Призыв к мирному сотрудничеству между буддистами, мусульманами и представителями других религий, направленному на создание всеобщей панрелигиозной этики, звучал и в других местах. Так, в 1996 году Дайсаку Икеда, президент Сока Гаккай Интернешнл основал в Токио (Япония) и Гонолулу (Гавайи, США) Институт глобального мира и политики Тода. Институт занимается проблемами развития «глобальной цивилизации», такими как защита человеческой жизни, охрана окружающей среды и гармоничное развитие всех человеческих сообществ. Он спонсировал многочисленные конференции и публикации, к числу которых относится «Глобальная цивилизация: буддийско-исламский диалог».
Его Святейшество Четырнадцатый Далай-лама также неоднократно призывал всех людей, как последователей различных религий, так и «неверующих», принять на себя «вселенскую ответственность» за создание и укрепление мира во всём мире на основе «светской этики», общей для всех религий и гуманистических систем. Светская этика опирается на подтверждение важности основных человеческих ценностей, таких как равное желание всех достичь счастья и избежать несчастья и равное право каждого быть счастливым и не страдать.
С таким посланием Его Святейшество принял участие во многих межконфессиональных диалогах. Со встречи Его Святейшества с доктором Тирмизиоу Диалло, потомственным главной суфийского ордена в Гвинее (Западная Африка), которая состоялась в Дхарамсале (Индия) в марте 1995 года и была посвящена состраданию в буддизме и суфизме, началось его участие в развитии буддийско-мусульманских отношений. К более поздним встречам относятся «Собрание сердец, излучающих сострадание», которое прошло в апреле 2006 года в Сан-Франциско (Калифорния, США), и «Опасности глобализации: предлагают ли религии решение или они сами являются частью проблемы?», которая состоялась в октябре 2006 года в Праге (Чешская Республика).
Буддийско-мусульманские проблемы обсуждались и на научных конференциях, призванных содействовать более глубокому их пониманию посредством исторических исследований. В мае 1994 года я впервые принял участие в таком совместном проекте. Это были встречи с исламскими учёными университетов Бишкека (Киргизия) и Алматы (Казахстан), за которыми последовали обсуждения в феврале 1995 года в Стамбуле (Турция). Их целью был более объективный анализ взаимодействия буддизма и ислама в Центральной Азии и на полуострове Индостан, без односторонних суждений, делающих упор только на насилии и разрушении монастырей. В ноябре 1995 года эти переговоры дополнились встречами в Каире (Египет), Мафраке (Иордания) и снова в Стамбуле. В октябре 1996 года, после посещений университетов Бишкека, Алматы, Каира, Мафрака и Стамбула, я принял участие в более обширном раунде переговоров в Конье, Кайсери и Анкаре (Турция). Итоги этого обмена знаниями отражены в моей электронной книге «Историческое взаимодействие буддийской и исламской культур до возникновения Монгольской империи».
Позже, в октябре – ноябре 2006 года в Глазго (Шотландия) прошли «Лекции Джеральда Вайсфельда», на которых были представлены работы «Мусульманское представление о буддизме» и «Буддийское представление об исламе». В таком же ключе в ноябре 2006 года Институт Варбурга провёл в Лондоне (Англия) научную конференцию «Ислам и Тибет: культурное взаимодействие». Тем самым, становится видно, что многие организации по всему миру признают важность укрепления межконфессионального взаимопонимания между мировыми религиями и гуманистическими системами, включая буддизм и ислам.
Перспективы будущего диалога
В настоящее время при ведении буддийско-мусульманских диалогов основной упор делается на отыскание и подтверждение общих нравственных ценностей, которые смогли бы помочь остановить волну межобщинного насилия в мире. В связи с этим Его Святейшество Четырнадцатый Далай-лама во время публичной лекции «Сострадание – источник счастья» в мае 2007 года в Мэдисоне (штат Висконсин, США) говорил о необходимости избегать крайних воззрений на этику. Одной стороной такого ограниченного представления об этике является утверждение, что она присуща исключительно той или иной конфессии, другой – суждение, что если человек не принадлежит к какой-либо определённой религиозной конфессии или не религиозен вообще, то он не имеет никаких этических ценностей. В частности, Его Святейшество отметил, что, судя по всему, таких взглядов придерживаются некоторые мусульмане. Далее он разъяснил свой призыв к «светской этике, основанной на основополагающих человеческих ценностях», сказав, что такая этика не исключает и не угрожает религиозной этике. Скорее, она охватывает общие ценности всех религиозных и гуманистических систем, так как стремление к счастью и свободе от страданий возникает из-за врождённых биологических факторов, независимо от того, является ли Бог их создателем.
