Денис КащеевБрюсов Орден. Ради лучшего будущего
ПРОЛОГ
г. Оренбург, 11 ноября 1773 года
3846-е санкционированное вмешательство в поток времени
Ночь выдалась морозной и ясной. Накануне с утра немилосердно пуржило, снег валил сплошной стеной — словно кому-то там наверху вздумалось вовсе замести защищавший крепость 12-футовый земляной вал — но едва на колокольне Преображенской церкви начали звонить к вечерне, метель, как по команде, стихла, а к концу богослужения небо совершенно расчистилось. Высыпали серебряные звезды — бесчисленные, словно дикая киргизская конница в степи. Взошла луна, одарив осажденный Пугачевым город своим холодным сиянием — впрочем, достаточно ярким, чтобы по заснеженным улицам можно было ходить, не зажигая фонаря — и не забрести вместо двери в сугроб.
Оставались, однако, в городе и закоулки, заглянуть в которые из-за плотной застройки Селене было не под силу. Как раз в одном из таковых, у глухой бревенчатой стены, в какой-то дюжине шагов от обращенной к Яику куртины[1], в сей поздний час притаились двое.
Двое, которым никак не полагалось находиться в крепости ни в этот день, ни в эту ночь.
Равно как и в этот год.
Да, собственно говоря, вообще в этом веке.
Внешне, правда, оба вполне соответствовали и месту, и эпохе. Первый — молодой человек лет двадцати двух — носил косматую волчью шубу, застегнуть которую не позаботился, так что был виден надетый под ней подпоясанный офицерским шарфом зеленый пехотный мундир. Дополняли его костюм черные тупоносые сапоги и черная же шляпа-треуголка.
Второй, выглядевший лет на десять старше своего товарища, щеголял в высокой казачьей шапке и коротком нагольном — мехом внутрь — тулупчике поверх длиннополого кафтана синего сукна. На ногах — видавшие виды, но явно теплые валенки.
По-разбойничьи держась в густой тени сруба, «офицер» и «казак» внимательно следили за площадкой-валгангом на вершине крепостного вала, по которой, ежась и кутаясь в тонкий плащ-епанчу, прохаживался туда-сюда солдат-караульный. Время от времени тот останавливался, взбирался на примыкавшую к брустверу ступень-банкет и старательно вглядывался в степь за Яиком, но всякий раз, не узрев там, как видно, ничего примечательного, скоро спускался и продолжал свой монотонный челночный марш.
— Когда же он там наконец замерзнет? — не выдержав, прошептал в какой-то момент молодой «офицер».
— Скоро уже, — вполголоса ответил ему «казак», извлекая из-за пазухи тулупчика луковицу карманных часов немыслимой для 1773 года точности хода и откидывая позолоченную крышку. — Через три с половиной минуты.
— Уйдет он вправо, к Нагорному полубастиону, — словно повторяя заученный урок, проговорил «офицер». — Я поднимусь на вал слева по приставной лестнице… И все же не понимаю, как часовой не заметит меня у бруствера — при такой-то луне! — внезапно выдохнул он.
— Не дрейфь, Петруха, — спрятав часы, хлопнул молодого человека по плечу «казак». — Машина все просчитала.
— Их-то она просчитала, — нервно кивнул головой тот, кого назвали Петрухой, в сторону маячившего на валу караульного. — А нас?
— А что — нас? — не понял его собеседник. — Просто сделай все, как отрабатывали, и…
— Блин, зачем вообще все эти идиотские сложности? — не дослушав, с досадой бросил «офицер». — Медом нам в этой крепости мазано? Почему нельзя было забросить нас прямо в лагерь самозванца? — да, именно самозванца — в текущем потоке времени. Говорят, когда-то было и иначе, но тех итераций Петруха не застал — оными занимались задолго до него. — Передать послание из рук в руки… — продолжил между тем он. — А то и просто на словах рассказать…
— Ага, ты ему на словах, а он тебя — на дыбу, чтобы слова твои вернее прозвучали… Даже если в конце концов все благополучно подтвердится — поверь: развлечение это — так себе!
— Кстати, а подтвердится? — вскинув голову, задал вопрос молодой человек. — С Яика в крепость и в самом деле ведет подземный ход?
— Меня спрашиваешь? Я-то откуда знаю? — развел руками «казак». — Наверное, ведет — иначе какой смысл было огород городить?
— Просто здешним укреплениям едва тридцать лет наберется — откуда в них взяться всеми забытому ходу?
— Ну… Насколько я помню, Оренбург построен на месте некой Бердской крепости. А та, в свою очередь, была перенесена — как раз туда, где сейчас ставка нашего друга Пугачева. Могло сложиться так, что прежние насельники ушли, унеся секрет с собой, а новые про подземных ход и слыхом не слыхивали.
— Могло…
Они помолчали.
— То есть, если у нас все получится, восставшие ворвутся в крепость и захватят ее? — кажется, эта мысль пришла в голову молодому «офицеру» только что. — А что будет с гарнизоном? С жителями? Их перебьют?
— Наверное, — равнодушно пожал плечами «казак». — Да ты не заморачивайся — они все для нас с тобой и так уже двести с гаком лет как мертвы. И потом, Орден сказал надо — значит надо, — добавил он с заметным нажимом. — Все, что мы делаем — ради лучшего будущего!
