За его спиной что-то было.
В стекле «Кадиллака» отразилось что-то нереальное. Мистеру Позитивному хотелось бежать, но его так заворожило то, что он увидел, что ноги как приросли к земле. Он почувствовал на себе руки – слишком много рук. На шею сзади упала горячая сырость, ее вонь забила ноздри, как пробки. Затем в шею что-то вонзилось, тело как будто наполнили огнем, а потом – льдом. Затем раздался удовлетворенный звук, словно радость от эякуляции. Его тело подняли, скрутили и сломали. Он почти не чувствовал боли. Теперь ему было ни холодно, ни жарко.
Он пытался вырваться, но это было как вырываться из смирительной рубашки. Из кармана выскользнула бутылка виски, разбилась на земле. Поднялся и наполнил ноздри запах виски, заменяя вонь. Аромат алкоголя принес хмельные воспоминания, что пронеслись в разуме быстрее, чем в мгновение ока.
Мистер Позитивный чувствовал себя не так уж позитивно. Он пытался вспомнить, что там его мама говорила о тенях – что про них надо забыть и разглядеть за ними яркий горизонт. Но теперь он не мог забыть про тени. Никакого яркого горизонта не предвиделось.
Налетело еще больше теней, все сгрудились вокруг него. Его всего касались, как будто иголками, а затем вернулась боль. От ужаса ослабел кишечник, но его вонь бледнела в сравнении с вонью теней, смешанной с виски. Он видел в тенях такое, что не должно существовать.
Что-то зашевелилось в его животе, поползло по позвоночнику, пощупало внутри черепа, пощекотало мозг.
А затем боль стала куда хуже, чем мистер Позитивный мог вообразить, и он не мог даже закричать.
2
Дневник Джонни
Отель в Лас-Вегасе
Прежде чем я что-то расскажу, прежде чем представлюсь, позвольте сделать заявление и поставить вопрос. Необязательно в этом порядке.
Вам никогда не казалось, что вы живете чью-то чужую жизнь?
Вам не казалось, что вы плод чужого воображения, и все, что вы делаете, ни черта не делается, что вы лишь порождение газов, итог непереварившихся зеленых бобов и бутербродов с колбасой? Что вы на самом деле лежите на полу в какой-нибудь дыре, медленно умираете, что вы не вы, а вообще никто?
У меня от этих мыслей сплошная головная боль, но все же время от времени находит и кажется, что все это правда. А потом просыпаюсь и думаю: я проснулся? Или еще сплю? Или кто-то другой спит, и я ему снюсь?
Не думаете о таком?
Наверно, нет. Наверно, и к лучшему.
Ладно, отложим пока все это и продолжим.
Меня зовут Джонни Смэк. Я работал на Элвиса Пресли. Можно сказать, был его телохранителем, хотя в основном он и сам о себе мог позаботиться.
Время от времени завистники и хамы звали меня дармоедом. В этом, пожалуй, что-то было. В смысле, я иногда все-таки пользовался положением. И первый готов это признать. Но я вам так скажу: жизнь у меня была не сплошь гламур, красотки и вечеринки, пьянки да гулянки. Ну, Король иногда принимал, как он говорил, «лекарства». Наверно, в чем-то сам даже верил, что это лекарства и есть. Но это все не суть. А чего многие не знают – что мы сражались с монстрами.
Серьезно.
Реальными. Я вам так скажу, штатские и понятия не имеют, чего только на свете не бывает, а если подумать, то лучше им и не знать. Если знать, что то, что слышишь в темноте, стук в окно в полночь, шорох под кроватью – не всегда звери, ветки дерева, крысы или скрип дома, то как вообще жить-то.
Я в шутку звал этих монстров Чудиками (Элвису нравилось), хотя, я вам так скажу, это и не совсем шутка. Так мы справлялись, откалывали приколы. Как копы. Как пожарные. А мы - Экстерминаторы Монстров. Правда, никто нас так не звал, Экстерминаторами Монстров, а жаль. Звучит славно.
То, что я вам сейчас расскажу, случилось до того, как Элвис пропал и его заменил другой мужик. Никто не должен был об этом знать, но я знал. Столько проработать с ним так близко, как я, и не заметить? Но, я не знаю, когда ушел Король и пришел двойник. Он меня не предупредил, и скажу вам как есть – очень меня обидел, после всего, что мы прошли. Но, на толчке помер фальшивый Элвис – ну, меня уже рядом не было, я, так сказать, собрал вещички и свои разочарования куда раньше. Я знал, что он не тот, а того уже нет. Не было желания оставаться.
Но рассказать я хотел не об этом. Рассказать хотел совсем о другом.
Было воскресенье. Мы жили в Вегасе. У Элвиса был выходной. Он как раз только что закончил контракт с большим казино, где любил выступать, и мы просто пинали хуи в окрестностях.
Более того, в этот самый момент, о котором я рассказываю, я на самом деле работал хуем. Снял штаны и сунул своего дракона туда, где не светит солнце, между румяных щечек, которые не пудрят, если вы меня понимаете.
Другие парни были в большой комнате за дверью, пьяные или под кайфом, или просто дрыхли после вчерашнего. Элвис был со мной в комнате. Но не, трахал я не его. Я трахал шикарную блондинку на мягком кресле.
