Мои родители являлись детьми итальянских иммигрантов, которые переехали в Америку в начале двадцатого века. Папа был первым в своей семье, кто поступил в университет. Он стал целеустремленным юношей с духом предпринимателя и верил, что «американская мечта» не за горами. Свой путь он начал с маленького продуктового магазина, который они держали вместе с мамой.
Папа был одержим успехом – потому что считал заботу о семье своим главным долгом. С ранних лет я понял, что для моего отца основной миссией в жизни было обеспечивать семью: дать нам крышу над головой, еду, одежду и образование.
За несколько лет до моего рождения мой отец принял смелое решение основать вместе с несколькими партнёрами свою собственную компанию по страхованию жизни. Я не знаю всех подробностей, но эти партнёры выдворили папу из компании, и он оказался в сложной ситуации. И вот в сорок два года отец остался без работы, с тремя детьми, которых надо было кормить, и ещё близнецы (я и мой брат Гэри), которые должны были скоро родиться. Отцу пришлось начинать всё сначала. Папа решил потратить немного оставшихся сбережений, чтобы получить лицензию биржевого маклера и в очередной раз начать новую карьеру.
Благодаря папиному упорству, трудовой дисциплине и неуёмному желанию заботиться о семье, это новое дело стало приносить плоды. Он купил новый автомобиль Lincoln Town Car (Lincoln класса люкс), которым очень гордился. Сразу после того, как мне исполнилось восемь лет, мы переехали в новый дом, а наш участок (более чем в полгектара) протянулся вдоль берега озера. У нас имелась лодка для рыбалки и водных лыж, а также садовый трактор. Нашими соседями с обеих сторон были врачи, а в то время именно они являлись самыми успешными людьми в нашем районе. Папина усердная работа и его успех в брокерской фирме твёрдо укрепили позиции нашей семьи в среднем классе. Я часто слышал, как папа и мама говорили, что «у нас всё получилось». Даже будучи ребёнком, я понимал, что произошло что‑то необыкновенное.
Мы жили в новом доме на берегу озера, и это была прекрасная пора детства… но продлилась она недолго. Всего лишь через полтора года после того, как папа купил дом своей мечты, он умер от сердечного приступа, а был он тогда ещё молод – всего пятьдесят два года.
Мама стала вдовой в сорок восемь лет; при этом у неё осталось пятеро детей, немного денег (выплата по страхованию жизни отца) и большой дом в пригороде, который требовал постоянного внимания. У мамы не было профессиональных навыков, которые могли пригодиться на рынке работы и принести нам новый доход. Всю свою жизнь она посвятила детям и мужу. А теперь ей нужно было придумать, как сберечь те деньги, которые остались от отца, и как выжать из них оплату на университетское обучение пятерых детей.
Для мамы это было очень непросто, так как у неё не было высшего образования и она не умела зарабатывать. Мама выросла во времена Великой депрессии и не хотела, чтобы ей и детям приходилось так же сводить концы с концами, как это было в те времена. Так что мама стала в некотором смысле одержима тем, чтобы хоть как‑то прокормить нас на те небольшие деньги, которые достались нам от отца.
Она во всём видела будущий расход и угрозу и вскоре начала экономить везде и повсюду. Мама тотчас же выставила папин дом мечты на продажу. Нам пришлось переехать в город – в крошечный кирпичный домик на крошечном участке, а все дома вокруг нас были шаблонные, как из формочки. Исчезло озеро, и невозможно уже было кататься на лодке, рыбачить, ловить крабов и охотиться прямо рядом с домом. Я был сокрушён.
В нашем новом доме царило горе – все мы тосковали по отцу. Но это было не всё: мама была напугана, и я это чувствовал – она жила в постоянном страхе. Другие мальчишки моего возраста проводили время с папами: играли, охотились, ездили на рыбалку; я же сидел дома и смотрел, как мама вырезает купоны и всё время беспокоится о ценах на «хлеб насущный» и тому подобное. Мама умела выжимать все соки из каждого цента. Её философия дефицита и нехватки проявлялась во всех наших занятиях.
В то же время мама постоянно напоминала мне о том, как мне сильно повезло и что я должен быть очень благодарен за всё, что у нас было. Она утверждала: «Благодаря твоему папе мы попали в средний класс – у нас есть больше, чем у большинства». Я слушал это снова и снова. «Всегда цени то, что у нас есть».
Я старался быть благодарным и ценить всё, что у нас было, но у меня в голове всё это совершенно не укладывалось. Ситуация казалась мне такой глупой и неправильной. Мне десять лет, папа умер, любимого дома больше нет, мама живёт в постоянном страхе, а я за это должен быть благодарен? Я был вовсе не благодарен, я лопался от злости!
Тогда я этого не знал, но эти тяжёлые времена посеяли во мне зерно той мотивации, которая потом двигала мною в жизни. Несмотря на всю мою любовь к маме, несмотря на то, что я восхищался ей и ценил её заботу, несмотря на мою благодарность за то, что у нас была одежда, еда и крыша над головой, я не хотел жить в постоянном беспокойстве. В шестнадцать лет я поклялся маме: «Когда я вырасту, я стану богатым, чтобы никогда не жить в страхе и не считать каждый цент! А после этого я помогу ещё многим людям. Этот средний класс – это полный отстой. Я добьюсь того, что по праву моё!»
