Все дети в возрасте тринадцати лет обязаны пройти специальный тест, разработанным гением прошлого Еленой Гильмеш. По нему рассчитывалась склонность ребенка к определенному роду занятий, темпераменту, наклонностям, вредным привычкам, выяснялась степень деструктивного поведения и иные факторы, определявшие человеческое сознание. Такой объем информации обрабатывала особая вычислительная машина стим-тек, изобретенная мужем Елены — Пауло Гильмешем. Вся семья Гильмеш являлась неотъемлемой частью истории страны, они стояли на самых её истоках подле пророка Григория. Их потомки до сих пор представляют высший свет научного и светского общества.
Уже через полтора месяца тест предстоит и троице. Это важное событие в их жизни, которое во многом определяет будущее в особенности для таких сирот. Кто-то как Гриша ждал этого дня в нетерпении, в ожидание наилучших результатов, а люди по типу Шарлотты дня теста опасались. Нечто внутри терзало её, наводила смуту, заставляло задавать неуместные для системы вопросы. «Разве мы не вольны сами определять свой путь, зачем нам этот дурацкий тест?». В спорах с Григорием она не находила ответа, а тяготеющее молчание Нейтана не внушало доверие.
«Он определенно знает, — думала иной раз она, — но упорно молчит».
Сейчас Лотти играла с совсем юными жителями приюта. Они залячкали её платьице желто-оранжевыми красками, как и несущую стену комнаты. «Нейтан бы назвал это пост арт-абстракционизмом, — подумала она, взглянув на уверенную роспись. — Он всё так называет».
— Лотти, — обратился мальчик, — а почему доктор приходил к Нейту? Нейт, что заболел?
— Ему немного нездоровится, — ласково проговорила. — Скоро будет козликом бегать.
— А это?! — влезла девочка, но, замешкавшись, забыла вопрос. — Лотти-Лотти, а расскажи, как ты, Гриша и Нейт познакомились? Вы ведь уже сто-олько знакомы.
Она говорила, растягивая и слова, и руки, чтобы показать, как долго они друг друга знают.
— Ну мы не так уж и много знакомы, Мари. Сколько ты думаешь нам лет? Мне было, вроде бы, лет пять, когда я встретила Нейта. А Гришу знала ещё до этого. Многое не помню, но в общих чертах рассказать смогу.
IV
Восьмью годами ранее. 201 год со дня открытия пара Земли.
По главной транспортной улице Артеи — Норт-стрит, которая проходила по всем трём районам, — разгонялся городской монорельс Ваппор старого образца — аналог поезда до военного времени, работающего на паре Земли. Паровая машина блестела на солнце, ослепляя прохожих. Ваппор возвышался над зданиями, лишь трубы фабрик были выше его, да редкие высотки Рабочего района. С высоты монорельса открывался серый пейзаж, залитый светом. Этот контраст угрюмости и яркости создавал смешанные чувства у Лотти, которая любопытно глядела из окна паровоза. С ранних лет её завлекали виды Артеи, они будоражили её и одновременно огорчали. Огорчали своей скованностью, отсутствием свободы. Все улочки казались детскому взору слишком узкими, воздух тяжелым, даже отягощающим саму жизнь здесь. На лицах людей она почти не видела улыбок, внизу под рельсами ей виделась лишь бесформенная масса, которая слоняется от места к месту. Но самой тревожащей вещью для неё был горизонт, горизонт которого было не видно за стеной, устремленной в небеса.
— Не вертись, Шарлотта, — приказал мужчина в рясе.
Лотти уселась на сиденье, прижав к себе своего любимого плюшевого кролика. Служитель Единства вёз сирот из местной церкви в приют Святого Норта. Лотти совсем недавно потеряла родителей, они погибли на работе в одном из заводов. Это было редким явлением, так как за безопасностью ценного ресурса — человека — пристально следили. Но все же несчастья случаются. Напротив неё, уткнувшись в книгу, сидел Гриша. В отличие от своей подруги, вид из окна никак его не привлекал. Он с серьезным выражением лица вчитывался в строки, и даже тряска при поворотах не могла нарушить его покоя. Он был не таким, как Лотти, Григорий вовсе не знал своих родителей, он был слишком мал, когда его отдали в первый приют. Лишь обрывочные воспоминание иногда всплывали на поверхность его сознания, однако он глушил их, зарываясь в рассказах. Около трех лет он скитался по церковным приютам, но его постоянно переводили по непонятным причинам.
— На этот раз это последний приют, Гриша… уверяю — успокаивал священник. — Дальше только твоя новая семья.
Гриша отстранено кивнул.
«Каждый раз одна и таже заученная фраза», — подумал он.
— Гриша, гляди как быстро едем!
— Ну, конечно, это же Ваппор, — холодно ответил мальчик. — Ты чего?!
Лотти резко потянула его к себе.
— Посмотри же, — буркнула она недовольно. — Словно сотни фотографий перед глазами мелькают!
Мальчика это всё равно никак не впечатлило. Но вид завороженных зеленых глаз заставил его улыбнуться. Он был к ней так близко, что невольно смог почуять легкий запах яблок. Так пахли рыжие кудри Лотти.
«Приятно», — произнёс он про себя.
Монорельс стремительно проезжал улицы, но вот он сбавил ход. Из колонок послышался без эмоциональный голос диктора:
— Остановка 18 квартал. Просим пассажиров своевременно выйти из вагона вместе с багажом, — и добавила также холодно. — И помните Вы живете в Артеи — городе, где сбываются мечты.
Священник собрал чемодан и начал подгонять детей. Они вышли на перрон и дальше пошли пешком. Приют Святого Норта был не так далеко, поэтому дорога заняла около 15 минут, если бы не Лотти, которая так и норовила заглянуть в каждый темный уголочек.
— А скажите этот приют, какой он?
— Он замечательный, Шарлотта. Настоятельница Розалия Бен Кильмани славится по всему Рабочему району, как женщина с большим сердцем.
— Бен Кильмани? — настороженно издал Гриша. — Двойная фамилия? Здесь в Нижнем?
«Нижний» было одним из прозвищ Рабочего района, более культурное чем гетто, но не такое возвышенное, как пролетарский.
— А что в этом такого? — спросила Лотти.
— Двойная фамилия есть только у аристократов, — пояснил Гриша. — Такое в Центре то встретить шансов почти нет, а тут… в этом гетто, — с отвращением добавил, — просто немыслимо.
— Дангель! — внезапно отрезал священник. — Никогда не называй это место гетто, ты меня понял?! Здесь живут добродетельные, полезные люди, точно такие же как в Центре или в Аристократии. Мы не делим людей по сортам!
— Прошу прощение, — равнодушно выдавил.
«Так если не делим по сортам, то зачем стенами разделили? Получается делим? Но мы же не яйца, чтобы сорта были… не понимаю» — подумалось Лотти.
— Так что человек с двойной фамилией делает здесь? — повторил Гриша.
— Я не знаю, что заставило мисс Розалию переехать сюда. Возможно, она просто старается жить, согласно человеческой добродетели, или следует своему призванию.
— А это не одно и то же, — пробубнил Гриша.
И вот впереди они услышали женский голос.
— Преподобный! — позвала она. — Я здесь. Ох, как чудесно, что я Вас нашла.
— Мисс Розалия, — удивленно обратился он. — Вы вышли нас встретить? Не стоило, я бы и сам довел детей.
— Покорнейше прошу прощения, преподобный, но я не могла дождаться встречи с ребятишками, — она бросила на них ласковый взгляд. — Приятно познакомиться, — протянула руку. — Можете звать меня просто Роза.
— Григорий Дангель, — твердо ответил, пожав руку.
— Шарлотта Аллаги, — скромничая, пролепетала Лотти, держась за рясу священника.
Роза улыбнулась.
— Ну, будем знакомы. А этот молодой человек…
Она обернулась и никого не нашла позади.
— А? Ах… снова он за своё.
— Что-то не так, мисс Роза? — поинтересовался священник.
— Нет, всё в порядке, — помотала головой ребячески. — Пройдемте за мной. Тут недалеко осталось.
Дети вместе с Розой шли впереди, пока священник тащился сзади наперевес с чемоданами.
— Вы, кажется, хотели нас с кем-то познакомить? — спросил Гриша.
— Да-а… я привела вашего сверстника, но он достаточно своевольный. Сбежал, не успела я опомниться.
— И Вы не станете его искать? Это как-то, — пытался подобрать слово. — непрофессионально, — кое-как выговорил.
Роза посмеялась, услышав взрослые слова ещё плохо говорящими устами.
— А Вы, молодой человек, говорите не по годам, прямо как он. Он часто убегает погулять по округе. Тут его все знают, и никто пальцем не тронет… знают ведь, что я за своих детей и поколотить могу, — устрашающе показала кулак.
— Мисс Роза, — обратился священник. — Я прошу не пропагандируйте насилие среди детей.
— Это не насилие, преподобный. А знак, что моих детей лучше не трогать, — уверенно сказала она.
Гриша рассмеялся. Лотти лишь хлопала глазами, теребя игрушку. Но внезапно осознала, что в руках ничего нет.
— Где?! — воскликнула она. — Где Туфи?!
— Туфи? — переспросила Роза.
— Это её плюшевый кролик. Может, он в чемодане, Лотти?
— Нет, я его в руках держала, — надув щёки, ответила. — Я не могла его потерять, только не Туфи…
На её глазах начали проступать слёзы. Туфи был последней игрушкой, доставшейся ей от родителей. Он был её маленьким сокровищем, которым она сильно дорожила.
— Его нужно найти!
— Мы обязательно его найдём, — уверила Роза. — Преподобный, отнесите вещи в приют и отведите туда Гришу, а я пока вместе с Шарлоттой поищу Туфи.
— Нет! Я тоже пойду! — встрял мальчик. — Лотти ведь моя подруга, — неуверенным голосом продолжил, — не могу же я её в беде оставить.
Гриша по привычке ожидал строго отрицательного ответа, но приятно удивился.
— В таком случае, преподобный, этих детей я беру на себя!
— Но, мисс Розалия. Официально за них отвечаю я, не могу же я их так просто отпустить.
— Считайте, что я уже стала их мамой, — бойко ответила.
«Мамой?», — пронеслось в головах у детей.
Преподобный не успел ничего сказать, как Роза уже взяла их за руки и повела за собой.
— Пойдём путём, по которому вы сюда пришли и обязательно найдём.