Она даже не знала, что Элвис всего в паре метров от нее, в здоровом аквариуме посреди комнаты. Это зовется камерой сенсорной депривации, Элвис тогда увлекался такими штуками. Он постоянно увлекался какой-нибудь хренью.
На тот момент я был главным чуваком у Э. Всегда рядом, чтобы его защитить, в основном от женщин, которым неймется сорвать с него одежду, а время от времени – от злого мужа или парня, которые застали свою милую за забавами перед фоткой с Элвисом - с опущенной головой, потным лбом и ухмылкой на губах.
Я был принят во внутренний круг, как, понятно, и Полковник. Остальные – которых иногда звали телохранителями – они были не при делах, да и к лучшему для них.
В общем, как я уже говорил, я как раз присовывал блондиночке, а она орала так, будто ей за это платили. Прошлой ночью она приходила на концерт и при виде Э. вся потекла – так уж он умеет, - вот мне и достался десерт. То бишь она.
Знаю, как это звучит столько лет спустя, но, сказать по правде, мы были самыми свинскими шовинистами в истории. Нет. Сказать так – свиней обидеть. Нам не хватало их природных мудрости и благородства.
Элвис-то был уверен, что он мудрый и благородный. Это выражалось в коврике из шкуры зебры и черных лампочках в спальне. Короче, такая же деревенщина, как и я, только богаче бога. Не удивлюсь, если бог брал у Элвиса взаймы.
Сидя в прохладной темноте своего звуконепроницаемого аквариума, Элвис, которому уже пора было по-новому делать зачес, закинул столько колес, что кайфанули бы вся армия, береговая охрана и их символ-собачка, и пытался триповать (как говорим мы, сельские хипстеры) под фантастический свет в голове, - парить, как алкаш, который несется на мотоцикле в темноте железнодорожного туннеля и закуривает.
Я все это знаю, потому что он мне пересказывал свои ощущения. Как он подключался к трубе вселенной, один конец который вел в рай, а другой – в ад. Но, братья и сестры, правда в том, что он жрал столько амфетаминов, что был большой шанс, что потом ему нужна была пригоршня депрессантов, так что, скорее всего, его трип напоминал прыжок с пика Эвереста в полстакана воды.
В общем, трахал я эту блондинку, закинув юбку ей на спину. Загонял самолет в ангар, хотел приземлиться так, чтоб у нее мотор запел. Вот уже выпустил шасси и коснулся земли, как вдруг услыхал Элвиса.
Его голос донесся из-за толстых стенок камеры, как писк мыши, которую уносит в ливневый сток. Тут до меня дошло, что если я не среагирую, то завтра останусь без работы. Отправлюсь снова мыть тачки – этим я занимался до того, как пошел к Элвису, - но остановиться я уже не мог. Даже если Элвис там утонет и обвинят меня, я должен закончить начатое, и к черту безработицу и смерть.
Милая блондинка вскинула длинные волосы, застонала, мускулы в спине, ногах и заднице напряглись, как у кенгуру перед прыжком, а потом случился атомный взрыв и мокрое грибное облако, и мы оба кончили.
- Кто-то звал? – спрашивает блондинка, влезая в трусики и поправляя платье.
- Элвис, видать, - говорю я.
Он позвал опять. В этот раз я его разобрал, потому что в ушах уже не шумело. «Вытаскивай меня из этой душегубки, а то проделаю тебе новую жопу гвоздодером».
- Мы трахались с тобой, хотя рядом был он? – спрашивает блондинка.
Я взял ее под локоток и направил на выход, как можно нежнее. Когда довел и открыл, она сказала:
- Твою мать. По ноге у меня стекаешь ты, хотя все это время в комнате был он.
- Не ной, дамочка. Радуйся, что хоть как-то знала Элвиса. Крошки с его стола получше целых караваев у других, а тебе достался шоколадный бисквит с меренгой.
Я сунул ее в большую комнату, где либо спали, либо зырили телик с выключенным звуком остальные телохранители.
- А чего он сидит в аквариуме посреди комнаты? – спросила она.
- Ищет нирвану, - объяснил я.
И закрыл перед ее носом дверь.
Снял крышку с камеры. Элвис, весь мокрый – Венера в мужском варианте, - поднялся и сказал:
- Какого хера, Джонни?
- Прости уж, - я уже схватил полотенце. Отдал ему, закрыл камеру.
Я назвал его Венерой в мужском варианте, но как раз тогда начинался тот период его жизни, когда он решил достать самые дальние уголки Вселенной. Жиреть, то бишь. На нем были синие плавки с дурацкими морскими коньками. Кажется, он носил их в каком-то фильме. Кстати, тот второй, который занял его место, - это его вы видели, когда Элвис стал реально жирным. Поверить не могу, что он стольких одурачил. Вы сами приглядитесь к фоткам после 1974-го, ясно же видно, что он не Элвис. Ни подбородок, ни скулы не похожи.
Элвис взял полотенце и, вытираясь, сказал:
- Я зову: «Джонни, Джонни, выпусти меня. Выпусти меня, гондон, блять, я тут тону, весь уже сопрел», - зову, а сам слышу, как ты пежишься вовсю.
- Прости, - сказал я.