Выходя из «Эпикурейца», Чили Палмер взглянул на часы. Был час пополудни, и день стоял прекрасный – солнечный день середины сентября, когда на градуснике 25°, и машины по Беверли-бульвар идут ровным потоком, и пробок нет, как это чаще всего бывает в середине дня.
С Лорел-авеню из-за поворота на Беверли выкатил большой, с четырьмя дверцами, немытый седан. На повороте он вынужден был на несколько секунд встать, а Чили, подносивший в это время спичку к потухшей гаванской сигаре, оказался как раз напротив. Он обратил внимание на человека на переднем сиденье и рассмотрел его с расстояния не больше пятнадцати футов, потому что волосы того как-то не подходили его лицу. Лицо казалось гораздо старше, чем эта густая и черная шевелюра, похожая на парик, слишком большой по размеру. Мужчина повернулся, и Чили заметил, что на нем были солнечные очки. Мужчина глядел прямо на Чили, нет, глядел он мимо него, а потом седан тронулся, свернул на Беверли, очень медленно свернул, миновал припаркованные у тротуара машины и среди них машину Томми – белый «роллс», нарядный, как свадебный торт, – поравнялся с «фордом»-пикап и встал. Чили ждал. Это было похоже на сцену из кинофильма.
Передняя дверца седана открылась, и мужчина в парике вылез наружу. Жилистый такой, небольшой, лет пятидесяти. Нацепил на голову парик – волосы какой-нибудь кореянки, чтобы выглядеть моложе. Чили пожалел его. Не понимает, что в парике он выглядит дурак дураком. Надо бы ему это сказать, а сказав, тут же пригнуться. Похоже, мужчина этот из тех коротышек, что вечно настороже и в каждом слове усматривают обиду. Чили увидел, что мужчина смотрит в сторону кафе «Эпикуреец». Внимательно смотрит. А потом Чили увидел, что мужчина поднял обе руки, и в руках у него, о, господи, пистолет – на ярком солнце сверкнул металл. Теперь мужчина держал пистолет в одной руке и тянул эту руку вперед. Чили успел только крикнуть: «Томми!» Громко крикнуть, но было поздно. Мужчина в парике стрелял в Томми, выпуская пули одну за другой, как в тире. Стрельба была оглушительной, и тут же раздались вопли, скрежет стульев, люди бросились под столики на землю, послышался звон стекла – это разбилась витрина позади того места, где сидел Томми, а сам он продолжал сидеть неподвижно в своем кресле, свесив голову, весь усыпанный осколками и с осколками в волосах. Чили видел, как мужчина в парике оглядел картину содеянного им разрушения, видел, как он повернулся к машине, дверца которой так и оставалась открытой, и сунул руку внутрь, к ветровому стеклу. Он не спешил и сейчас глядел в его сторону, глядел прямо на Чили. Окинув его внимательным взглядом, он сел в машину, и она укатила.
Какая-то женщина воскликнула: «О, боже!» – и, отвернувшись, попыталась выбраться из толпы, собравшейся поглазеть на Томми Афена, тяжело осевшего в кресле. В толпе стоял и Чили, чувствуя, как люди все прибывают. Они спрашивали, попал или не попал и вызвали ли «скорую». Спрашивали, знаменитость ли Томми. Кто-то сказал:
– Вызвали по девять-одиннадцать.
Другой мужчина, стоявший рядом с Чили, спросил его:
– Ведь вы были с ним, не так ли? Другой сказал:
– Да, они вместе были.
Судя по всему, пуля угодила Томми в голову. Всего одна пуля из пяти выстрелов, которые насчитал Чили и которые все еще отдавались в его ушах, но и одной пули оказалось достаточно. Чили стоял молча. Он видел все произошедшее, но предвидеть это не сумел и теперь чувствовал страх. Господи, он еще пожалел этого в парике, тратил время на жалость, вместо того чтобы крикнуть Томми, едва этот тип вылез из машины!
Чили знал, что должен немедленно убираться отсюда, если не хочет провести остаток дня в обществе сыщиков из отдела убийств, которые станут приставать с расспросами о том, что у него общего с Томми Афеном и почему они завтракали вместе. И почему его не было за столиком, когда шлепнули Томми. Сыщики станут искать Томми в компьютере. Они станут искать в компьютере их обоих, черт побери, и часами будут копаться в их прошлом.
Однако уйти он не мог. Как уйти, когда вокруг столько свидетелей, добропорядочных граждан, только и ждущих отправить его в полицию, оказать следствию посильную помощь. Он огляделся и увидел направленные на него взгляды. Когда он смотрел на них, люди отводили глаза и сторонились его, когда он пробирался в толпе, – какие-то хорошенькие девушки и несколько парней – костюмов с галстуками на них, конечно, не было. Но не успел он добраться до угла, как прибыли детективы – черный и белый, и полицейские в формах распорядились всем оставаться на местах и не покидать места происшествия. Потом первое, что сделали полицейские, это проверили водительские права у каждого свидетеля – у всех, говоривших, что видели парня раньше, чем от выстрела разлетелась витрина.
Детективы прибыли в «краун вике», и им тут же указали на Чили Палмера, с которым они побеседовали несколько минут, после чего спросили, не согласится ли он проехать с ними в Уилширский полицейский участок на углу Ла-Вреа и Венис-бульвар, пообещав доставить его обратно, чтобы забрать автомобиль.
