— Эдик, звони в полицию, — командует свекровь мужу, а тот спокойно смотрит на всех.
— Поехали, — командует он, усаживаясь обратно за руль.
— Эдик! — голосит жена, но он свое слово уже сказал. Отвезет в больницу, там осмотрят, и домой. Больше он краснеть за чужие поступки не будет, и так выставил себя посмешищем.
— Я же просила тебя, просила, — бьёт Галина в плечо Лёшку. — Не трогай ты его.
Вздымается грудь парня, глаза кровью налились. Остывает, смотри на врага, у которого вместо лица месиво.
— Я это так не оставлю, — помогает мать поднять Никите. — Слышите?
— Слышим-слышим, — сдувает Галина невидимую прядь с лица.
Смотрит Никита зло, и белки на окровавленном лице ярко видны. На светлом костюме темные брызги, проникают в ткань, такое не отстирать, надолго запомнит Никита поездку к родственникам.
— На калеку променяла, да? — кричит на всю улицу, и у Лены до боли сживается сердце.
Повернувшись, она видит все то же спокойное лицо Гриши. Не хотела, чтоб так вышло: чтоб из-за нее брат подрался, мать нервничала, человека оскорбили. Но так вышло, так произошло.
— Уходи! — вновь повернувшись к тому, с кем провела последние два года, сцепив зубы жестко говорит она, и это на нее абсолютно не похоже. Не видел жену такой раньше Никита. Всегда нежная, добрая, а сейчас взгляд дикий.
— Нужна ты, — оставляет муж за собой последнее слово, а мать охает вокруг него, причитает, молит скорей в больницу ехать.
— Этот ир0д ему голову пробил! — открыла дверь в машину и мужу кричит.
— Да замолчи уже! — не выдержал отец, заводя мотор. — Или садитесь, или без вас поеду. На всю деревню опозорили!
Упаковалась семья в автомобиль, хлопнули дверьми с такой силой, что на конце улицы слышно было, и тронулись.
— Правильно все ты сделала, — кричит из окна Люська. — И Лёха — мужик, уважаю, как ему приложил! — и хохочет заливисто.
— Да иди ты, — махнула на нее Галина, но не со зла, по-доброму.
Стоит Лена, как помоями облита, вся деревня теперь знает, какие страсти у них в семье творятся. Хотела по-тихому, думала, съездит в город, документы подаст — и свободная женщина. И зачем они только приехали? Повернулась на Гришу посмотреть, а калитка закрыта, нет его.
— В дом пошли, — гонит мать.
И тут только увидела Лена подарок свой на земле. Бросилась к нему, на колени опустилась. Пролегла почти посередине глубокая трещина, видно, углом упала и треснула. Опустила плечи девушка, поднимает картину, обидно и горько, сколько мастер труда вложил, а она не уберегла. О другом в тот момент думала, не отмотать все назад. Бросила взгляд на соседский дом, как теперь скажет, как в глаза посмотрит человеку. Это ж три недели трудов, а она в один миг все испортила.
— Поднимайся уже, — помогает мать. — А что это? — интересуется.
— Гриша сделал, — тихо отвечает Лена, а самой плакать хочется, выть. От стыда и обиды.
— Домой пойду, — говорит Лёшка, все еще сжимая кулаки, и, не дождавшись ответа, уходит.
Чайник свистел нещадно, часть воды успела выкипеть. Мать выключила плиту и села за стол, снимая платок с головы. Она всегда его повязывала, когда была на кухне, чтоб волосы ненароком в стряпню не упали.
— Ну и чего? — первой нарушила молчанье Галина. — Как дрыном по голове огрели, так выглядишь. А этому навалял, конечно, хорошо б и правда, чтоб в полицию не пошли, а то достанется Лёшке, — качала она головой.
— По делу дал, — насупилась Лена.
— Может и по делу, только нет закона такого кулаками махать. Налетел, как коршун, — поправляла она волосы. Стукнула калитка. — Отец идёт, — возвестила мать, накидывая платок на место. — Ты давай, стирай с лица скорбь, вот с таким лицом нас хоронить будешь, а сейчас нечего.
— Галя, — позвал отец с порога.
— Как там Захар? — поинтересовалась она.
— Плохой, — покачал головой Николай. Недавно брат слёг, только не отпускало, хуже лишь становилось, видно, век короткий написан.
— Ох-ох, — вздохнула жена.
— А пока меня дома не было, говорят, гости к вам приезжали.
— Да уехали уж, — хмыкнула Галина. — Не понравилось тут.
— А Лёшка где?
— Домой пошёл.
— А приходил зачем?
— С гостями поздороваться.
— Галя, — сжал кулаки отец. — Вот тебе смешно, а у них связи в городе. Посадят и всё.
— Чего уж о том говорить? — мать и сама понимает.
Лена неслышно проскользнула к себе в комнату, бережно поставила на кровать картину, и села напротив. Всё равно красивая, только непонятно: картина или сама Лена, ведь с нее же написана. Привстала и в окно смотрит, нет ли в соседском дворе кого. Пусто. Каково это такие слова слышать? Обязана во что бы то ни стало извиниться, ведь к ней приезжали, она в ответе за поведение человека. Вышла в зал, смотрит, неподалеку соседи собрались, произошедшее обсуждают, воздухом дышат, будто невзначай все на улицу в один момент вышли. И вот, кто поближе живёт, тот в подробностях описывает всё, как было, остальные слушают и головами кивают.
