Мечты рухнули в один миг. Очередная партия самогона ждала отправки, когда позвонил Петрович.
– Гоша, – сказал расстроено, – не приеду. Завязываем.
– Почему? – удивился я.
– Донос на меня написали. Конкуренты, чтоб им! Ко мне очередь стоит, а у них пусто. Позавидовали. Подослали кого-то под видом клиента, тот и пронюхал. Хорошо, человек нужный есть, ты ему виски делал. Он и предупредил. Кеги твои я убрал, приобрел белорусский самогон. Тут они обломаются, но дело надо пока прикрыть. Я на контроле. Извини и не держи зла.
Он отключился. Я бросил взгляд на выстроенные у стены кеги и трехлитровые банки. 300 литров! И куда теперь все это девать? Накрылся мой внедорожник…
От расстроенных чувств я напился. Не судите меня строго: пью я редко. Перед этим месяц не брал в рот. А сейчас наплескал в стакан виски и махнул враз. Закусил и налил снова. Нет смысла беречь – покупателя нет.
У хорошего самогона есть особенность – он бьет в ноги. Голова ясная, а ногам худо. В спальню я еле заполз. Там разделся и повалился на кровать.
Голова утром не болела – не водку пил. Небольшая сухость во рту – вот и все. Я встал, умылся, попил чаю и отправился в мастерскую. Наведу там порядок. Уберу кеги и банки, спрячу самогонные аппараты. Заодно буду думать, как жить.
Кеги я оттащил в погреб, аппараты – вглубь дровяного сарая, оставшегося еще от деда, мастерскую к нему пристроил, расширил. В мастерской они не мешали, но смотреть на них было тошно. Посмотрел на полные банки. Прятать их смысла нет – пригодятся на бартер с односельчанами. Захламлять дом не хотелось – будут напоминать. Взгляд мой уперся в стеллаж у стены. Его сделал дед. Стеллаж был не слишком высок – на пять полок. Стоял у дальней стены, потому пустовал. Инструмент должен быть под рукой.
Здесь я кое-что расскажу. Дом деда – с краю деревни. Тут есть небольшой холм, вернее, бугор. Край его попадал на участок. Срывать бугор дед не стал. То ли пожалел времени, то ли сил. Срезал одну сторону, и примостил к ней мастерскую. Вышло странно. С бугра можно перебраться на крышу строения. Да и земля за стеной – плохой вариант. Силикатный кирпич сырость не любит. Землю следовало убрать. Я думал этим заняться, но забыл. Кирпич сыростью не сочился, ну, и ладно. Вот у той стены и стоял стеллаж с фанерной задней стенкой.
Я взял банку и пошел к нему. С бодуна соображал плохо. Сдуру плюхнул банку на верхнюю. Стеллаж покачнулся и повалился на меня. