Будем как солнце. Книга символов — страница 3 из 26

Ласково млеет прохлада.

«Милый! Мой милый!» — Светло,

Сладко от беглого взгляда.  

Лебедь уплыл в полумглу,

Вдаль, под Луною белея.

Ластятся волны к веслу,

Ластится к влаге лилея.  

Слухом невольно ловлю

Лепет зеркального лона.

«Милый! Мой милый! Люблю!»—

Полночь глядит с небосклона.

ВОЗЗВАНЬЕ К ОКЕАНУ

Океан, мой древний прародитель,

Ты хранишь тысячелетний сон.

Светлый сумрак, жизнедатель, мститель,

Водный, вглубь ушедший, небосклон!  

Зеркало предвечных начинаний,

Видившее первую зарю,

Знающее больше наших знаний,

Я с тобой, с бессмертным, говорю!  

Ты никем не скованная цельность.

Мир земли для сердца мертв и пуст,

Ты же вечно дышишь в беспредельность

Тысячами юно-жадных уст!  

Тихий, бурный, нежный, стройно-важный,

Ты как жизнь: и правда, и обман.

Дай мне быть твоей пылинкой влажной,

Каплей в вечном… Вечность! Океан!

БЕЛЫЙ ПОЖАР

Я стою на прибрежьи, в пожаре прибоя,

И волна, проблистав белизной в вышине,

Точно конь, распаленный от бега и боя,

В напряженьи предсмертном домчалась ко мне.  

И за нею другие, как белые кони,

Разметав свои гривы, несутся, бегут,

Замирают от ужаса дикой погони,

И себя торопливостью жадною жгут.  

Опрокинулись, вспыхнули, вправо и влево,—

И, пред смертью вздохнув и блеснувши полней,

На песке умирают в дрожании гнева

Языки обессиленных белых огней.

ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ

Мы унижаемся и спорим

С своею собственной душой.

Я на год надышался Морем,

И на год я для всех чужой.  

Своих я бросил в чуждых странах,

Ушел туда, где гул волны,

Тонул в серебряных туманах,

И видел царственные сны.  

В прозрачном взоре отражая

Всю безграничность бледных вод,

Моя душа, для всех чужая,

Непостижимостью живет.  

Поняв подвижность легкой пены,

Я создаю дрожащий стих,

И так люблю свои измены,

Как неизменность всех своих.  

Недели странствий миновали,

Я к ним вернусь для тишины,

Для нерассказанной печали,

И для сверкания струны.  

В тот час, когда погаснет Солнце,

Она забьется, запоет,

Светлее звонкого червонца,

И полнозвучней синих вод.

ЛЬДИНЫ

На льдине холодной

Плыву я один.

Угрюмый, свободный,

Средь царственных льдин  

И ветер чуть дышит,

Как смолкнувший зов.

Но сердце не слышит

Родных голосов.  

Но сердце не хочет

Отраду найти.

И ветер пророчит

О вечном пути.  

Плывут властелины

Угрюмых глубин,

Свободные льдины,

Я в море — один.  

Любил я когда-то,

Но смех и печаль

Ушли без возврата

В туманную даль.  

Далеко, далеко

Создания сна.

Как мертвое око,

Мне светит Луна.  

Над водной равниной

Лишь ветер один.

Да льдина за льдиной

Встает из — за льдин.

СОН

Я спал. Я был свободен.

Мой дух соткал мне сон.

Он с жизнью был несходен,

Но с жизнью сопряжен.  

В нем странны были светы,

В нем было все — Луной.

Знакомые предметы

Манили новизной.  

Так лунно было, лунно,

В моем застывшем сне,

И что-то многострунно

Звучало в вышине.  

Небьющиеся воды

Мерцали неспеша.

В бескровности Природы

Везде была —душа.  

И в воздухе застыли,

Захвачены Луной,

Виденья давней были,

Знакомые со мной.  

Обрывы и уклоны,

И облака, и сны.

Но снова пели звоны

С воздушной вышины.  

И мир был беспределен,

Пронзенный блеском льдин.

Я был свободен, целен.

Я спал. Я был один.