— Ради лучшего будущего… — едва слышно пробормотал Петруха — словно мантру проговорил.
— Короче, хорош рефлексировать — приготовься, — в руке у «казака» вновь появились его чудо-часы. — Осталась минута.
— Да готов я…
Как и предсказывал «казак», ровно через минуту караульный на валу в последний раз высунул голову за бруствер и, неуклюже спрыгнув с банкета, торопливо заковылял в сторону правого полубастиона. Проводив его сосредоточенным взглядом, движением плеч «офицер» сбросил на снег шубу и двинулся к деревянной приставной лестнице. Несколько секунд — и Петруха уже стоял на валганге. Еще четверть минуты ушло у него на то, чтобы добраться до реданта — углового выступа в центре куртины.
Здесь, воровато оглядевшись, «офицер» поспешно поднялся на банкет и, словно подражая давешнему караульному, выглянул за бруствер. Внизу, под крутым обрывом, изгибался замерзший Яик. В нескольких местах во льду темнели едва затянувшиеся провалы — следы недавнего неудачного штурма Оренбурга пугачевцами — второго с начала осады.
Там же, где-то внизу, среди голых кустов, камней и вздыбленных льдин прятался сейчас лазутчик повстанцев. Разглядеть его с вала молодой человек не сумел, как ни старался, но знал точно — разведчик на месте. Готовясь к заброске, Петруха не раз и не два проследил на мониторе Машины весь путь лихого пугачевца — от ставки Самозванца в Бердской слободе до крепостного вала — и назад. Следуй поток времени своим чередом — к утру соглядатай бунтовщиков уполз бы прочь не солоно хлебавши — но Орден решил вмешаться, прислав сюда своих эмиссаров.
Еще раз покосившись по сторонам, слегка дрогнувшей рукой «офицер» извлек из-за пояса пистолет. В лунном свете сверкнули украшавшие оружие драгоценные каменья — незаменимая вещь, если хочешь привлечь внимание жадного до добычи разбойника. На обычный пистолет тот, может, и не позарится, а такой наверняка заграбастает. А значит, вскорости обнаружит и письмо, свернутое в трубочку и спрятанное в стволе — и доставит оное своему главарю. Так, по крайней мере, рассчитала Машина. А она в подобных вопросах никогда не ошибается.
Примерившись, Петруха швырнул драгоценный пистолет через бруствер — и, еще не завершив движения руки, осознал свою ошибку — увы, слишком поздно. Должно быть, подсознательно боясь привлечь к себе внимание солдат в полубастионах по соседству, замах «офицер» сделал гораздо короче, чем следовало бы — и бросок вышел едва в полсилы: оружие со стуком упало на оголенные прибрежным ветром камни почти у самого подножия крепостного вала. Добро хоть в сугроб не угодило, но теперь, чтобы добраться до пистолета, лазутчику всяко пришлось бы преодолеть расстояние шагов в десять — по совершенно открытой и наверняка пристреленной сверху местности.
Да уж, такого конфуза Машине было не просчитать!
Не сдержав разочарованного стона, Петруха впился отчаянным взглядом в речной берег. Следивший за крепостью пугачевец не мог не видеть вылетевшего из-за бруствера предмета. Но догадается ли разведчик, что это не просто мусор, походя выброшенный караульным за ненадобностью? Осмелится ли пойти на риск быть замеченным — ради совершенно неочевидной для себя выгоды?
Пока что внизу, у реки, не усматривалось ни шевеления.
— Ну же! — умоляюще прошептал «офицер». — Ну, давай же!.. Забери его!
Увы, у подножия вала все оставалось по-прежнему.
Вот же незадача! Прям хоть сам сигай через бруствер с обрыва!.. Нет, это, конечно, не вариант — не расшибешься о камни, так лазутчик с перепугу заколет кинжалом — он, кинжал, у разбойника имеется, Петруха видел на мониторе — да еще и всполошившийся городской гарнизон добьет с вала из ружей! Пусть при переносе сквозь поток времени несмертельные раны и заживают — но миссия-то все одно будет бездарнейшим образом провалена!..
Молодой человек так и стоял, в растерянности прильнув щекой к брустверу, когда сзади, из крепости, послышалось хриплое, немелодичное пение:
Чёрный ворон, что ты вьешься,
Над моею головой?!
Ты добычи не добьешься,
Чёрный ворон, я не твой…
Слова, впервые прозвучавшие в таком сочетании лишь в следующем веке, враз заставили Петруху вскинуться — оставшийся внизу товарищ призывал его поторопиться. В последний раз бросив грустный взгляд на сиротливо лежащий на камнях пистолет, молодой человек спрыгнул с банкета, метнулся к лестнице — и уже почти достиг ее, когда со стороны полубастиона на куртину внезапно выступил рослый драгунский офицер в сопровождении двух солдат с ружьями и вооруженного луком калмыка:
— Стой! Кто таков?
— П… Прапорщик Гринев, — пролепетал Петруха, мысленно коря себя, на чем свет стоит. Дебил! И зачем он только терял время у бруствера?! Делу не помог, а тщательно рассчитанный Машиной момент для отхода упустил…