Чили не выразил согласия, но и несогласия тоже не выразил. Он помалкивал, прокручивая в голове всю сцену, как бы мысленно записывая ее. Значит, парня, играющего Томми, делать главным героем нельзя. Какая звезда согласится, чтобы его шлепнули спустя десять минут после начала картины?
Нет, но это может стать зачином картины о музыкальном бизнесе.
2
Они провели Чили с заднего хода в дежурку, похожую на ту, что изображалась в «Барни Миллере», только эта была гораздо больше: сдвинутые столы, на каждом – компьютер, папки, картотеки с броской надписью: «Дела арестованных». Через дежурку его провели в кабинет, где детектив, отрекомендовавшийся Даррилом Холмсом, предложил Чили чашечку кофе. Чили сказал, что не возражал бы, черный, пожалуйста, и добавил:
– Знаете, впервые коп предлагает мне что-то, кроме как подписать «согласованное признание вины».
– Да? – сказал Даррил Холмс – Вам и это приходилось подписывать?
– Ничего и никогда я не признавал, и обвинение бывало снято, – сказал Чили. Он чувствовал, что Даррилу нравится его откровенность и что обходить острые углы с ним не нужно. Они смогут найти общий язык – два парня, черный и белый, оба в отличных костюмах – у Даррила костюм был бежеватый, – мирно болтающие в кабинете начальника сыскной службы.
– Лейтенант любезно предоставил нам свой кабинет, – сказал Даррил. – Отдохните пока, расслабьтесь. Когда в дежурку приводят всех этих свидетелей для дачи показаний с глазу на глаз, там не продохнуть. Похоже на свалку на хоккейном поле. А у нас и без того тесно.
– А вы не лейтенант? – осведомился Чили.
– Нет, я в отделе организованной преступности подвизаюсь, – сказал Даррил и совсем уж собрался выйти за кофе, но у дверей заметил: – Это вы сделали картину «Поймать Лео»? Классная штука, животики надорвешь. Только, на мой взгляд, Майкл Вир тут для своей роли не подходит. Кто это испугается такого коротышку? Ну, устраивайтесь поудобнее, – добавил Даррил, – я сейчас вернусь.
Да уж, устроишься тут поудобнее, как же! Парень из отдела организованной преступности, не убийств, а организованной преступности, и, значит, Чили заранее знал, о чем тот будет спрашивать. «Устраивайтесь поудобнее»… Кабинет был завален не хуже дежурки. На круглом столе лежали старые протоколы, стол этот занимал почти всю комнату, а к нему был притиснут еще стол лейтенанта. На стенде висели цифры отчетности – число выпущенных на свободу, 123 ордера на арест, 53 заключенных под стражу. Там же можно было прочесть изречение «С хулиганами у нас разговор короткий: выследить и поймать с поличным». Чили сидел у круглого стола, листая старые протоколы, разглядывая доску объявлений, фотографии копов и благодарности в рамочках. Прождал он ровно двенадцать минут – он засек время, – пока не вернулся Даррил Холмс, неся две пластмассовые чашечки с кофе. Он поставил их на круглый стол, после чего присоединился к Чили.
– Исходя из прошлого опыта, – сказал Чили, зная, что за это время данные о нем уже успели поискать в компьютере, – я подозревал, что разговаривать со мной будут в комнате для допросов.
– Вы хотите сказать, для бесед с глазу на глаз, – поправил его Даррил.
– Ну, если теперь это называется таким образом. Раньше там обычно стоял железный стол с жестяной пепельницей, всегда полной окурков. – Чили глотнул кофе, горячего, но несвежего, оставшегося с утра. – На случай, если вы не в курсе, – сказал он, – меня в прошлом разок-другой арестовывали, но осужден я не был, потому что, по счастью, закона я никогда не нарушал.
– Ростовщичество закону не противоречит, не так ли? – заметил Даррил.
– Ну, это было уже потом, в Майами, когда я был, что называется, финансовым воротилой, давал взаймы под крупные проценты. Но что касается законности, я всегда был скрупулезен. Дело это такое, что надо быть особенно аккуратным. Меня ни разу не привлекали, да и жалоб не было.
– Боялись, да?
– Видите ли, Даррил, ко мне приходили лишь те, которые в банк и соваться не могли. Клиенты, готовые рискнуть. Ну а если клиент не может предоставить солидное обеспечение, соответственно повышаешь и процент. Каждому клиенту я говорил: «Если сомневаешься, сможешь ли отдать, лучше денег не бери». Они не подписывали бумаг, не привлекали к обеспечению родственников. Даже автомобиль жены, как я говорил, не привлекался в качестве обеспечения. – Чили сделал паузу, но Даррил даже не улыбнулся. Следователь отдела организованной преступности ждал, когда можно будет начать задавать вопросы. – Все основывалось на честном слове. И все мои клиенты платили, все, кроме одного. Лео Дево, владелец химчистки, вот он меня подвел. Я пустился за ним в погоню и сам не заметил, как очутился в кинобизнесе.
– Это мне известно, – сказал Даррил. – Газеты писали о предыстории вашей картины «Поймать Лео». А продолжения ее вы так и не выпустили.
– Выпустил. Но это к делу не относится. Сейчас мне надо лишь увериться, что вы знаете точные факты моей биографии и в досье моем ничего не напутано. Если досье мое все еще существует. Когда в юности меня арестовывали, то обвиняли обычно в рэкете, но в вину мне могли вменить лишь порочащие меня знакомства. Некоторые из моих знакомых, как я понимаю, были пойманы и арестованы.