Не успели эти слова вырваться, как я сразу же понял, что они прозвучали как слова избалованного, неблагодарного, дерзкого, буйного и заносчивого сопляка‑подростка. У мамы было такое выражение лица, какое бывает у всех родителей, когда их ребенок зашёл слишком далеко. Она была в ярости и в то же время разочарована и расстроена. А я всё равно ощущал непреодолимое чувство бессилия, потому что знал, что я ни в чём ничего не могу исправить.
Мои срывы происходили всё чаще и чаще. И с каждым разом я всё больше понимал, что я одновременно и прав, и не прав. Да, я знал, что нужно быть благодарным – ведь многие жили ещё хуже, чем мы. Но в то же время я был уверен, что в моём мышлении есть доля правды. Почему нужно жить так, чтобы еле‑еле сводить концы с концами – и при этом всё равно беспокоиться о деньгах? Когда спор утихал, я пытался объяснить маме, что дело не в том, что я не благодарен ей за всё, что она делала для нас, или за всё, что у нас было. Просто и тогда, и позже я чувствовал эту постоянную внутреннюю борьбу, а этот спор о верности и неверности идей о недостатке и о деньгах продолжался многие годы – и внутри меня, и с другими людьми.
Каждый раз, когда я срывался, моя мама (а потом мои девушки и друзья) говорили мне одно и то же: «Но мы же живём лучше, чем другие». Этот ответ мне до сих пор чужд. Во‑первых, какое отношение эти «другие» имеют к моей жизни? Во‑вторых, каждый раз, когда я сравнивал себя с теми, кто жил лучше, чем мы, – с теми, кто по‑настоящему вдыхал и вкушал жизнь, – моя мама, девушки и друзья парировали: «Не надо сравнивать себя с другими». Это был замкнутый круг.
Я повторял себе раз за разом: «Придёт день, когда я стану очень успешным». Но я перестал говорить это маме, потому что каждый раз после этих слов она наклонялась ко мне, обнимала и отвечала: «Почему ты не можешь просто довольствоваться тем, что у нас есть?» А затем снова начинала рассказывать мне, как она заботилась о пятерых своих братьях и сёстрах, когда росла, и при этом у них не было ни денег, ни малейшего представления, чем они будут питаться завтра.
Цикл не прекращался – долгоиграющая пластинка с попыткой разубедить меня в том, что я считал для себя возможным и чего желал. Сколько бы раз я ни пытался убедить себя в маминой логике, так никогда и не складывалось. Папа вкалывает как проклятый, наконец‑то покупает идеальный дом, неожиданно умирает, а его семья остаётся без поддержки и дрожит от ужаса каждый раз, когда нужно идти в магазин, – боится, что могут закончиться деньги. Нет уж, спасибо.
Когда я вспоминаю те дни, я понимаю, что был единственным, кто разумно смотрел на то, как действительно устроен мир.
В то время я ничем не мог помочь своей семье. Я был молод, расстроен нашим положением и, честно говоря, просто не знал, как помочь. У меня было слишком много свободного времени, а вот хорошего и сильного примера не было; и не было никого, кто бы меня действительно воспитывал. И я успешно превратился в проблемного подростка.
К старшим классам я стал тем ещё подарочком – нахальным самоуверенным выскочкой, к тому же я не держал язык за зубами. Я мешал вести уроки, и меня нередко выгоняли из класса. Не говоря уже о том, что я постоянно водился с девушками игроков американского футбола и поэтому каждую неделю ввязывался в драки с игроками футбольной команды. В общем, я создавал больше проблем, чем моя бедная мама могла решить.
К моменту выпуска из школы я уже связался с плохой компанией: я пил, курил и пробовал различные наркотики, которые превратились в каждодневную привычку. В шестнадцать я начал курить травку, а к девятнадцати принимал вообще всё подряд – всё, что было доступно. Чего я только не перепробовал! Разве что не кололся. У меня появились огромные ежедневные проблемы с наркотиками.
В университет я поступил, а произошло это потому, что прежде, чем отец умер, мама пообещала ему, что все дети получат высшее образование. Я считал, что обязан там учиться, хотя и не видел в этом смысла. В университете я впустую потратил пять долгих лет: в аудитории я совершенно не слушал преподавателей, почти ничего не вынес из обучения, но в то же время мои оценки были достаточно высокими для того, чтобы меня не отчислили. В итоге я закончил обучение с дипломом бухгалтера, который я вообще не собирался использовать, и в придачу – с долгом за обучение в 40 000 долларов.
Не очень‑то приятная картина. В двадцать три я весил где‑то по меньшей мере на десять килограммов меньше, чем надо, а моё лицо посерело из‑за наркотиков. Я стал паршивой овцой семьи. Пусть я и ранее декларировал во всеуслышание, что хочу разбогатеть, но на тот миг у меня не было ни способностей, ни самоуважения, ни целей, ни пути. Мне удалось получить работу в автосалоне, но там не было для меня никаких перспектив.