой доставляют коку, опиум-сырец и прочее, потом растительное сырье очищают, выделяя сильнодействующие алкалоиды, потом их переправляют через границу, делят на маленькие упаковки, продают на местах… и, конечно же, есть предостаточно крутых мужиков с оружием, которые следят за тем, чтобы этот бизнес преуспевал и не имел конкурентов.
Огромные организации с миллиардными прибылями, для которых насилие – естественная реакция на угрозу прибылям. Всем членам которых снова придется чистить обувь, растить бобы или работать в общественных туалетах, если Осли доведет до ума свою технологию.
– Ты можешь вывести из дела картели, – говорю я.
– Ведь такого не может случиться с этими чудесными людьми, а? – говорит Осли.
– А они тем временем пытаются тебя убить.
– Я все равно думаю, что это копы, будь они прокляты, – говорит Мелин. – Откуда бы картелям вообще знать, что ты тут?
На это мне сказать нечего, как и на многое другое. Я встаю.
– Лучше бы тебе сделать новое удостоверение личности и придумать, как сбежать, – говорю я. – Ты не можешь долго здесь оставаться.
Осли задумывается, а я ухожу.
Днем я сижу в кабане. Ко мне приходит Хэдли, режиссер. Еды он мне не приносит.
– Иисусе Христе, у нас такие долбаные проблемы, – говорит он.
Я почти благодарен ему за то, что он не сочувствует мне. Хэдли подходит к одной из корзинок с виноградом, которые мне принесли, и начинает кидать в рот ягоды.
У Хэдли светлые волосы и борода, он дерганый, со всем ассортиментом нервных тиков, какой можно заработать, сняв несколько сложных серьезных фильмов, где малейшая ошибка с его стороны, как и со стороны практически любого, кто занят на съемках, может вылиться в то, что пара сотен миллионов долларов сгорит так, будто их облили бензином и подожгли. Он настолько сосредоточен на создании фильмов, что это выглядит чем-то нечеловеческим.
– У нас еще два больших эпизода с Лони, – говорит он. – В компании-гаранте считают, что мы можем просто их выкинуть, никто и не заметит.
Компания-гарант – страховщик фильма, фирма, которая гарантирует, что в случае какой-нибудь катастрофы, угрожающей завершению съемок, либо фильм завершат, либо выплатят деньги тем, кто в него вложился. На больших съемках, таких, как эти, специалистов из компании-гаранта всегда предостаточно, они постоянно ведут аудит разных подразделений. Хотя они все-таки предпочитают, чтобы фильм был снят и им не пришлось никому деньги возвращать, они не дают гарантии, что фильм будет иметь успех. И вполне вправе настаивать на том, чтобы съемки были завершены в отсутствие важного сюжетного хода и пары важных сцен. Их волнует только то, чтобы фильм был готов, желательно в срок, и в рамках утвержденного бюджета.
Можете догадаться, как я рад перспективе того, как мой первый серьезный фильм превратится в бессвязную ерунду.
– Мне надо будет переубедить их, – говорит Хэдли. Достает из корзинки ананас и начинает дергать за листья. Но у него слишком слабые пальцы, чтобы оторвать их, поэтому, потеряв терпение, он с раздражением затыкает ананас обратно в корзину.
– Мне там кто-то кассероль состряпал, – говорю я. – В холодильнике. Может, лучше его похаваешь?
Хэдли мрачно смотрит на меня.
– Ты должен мне помочь, приятель.
– Помогу, еще бы, – говорю я, решая сходить с туза. – Позвоню Брюсу Кравицу.
– Гениально, – отвечает он, поднося палец к носу.
Хэдли не работает с Кравицем – все режиссеры из «ПанКосмос», способные управиться с такими крупными и сложными съемками, заняты на других проектах, поэтому у него нет доступа к главному калибру киноиндустрии. А у меня есть.
Я сразу же звоню Брюсу, и тот с полуслова понимает суть уравнения. Хреновый фильм равняется отказам в работе для клиентов «ПанКосмос».
– Сейчас начну обзванивать людей, – говорит он.
Я уже излагаю хорошие новости Хэдли, когда приходит Том Кинг, линейный продюсер.
– Решил, что лучше вам знать, – говорит он мне и Хэдли. – Копы принялись проверять всех, работающих на съемках, и натолкнулись на проблему.
Я чувствую, как мои плечи деревенеют. Готов услышать, что Осли скоро арестуют, но, оказывается, Том пришел сказать о другом.
– Грузовая компания, с которой мы работаем, чтобы перевозить аппаратуру. Крыша для картеля.
Хэдли и я непонимающе глядим на него.
– Что, вправду эти долбаные наркоторговцы? – спрашивает Хэдли.
– Компания принадлежит некоему Антонио Герману Контрерасу. Его брат, Хуан Герман Контрерас, – один из главарей картеля «Триколор», контролирующего контрабанду наркотиков в Заливе.
– Хрен мне в лоб! – говорит Хэдли.
Том глядит на нас безжалостным взглядом голубых глаз.
– «Триколор» – скверные парни, даже по меркам картелей. Они убили тысячи людей, просто чтобы занять то место, которое теперь имеют.
Хэдли хватается за голову и смотрит на меня.
– И какого хрена нам теперь делать? Если мы разорвем контракт, они нас прибьют. Если не разорвем, все равно прибьют.