Где-то далеко не очень ясно застучал пулемет. В разных концах города забрехали собаки.
— Подходят, — шепотом проговорили железнодорожники.
— Да, — также шепотом ответил я.
И мы разошлись: железнодорожники зашагали к станции, а я — на огнесклад за подрывными припасами.
Глава вторая
Огнесклад бригады находился за городом, в поле, и был, как крепость, обнесен земляным валом и саженными кольями с колючей проволокой. Я зашел в караулку у ворот, предъявил коменданту требование, и мы в сопровождении часового пошли на склад. Это был деревянный домик, по самую крышу врытый в землю. Крыша у него земляная, обсеянная для прочности травой.
Под навесом у двери висело несколько пар валенок.
В склад нельзя входить в сапогах на железных гвоздях. Долго ли невзначай высечь искру. Поэтому, хотя и был летний день, мне пришлось переобуться в валенки. То же сделал и комендант.
Мы спустились по земляным ступенькам вниз. Часовой с винтовкой остался снаружи.
Вошли — и меня сразу обдало знакомым острым запахом, вышибающим слезу. Поглядел я кругом — всюду тесно наставлены ящики, белые липовые бочки, оцинкованные банки с яркими этикетками… Глаза разбежались — столько тут всякого добра!
Хотелось и то посмотреть, и это, но нельзя задерживаться.
Я набрал пуд пироксилина. Потом взял толовых шашек. Комендант насыпал из банки и отвесил аммоналу — взрывчатого порошка. С порошками мне еще не случалось работать. Но посмотрел я на этот порошок, а он искрится, играет, словно толченого серебра набираешь в пригоршню. Ну разве откажешься от такого вещества?
Упаковал я все это в отдельные тючки, собрал их в мешок, положил туда же два круга бикфордова шнура и уже начал мешок увязывать.
— А капсюли с гремучей ртутью? — напомнил комендант. И, усмехнувшись, добавил: — Или вам не нужны?
В жар меня бросило. Впопыхах не поставил в «Требование» капсюлей. А без капсюля никакого взрыва не сделаешь!
— Пожалуйста, — взмолился я, — хотя бы две коробочки…
Комендант без слов выдал четыре по сто капсюлей.
Затем предложил мне динамита. А у меня и мешок уже полон: тол, пироксилин — вещества тоже подходящие, да и аммонал еще… Ладно, обойдусь и без динамита!
— А у меня динамит конфетками, — сказал комендант.
Тут я, ни слова не говоря, распустил веревки на своем мешке: какой же подрывник устоит против таких конфеток? Динамит самого высшего сорта чистый, светлый, как янтарь. Стакан в патрончики по сто граммов, и каждый патрон в нарядной хрустящей бумажке.
Ясно, пришлось взять и динамитных конфеток.
Комендант склада предлагал еще пороху. Хороший показал он мне в бочке порох, крупный, как орехи. И не маркий. Я несколько раз пересыпал синеватые орешки с руки на руку, поглядел на ладонь — чистая. А это первый признак хорошего пороха.
Но от пороха я отказался. Мало ли что еще есть на складе! Всего брать, так и не унесешь. И без того я едва взвалил свой мешок на плечи.
Выхожу из-под земли, а у склада крестьянские подводы. На передней жердина с красным флажком. Это военный знак: «Опасный груз». Красный флажок обязателен при перевозке взрывчатых веществ. Однако подводы, гляжу, порожние.
— Сейчас загрузим, — сказал комендант. — Приказано склад эвакуировать. А взрывчатки видели сколько?
— Вот откуда ваша щедрость! — пошутил я. — Все равно вывозить.
Но комендант не успел или не захотел мне ответить. С подвод сбежались красноармейцы, и он уже раздавал им валенки.
Комендант нарядил со мной сопровождающего с винтовкой.
Чтобы попасть со склада на станцию, надо было пройти через весь город. Небо на востоке уже начало светлеть, когда я зашагал по улицам.
Ставни домов были наглухо закрыты, нигде не показывался ни один человек. Прошел квартал, еще квартал… Вот и наши казармы — тоже вдруг словно вымерли. Только над воротами полощется большой новый флаг с красным крестом, да в глубине двора струятся дымки наших походных кухонь: кашевары готовят обед для выступивших на позицию бойцов.
Я шел быстро, прислоняясь временами мешком к заборам, чтобы отдышаться. Встану и прислушаюсь: как там, на позиции, не завязался ли уже бой? Но пока все было тихо. Щелкнет вдалеке винтовочный выстрел — и опять тишина. Разведка работает… Значит, не подобрались еще белые к городу. Прощупывают нас, остерегаются!
Отдышавшись, я шел дальше.
Но вот наконец и станция. Тусклые стрелочные огоньки на путях, которые забыли погасить. Непривычно тихо, пустынно. У пакгауза я увидел паровоз под парами. За ним — другой; оба сцеплены вместе. А потом — вагоны, вагоны, и не пересчитать сколько! Все чистенькие, вымытые. На дверях каждого вагона свинцовая пломба. «Наверное, хлеб нового урожая — в Москву», — догадался я, и при этой мысли в первый раз за эту несчастную ночь стало радостно на душе… Но где же бронепоезд? Что-то не видать… Ничего не поделаешь, придется прогуляться с мешком до пассажирского вокзала и навести справку у дежурного по станции. Красноармейца я даже близко к мешку с ВВ не подпускал. Посторонний. Не положено!
Я перебросил мешок с плеча на плечо и зашагал по шпалам.