С МОРСКОГО ДНА

1

На темном влажном дне морском,

    Где царство бледных дев,

Неясно носится кругом

    Безжизненный напев.

В нем нет дрожания страстей,

    Ни стона прошлых лет.

Здесь нет цветов и нет людей,

    Воспоминаний нет.

На этом темном влажном дне

    Нет волн и нет лучей.

И песня дев звучит во сне,

    И тот напев ничей.

Ничей, ничей, и вместе всех,

    Они во всем равны,

Один у них беззвучный смех

    И безразличны сны.

На тихом дне, среди камней,

    И влажно-светлых рыб,

Никто, в мельканьи ровных дней,

    Из бледных не погиб.

У всех прозрачный взор красив,

    Поют они меж трав,

Души страданьем не купив,

    Души не потеряв.

Меж трав прозрачных и прямых,

    Бескровных, как они,

Тот звук поет о снах немых:

    «Усни —усни — усни».

Тот звук поет: «Прекрасно дно

    Бесстрастной глубины.

Прекрасно то, что все равно,

    Что здесь мы все равны».

2

Но тихо, так тихо, меж дев, задремавших вокруг,

Послышался новый, дотоле неведомый, звук.

И нежно, так нежно, как вздох неподводной травы,

Шепнул он «Я с вами, но я не такая, как вы,

О, бледные сестры, простите, что я не молчу,

Но я не такая, и я не такого хочу.

Я так же воздушна, я дева морской глубины,

Но странное чувство мои затуманило сны.

Я между прекрасных прекрасна, стройна, и бледна.

Но хочется знать мне, одна ли нам правда дана.

Мы дышим во влаге, среди самоцветных камней.

Но что если в мире и любят и дышат полней!

Но что если, выйдя до волн, где бегут корабли,

Увижу я дали, и жгучее Солнце вдали!»

И точно понявши, что понятым быть не должно,

Все девы умолкли, и стало в их сердце темно.

И вдруг побледневши, исчезли, дрожа и скользя,

Как будто услышав, что слышать им было нельзя.

3

А та, которая осталась,

    Бледна и холодна?

Ей стало страшно, сердце сжалось,

    Она была одна?

Она любила хороводы,

    Меж искристых камней,

Она любила эти воды,

    В мельканьи ровных дней.

Она любила этих бледных

    Исчезнувших сестер,

Мечту их сказок заповедных,

    И призрачный их взор

Куда она идет отсюда?

    Быть может, там темно?

Быть может, нет прекрасней чуда,

    Как это — это дно?

И как пробиться ей, воздушной.

    Сквозь безразличность вод?

Но мысль ее, как друг послушный,

    Уже зовет, зовет

4

Ей вдруг припомнилось так ясно,

Что место есть, где зыбко дно.

Там все так странно, страшно, красно,

И всем там быть запрещено.

Там есть заветная пещера,

И кто-то чудный там живет

Колдун? Колдунья? Зверь? Химера?

Владыка жизни? Гений вод?

Она не знала, но хотела

На запрещенье посягнуть.

И вот у тайного предела

Она уж молит: «Где мой путь?»

Из этой мглы, так странно красной

В безлично-бледной глубине,

Раздался чей-то голос властный:

«Теперь и ты пришла ко мне!

Их было много, пожелавших

Покинуть царство глубины,

И в неизвестном мире ставших,—

Чем все, кто в мире, стать должны.

Сюда оттуда нет возврата,

Вернуться может только труп,

Чтоб рассказать свое „Когда-то“—

Усмешкой горькой мертвых губ.

И что в том мире неизвестном,

Мне рассказать тебе нельзя.

Но чрез меня, путем чудесным,

Тебя ведет твоя стезя».

И вот колдун, или колдунья,

Вещает деве глубины:

«Сегодня в мире новолунье,

Сегодня царствие Луны.

Есть в Море скрытые теченья,

И ты войдешь в одно из них,

Твое свершится назначенье,

Ты прочь уйдешь от вод морских.

Ты минешь море голубое,

В моря зеленые войдешь,

И в море алое, живое,

И в вольном воздухе вздохнешь.

Но, прежде чем в безвестность глянешь,

Ты будешь в образе другом.