Возможно, Его Святейшество дал это разъяснение в связи с реакцией многих мусульманских лидеров на Всеобщую декларацию прав человека, принятую Организацией Объединенных Наций в 1948 году. Через некоторое время после принятия Судан, Пакистан, Иран и Саудовская Аравия подвергли её критике, так как эта декларация не принимает во внимание значимость незападных религий и культур. Их возражения привели к тому, что в 1990 году министры сорока восьми исламских государств Организации Исламская Конференция приняли Каирскую декларацию о правах человека в исламе. Этот документ признаёт только те права человека, которые согласуются с мусульманским правом, шариатом.
Итак, для того чтобы буддисты и мусульмане смогли объединиться для взращивания мира, гармонии и социальной справедливости не только в двусторонних взаимоотношениях, но и во всём мире, им необходимо и далее исследовать общие этические принципы своих учений и опираться на них. В «Тантре Калачакры» уже указаны такие точки соприкосновения: обе системы признают, что личности несут ответственность за свои действия; последователи обеих систем соблюдают строгую этику.
Примечательно, что, хотя в ранних индийских буддийских философских текстах подробно опровергается существование Бога-творца, которое признаётся многими индуистскими философскими системами, в литературе Калачакры лишь упоминается о вере мусульман в творца – Рахмана, но не даётся никаких комментариев по этому поводу. В буддийском тексте не затрагивается вопрос существования всемогущего творца и говорится, что бессмысленно обсуждать происхождение естественного нравственного порядка вселенной – создан ли он Богом или существовал с безначальных времен. И хотя для того, чтобы удовлетворить требованиям, которые предъявляются к официально признанной религии, индонезийские буддисты назвали Адибудду из текстов Калачакры творцом, на сегодняшний день, так же как и во времена, когда появилась литература Калачакры, углублённый анализ этого вопроса не будет способствовать развитию межконфессионального сотрудничества в условиях насилия. Этот вопрос требует слишком много эмоциональных затрат с обеих сторон, а его обсуждение для большинства обычных последователей двух религий показалось бы чересчур философским и не применимым к их повседневной жизни и опыту.
Возможно, для буддийско-мусульманского доктринального диалога большее значение имеет вопрос священных войн. Арабское слово джихад в исламе означает борьбу, в которой необходимо терпеть лишения ради Аллаха. Хотя существует несколько классификаций джихада, большинство мусульман соглашается с двумя главными делениями: большой джихад и малый джихад. Большой джихад представляет собой внутреннюю борьбу в душе человека по преодолению мыслей и побуждений, которые противоречат мусульманским учениям. Малый джихад – вооружённая борьба с внешними угрозами исламу в целях защиты себя, своей семьи и общества от угнетения.
Среди исламских учёных и священнослужителей бытуют разные мнения по поводу того, какой из двух типов джихада основной. В то же время никто не может отрицать, что Коран допускает вооружённую борьбу во имя защиты ислама. Тем не менее, большой джихад может стать хорошей темой для плодотворного буддийско-мусульманского доктринального диалога и сотрудничества в содействии как региональному, так и глобальному миру. Чтобы подчеркнуть превосходство большого джихада, некоторые мусульманские учёные ссылаются на хадис:
«Когда войска возвратились из похода и отправились за благословением и миром для себя, своих семей и сподвижников к посланнику Аллаха, он сказал: “Вы вернулись к лучшему, с малого джихада к большому”. Кто-то спросил: “Что такое большой джихад?” На что тот ответил: “Это борьба слуги со страстью”».
В VIII веке н.э. индийский мастер Шантидева в сочинении «Вступая на путь бодхисаттвы» (санскр. Бодхичарья-аватара, глава 5, стих 12) выразил схожее мнение о преимуществе внутренней борьбы со своими собственными беспокоящими эмоциями, такими как гнев:
«Враждебные существа (повсюду), как пространство.
Одолеть их (всех) невозможно.
Но если я смогу победить свой гнев,
То это равносильно покорению всех врагов».
В диалоге с исламом об этих двух типах джихада у буддизма удобная доктринальная позиция: буддийские учения также содержат положения, подобные малому джихаду. Так, Его Святейшество Четырнадцатый Далай-лама отметил, что иногда – когда все ненасильственные, мирные способы терпят неудачу, – чтобы остановить насилие, направленное на других, необходимо использовать силовые методы. Однако такие радикальные меры должны подкрепляться правильной мотивацией – состраданием, как к жертвам, так и к виновникам насилия, а не гневом и ненавистью. Но в целом ненасильственные методы всегда предпочтительнее, так как насилие порождает лишь ещё большее насилие.
Область буддийско-мусульманского диалога о джихаде может быть полезно расширять, включив также стратегии по решению проблем охраны окружающей среды. Например, хотя в борьбе с глобальным потеплением и загрязнением окружающей среды необходимы внешние методы, гораздо большее значение имеет внутренняя борьба с недально