Скоро из-за мрачных пакгаузов показалось белое здание вокзала.
Эге, да вон и сами железнодорожники!
Тут я отпустил сопровождавшего меня бойца и прибавил ходу.
Чем же они занимаются. Вагон какой-то подогнали к вокзалу — черный, грязный… Толпятся в вагоне, хлопочут. Уголь, что ли, нагружают? Но какой же уголь на пассажирском вокзале?
Подойдя поближе, я различил среди железнодорожников чернявого смазчика. Смазчик, низко перегнувшись через железный борт вагона, с кистью в одной руке, с банкой в другой, промазывал снаружи ржавые пятна. Так смазывают дегтем болячки у заезженных лошадей.
Я вошел на перрон и опустил мешок, переводя дух.
— Ну, кончайте свои дела, товарищи. Вы думаете, времени у нас много? Надо же еще приготовиться. Пошли!
— А куда идти-то? — сказал смазчик, не отрываясь от дела.
— Здравствуйте… Вы что же, может, и ехать раздумали? — Я вскинул мешок на плечо. — Где стоит бронепоезд? Я и сам дойду.
Смазчик перестал водить кистью и поднял на меня глаза.
— Гляньте-ка, ребята, — сказал он весело. — Стоит человек в воротах, а калитку спрашивает! — Смазчик протянул мне руки. — Давай багаж. Умаялся ты, я вижу, товарищ, если и бронепоезд не разглядишь…
Я опешил:
— Как? Это… бронепоезд?…
Смазчик покатился со смеху.
«Ах, — думаю, — ты так? Насмешечки… Хорошо же!»
Я подал ему мешок.
Он взял.
— Динамит! — рявкнул я, отскакивая. — Пошевелись только. Мокрого места от тебя не останется!
— Что ты!… Что ты!… — забормотал смазчик.
— Струсил? То-то, брат. Ничего, подержи, подержи. Привыкай.
Я расстегнул на себе гимнастерку и не торопясь вытер платком мокрую грудь, голову, шею. Смазчик кряхтел и вращал глазами, не зная, как отделаться от мешка.
— Ну вот, — говорю, — спасибо, что подержал. А теперь бери мешок в вагон. Да бери, не бойся! Без капсюлей этот багаж не взрывается, а капсюли вот они, у меня в кармане. — И я показал ему блестящие медные, похожие на папиросы трубочки с гремучей ртутью.
Смазчик недоверчиво поглядел на меня, но все-таки перетянул мешок через борт.
— Вот черт какой! Вот дьявол! — захохотал он, освободившись и похлопывая ладонью об ладонь. — Тьфу тебя с твоими динамитами… Залезай сам-то!
Он указал мне на железную лесенку, приклепанную к борту, и я, взобравшись по ступенькам, спрыгнул внутрь вагона.
— А ты не обижайся на шутку, — сказал смазчик, поддержав меня под локоть. — Ишь, серьезный какой!
— Ладно, квиты, — сказал я. — Давай показывай вашу жестянку.
— Ну вот, гляди… — Смазчик обвел вагон рукой и посторонился. — А пушка-то у нас — видишь? — Он показал в конец вагона.
Пушка была в чехлах — целая гора под брезентом; виднелись только колеса да хвост лафета с подбитыми под него бревнами.
Я с любопытством осматривался. В железном вагоне было просторно, как на палубе. Откидные, коробчатого железа борта для разгрузки угля были наглухо сбиты по углам крюками и вполне сходили за перила — как раз под локоть высотой. По длине вагон был чуть разве поменьше пассажирского.
В вагоне шла уборка. Человек пятнадцать железнодорожников чистили и выскребали лопатами ржавый пол, перебирали по углам вагона мусор, какие-то спутанные, порыжевшие пучки проводов, облезлые телефонные аппараты и оттаскивали в стороны, с прохода, ящики со снарядами. Ящики лежали в беспорядке, как разваленная поленница.
— Орудие, запас снарядов… Да откуда же это у вас? — спросил я наконец смазчика.
— Вот, будто и не знаешь! — Смазчик поглядел на меня искоса и хитро подмигнул. — Ваши же бойцы отбили у петлюровцев. И платформу эту, и пушку все чисто, со всей заправкой… Говорю тебе — бронепоезд! И часовые при нем от вас все лето стояли.
— Вот оно что… Так пушка, значит, с весны здесь? Верно, верно, припоминаю, был весной такой случай… Петлюровцы хотели утащить свою пушку на этой площадке, а наши отбили. Это кавэскадрон наш тогда отличился… А где пулеметчики?
— Подожди, увидишь… Пойдем пушку смотреть.
Мы стали пробираться вперед. Железнодорожники сторонились с дороги и отпускали полотенца и веревки, которые они приспособили, чтобы перетаскивать ящики со снарядами.
Да тут, гляжу, чуть ли не со всех служб собрался народ! И рабочие-путевики с выгоревшими добела зелеными кантами, и рабочие службы тяги — у этих кант синий, а движенцы — малиновый кант, и станционные грузчики в фартуках. А вон и телеграфист с кантами канареечного цвета и молниями в петлицах. Тоже прибился к артели. Пот с него градом, а не хочет отстать, ворочает ящики!
У моего провожатого, смазчика, канта нельзя было разобрать. Тужурка на нем была замасленная, вся в заплатах, и кант на тужурке обвисал хвостиками копченого цвета.
Но вот и пушка.
Смазчик забежал вперед и, составив вместе каблуки, вытянулся у колеса пушки, как вытягиваются новобранцы под меркой.