что я взяла с собой черное из тюля. Его раньше носила мама, а потом это платье перешили для меня. Оно не очень нарядное…
— Наверняка не очень, — заметила леди Фитц, в свою очередь скорчив гримасу, — если его перешивала мисс Мэрфи. Но черный цвет тебе должен быть к лицу, а для оживления картины я одолжу свой жемчуг. Только прошу тебя, не потеряй его.
— Конечно не потеряю! — воскликнула Кэти. — Но почему вы хотите мне его одолжить? Почему я должна носить жемчуг?..
— Почему бы и нет? — ответила вопросом на вопрос леди Фитц с несколько загадочным видом. Потом она встала, взяла на руки Мопса и объявила, что хочет немного отдохнуть у себя в комнате перед встречей с гостями. — Ты знаешь, где твоя комната, моя дорогая. Та, что с новым сиренево-розовым мебельным ситцем, рядом с гостиной миссис О'Хара. Если тебе что-нибудь нужно, она об этом позаботится. Она тебя очень любит, и у нее хорошее настроение, несмотря на то, что гости приехали неожиданно.
Кэти решила, что не стоит о чем-то просить миссис О'Хара, и провела восхитительный час в очаровательной спальне, совершенно не похожей на комнатку у себя дома с низким потолком, готовясь к вечеру. Переодеваться к обеду было еще рано, поскольку в Маунт-Осборне накрывали на стол не раньше половины девятого. Так что Кэти понежилась в горячей ванне, а потом начала неторопливо одеваться.
Она расчесала волосы и уложила их так, что они свободно спадали ей на плечи, а их блестящие волны подчеркивали жемчужную бледность кожи. Кэти едва коснулась губ помадой, но они стали заметно ярче, а уголки ее изящного рта призывно заиграли. Леди Фитцосборн очень нравилось, когда на этих нежных губах появлялась улыбка, сияющая, как раннее утро.
Большие карие глаза Кэти критически взглянули на ее собственное отражение в зеркале. Дело было в том, что черное платье перешили довольно плохо, и Кэти спасал только полумрак. Если не считать, конечно, жемчуга леди Фитц, который она, однако, посмела надеть только в самый последний момент. А поскольку время еще оставалось, Кэти накинула твидовое пальто и выскользнула по черной лестнице в сад, чтобы погулять до сумерек.
Все снова заволокло туманом. Гуляя по аллее, Кэти чувствовала, что влага оседает на кончиках ее волос, что на них повисают блестящие капли. Солнце клонилось к закату, и Кэти начала немного замерзать. Летом здесь было очень красиво, но сейчас все казалось несколько мрачным. А в розовом саду, где устраивались приемы, казалось, безжизненные кусты и высокие ухоженные деревья до сих пор пребывают в зимней спячке.
Кэти направилась обратно к дому и вошла через оранжерею, где у леди Фитц стояло множество разных ваз с цветами. Там также хранили галоши и плащи, а еще в оранжерее находилась подставка для тростей и зонтов. Закрыв стеклянную дверь, Кэти услышала какой-то шум. Она повернулась и увидела, как незнакомый ей высокий человек пытается втолкнуть в подставку складную трость. Его худое загорелое лицо выражало сущую муку — казалось, его раздражает все, что противится ему, каким бы то ни было образом, и сейчас он с этой мукой на лице сражался со своей тростью. Кэти явственно услышала, как он тихо и ожесточенно ругается:
— Что за климат! Неудивительно, что ирландцы умеют выращивать только картошку!
— Прошу прошения? — тихо пробормотала Кэти, направляясь прямо к нему. Она улыбнулась, и в уголках губ заиграли ямочки. При слабом освещении Кэти казалась ненастоящим, сказочным существом.
Глава 3
Он разматывал шарф. Кэти внезапно поняла, что в нем он кажется таким удивительным и даже оригинальным. Поскольку леди Фитцосборн не имела привычки впускать к себе в оранжерею молодых людей, отличающихся надменной красотой, это наверняка был не кто иной, как маркиз де Барратейра — несчастный Себастьян!
Его золотистые волосы сияли матовым блеском, а глубина темно-синих глаз потрясала. Кэти убедилась в этом, когда он щелкнул выключателем. Оказавшись в одном ярде от него, при электрическом свете она увидела и сверкающие капли на кончиках его невероятно длинных ресниц. А его волосы были не просто влажными, как у нее, с них буквально текла вода.
— О-о, — озабоченно воскликнула она, — где же вы были?
— На прогулке, — коротко ответил он. — Здесь все равно больше нечем заняться.
— Должно быть, вы ходили к озеру, раз так промокли. Или гуляли в лесу?
— Не знаю. — В его голосе чувствовались нескрываемое раздражение и нотки ребяческого каприза. — Я знаю только, что ненавижу мокнуть под дождем и ненавижу мерзнуть, а со мной произошло и то и другое. Я же приезжал сюда в детстве. Как я мог забыть, что здешнее центральное отопление совсем не то, что в Нью-Йорке?
— А вы только что из Нью-Йорка?
— Я был в Америке… да. — Его сердитые темно-синие глаза, как будто недоумевали, почему она задает так много вопросов. Он начал стягивать с себя пальто — прекрасно скроенное фланелевое пальто, которое нисколько не напоминало подобные пальто, когда-то предназначавшиеся для моряков в плаваниях.
Кэти пришла ему на помощь и взяла у него пальто.