— Ты куда? — удивилась мать, когда Лена мимо них прошла. — Обедать садись.
— Я на минутку, — показывает девушка на двор.
— Опять к соседям? — понимает мать, и Лена смущается. — И чего ты там делаешь? Видела, как на тебя смотрит, зря ты парню сердце рвешь. Лето пройдет, в город уедешь, там опять с каким-нибудь студентом познакомишься, не дай Богу, конечно. Только теперь я так просто тебя замуж не отдам, нечего скакать, поживете сначала, а потом решите.
— Как смотрит? — хочется Лене подробностей. Она ж, как на него глаза поднимала, он сразу отворачивался.
— Как-как, вот так, — вылупила мать глаза. — Оторваться не может. Ты ж красивая, вся в меня! — смеётся.
— Мамочка, — обнимает Лена ее крепко. — Красивая ты, очень красивая.
— Да ладно, — машет рукой Галин, — знаю уж, где та красота. Под пудом пирогов.
— То-то они вкусные, — ухмыляется отец.
— Извиниться я хотела за слова Никиты, — говорит Лена.
— Так его они, не твои.
— Обидел он человека, сказал такое.
— Чего сказал? — влезает в разговор отец.
— Калекой обозвал, — отзывается мать.
— Тише, мама, — призывает ее дочь, боясь, как бы на дворе не услышали.
— Смотри, — грозит Галина пальцем. — Сердце парню разобьешь и долой, а он живой, Ленка.
— Так я ж ничего не делаю, — непонимающе моргает та.
— Это ты так думаешь. Тут большого ума не надо. Ходишь, значит, хвалишь его. Нет, сама хвалю, правда, мастер большой, только я тетка для него, а ты — другое. Глазами своими хлопаешь, улыбнешься, да в самую душу смотришь. Коль, ну скажи.
— Не знаю я ваших бабских дел.
— Я поначалу смотрела на все это просто, а сейчас вижу: влюбился он, — вынесла вердикт мать.
— Как влюбился? — ахнула Лена, расширив глаза, и не было ясно, радоваться ли ей такой новости или горевать.
Глава 8
— Прям и сама не видишь, — пожурила мать. — Понятно, переживёт, не такое пережил, только зачем человеку душу рвать.
— Мне что ж теперь с ним не общаться? — немного испуганно спросила Лена. Конечно чувствовала внимание со стороны, комплименты принимала, но не тем притягивал, внутренней силой своей. Но не бросаться ж из огня в полымя, она по документам замужняя ещё.
— Отчего не говорить? Только хватит пироги печь да с ними бегать. Не бывает дружбы меж мужчиной и женщиной, все равно, один кто-то большего хочет, а то и оба. Знакомства — пожалуйста, вон я с соседом словом перекинулась, и домой. У вас другое. Ну, о чем вы там часами говорите?
— О жизни, картинах, он книги интересные рассказывает. Показывал, как дерево резать надо.
— Дерево резать. Вот и я о том же, — вздыхает Галина. — Надеюсь помнишь, как сама недавно в подушку выла. Никому не хочется быть покинутым, а ты, раз видишь положенье дел, думай, взвешивай, сама потом за свои поступки отвечать будешь, взрослая уж. Не игрушка, чай, человек с непростой судьбой. Тяжело ему, а жене еще тяжелей придется. Так что семь раз отмерь, народ знает, о чем говорит.
— Ну чего ты на парне крест поставила? — вступился отец.
— А я плохого ничего не говорю, — парировала Галина. — Только факты налицо, видишь, куда дочка твоя смотрит. Да я ж не против, — смягчилась мать, — только с холодной головой тут подойти надо, не обнадеживай.
— Я замуж не собираюсь!
— А ты и первый раз не собиралась, а потом приехала и огорошила, — качает головой женщина. — Не давай людям ложных надежд, с собой поначалу разберись, чего тебе надо. И жалость в таких делах — не советчик. Пригреешь, приголубишь, а потом всю жизнь маяться станешь. Не жизнь это — мука.
— Уже всё за меня решила?
— Мне чужой судьбы не надо, — отмахнулась Галина. — Свой крест несу.
— Ну, спасибо, — подал голос Николай.
— А ты сама решай, какая тебе дорога уготована, — будто не заметила замечания мужа Галина. — Выбор всегда есть, вот и пойми, где правда. А теперь ступай, куда тебе надо. Мы с отцом на ноги поставили, а придется своей головой жить.
Лена вышла во двор. Сложив руки на груди, она прогуливалась по дорожке, размышляя над словами матери. Всё правильно говорит, всё по делу. Села прямо на землю, лицо солнцу подставила и глаза закрыла, греется. Слышит у соседей разговор во дворе, никак и к ним гости пожаловали. Прислушалась Лена, радостные голоса звучат, а потом ноги по крыльцу загрохотали, видно, в дом люди вошли. Интересно ей, кто же там приехал. Встала, будто в огород надо, и пошла по жердочкам, что отец меж грядок проложил, чтоб те не вытаптывать. Вот и сетка, сквозь которую двор видно. Вдруг на крыльце парень возник. Высокий, с Гришиным лицом, только на ногах своих стоит. Смотрит на него Лена пристально, а он спустился и на улицу. Вернулся с двумя сумками, в дом вошел.
— Лен, — кричит Люська, и девушка вздрагивает от неожиданности.
Пришла подруга в гости разузнать, что к чему, да поддержать.
— Ко мне пойдём, — машет рукой на свой небольшой домик. — Егор вина принес.