— Вот, дайте его мне. Я повешу пальто на вешалку, и оно скоро высохнет. — Кэти так и сделала, а потом включила электрокамин, чтобы он согрел руки. Она увидела, как мужчина вытер лицо большим шелковым носовым платком, темно-вишневым в белый горошек, после чего протянул руки к теплому обогревателю. Кэти не могла не обратить внимания на их безукоризненную форму и ухоженность. Не могла не отметить холеные ногти и чувственные кончики пальцев. Из-под белоснежных манжет виднелись запястья. Она подумала, что его портной, должно быть, получает немалые деньги за столь безукоризненную работу. И даже, несмотря на то, что его замшевые туфли пропитались ирландским туманом, выглядел он так, будто его с колыбели только и делали, что нежили, баловали и любили до безумия.
Она с трудом сдержала улыбку, представив, что сказал бы кузен Патрик из сельскохозяйственного колледжа при виде этого восхитительного красавца… этого баловня судьбы, носившего титул португальского маркиза, но при этом на него не похожего. Во всяком случае, Кэти не так представляла себе португальских маркизов!
Должно быть, ирландская кровь оказалась очень сильной, раз у него такие глаза и волосы.
— Итак? — довольно грубо спросил он.
И Кэти почувствовала, что заливается румянцем. Она только сейчас поняла, что беззастенчиво уставилась на него.
— Ваше пальто скоро высохнет. Надеюсь, вы хоть немного согрелись?
— В общем, да. — Он улыбнулся, причем довольно насмешливо. Белозубая, невероятно привлекательная улыбка. — Вы очень добры, а я веду себя очень невоспитанно, — признал он. — Прошу прошения, сеньорита! — Он поклонился и, как по мановению волшебной палочки, превратился в вельможного гранда из старинного рода. С безукоризненными манерами. — Меня зовут Себастьян де Барратейра. Надеюсь, вы меня простите, если вам показалось, что я принял как должное ваши доброту и внимание! Я не знаю, кто вы… — Он внимательно посмотрел на нее. — Но таких красивых волос я еще никогда не видел, — с некоторым удивлением добавил он.
— Спасибо. — Кэти густо покраснела. — Меня зовут Кэтлин Шеридан, я секретарша леди Фитцосборн. Приехала сюда на выходные, — добавила она.
— Вот как? — По его тону Кэти не могла понять, удивлен ли он, доволен или заинтригован. Но он протянул руку, и она коснулась его длинных тонких пальцев, загоревших под бермудским солнцем и под солнцем его родной страны. — В таком случае о необходимых мне земных благах хорошо позаботятся. Судя по всему, у вас очень доброе сердце.
Он взглянул на свои туфли, и она услышала, как они хлюпнули, когда он пошевелился.
— Брр! По-моему, здесь все равно отвратительный климат. После сегодняшней небольшой прогулки я, вероятно, подхвачу двухстороннее воспаление легких.
— Не подхватите, если побыстрее снимете эти туфли, — сказала она, — и наденете сухую обувь. — Кэти оглянулась по сторонам, как будто ожидая, что сухие туфли сами появятся перед ней в оранжерее. Но когда этого не произошло, ей пришла в голову очередная мысль. — Я могу подняться в вашу комнату и принести тапочки, а вы пока можете пойти в библиотеку и выпить крепкого виски… (Как часто отец рассказывал ей о положительном воздействии крепкого виски?) сесть перед огнем и согреться по-настоящему.
Ей почему-то и в голову не пришло, что подобное предложение может показаться весьма необычным. Судя по всему, ему это тоже не пришло в голову, потому что уголки его губ приподнялись в неожиданно ласковой и одобрительной улыбке.
— Очень хорошо, моя прекрасная рыжеволосая сеньорита! А вы знаете, что ваши волосы также намокли?
Кэти тряхнула волосами, и во все стороны полетели брызги. Она почувствовала, что вопреки желанию краснеет.
— Ничего страшного. Я привыкла мокнуть под дождем.
— Но, по-моему, не привыкли к тому, что вас называют красивой. — Он весело улыбнулся. — Странно, ведь у вас такие великолепные волосы. Вы, должно быть, никогда не стригли их коротко в погоне за модой.
— Они рыжие, — сказала она. — От этого никуда не денешься!
Маркиз равнодушно кивнул, как будто утратил интерес к этой теме.
— Когда-то у нас в школе этот цвет называли морковным!
Когда Кэти вернулась, он сидел в библиотеке у камина и с удовольствием потягивал из большого стакана виски с содовой. Он позволил ей опуститься на колени и развязать мокрые шнурки у него на туфлях, но, когда Кэти начала снимать с него туфли, собираясь надеть тапочки, он отстранил ее и сказал с некоторой насмешкой в голосе:
— Нет-нет, я не так уж беспомощен!
Стоя перед ним на коленях, Кэти вдруг почувствовала себя юной нищенкой у ног короля. К счастью, подобное сравнение пришло в голову только ей. Себастьян откинулся на спинку кресла, глядя на нее потрясающими темно-синими глазами, обрамленными длинными ресницами. В его пристальном взгляде Кэти заметила веселье и насмешку, задумчивость и некую иронию. Потом он резко встал, снял пальто с Кэти, повесил его на спинку кресла, которое придвинул к яркому огню, и усадил в кресло Кэти. Как будто стряхнул с себя лень и вновь стал учтивым джентльменом. Кэти почувствовала странное смущение.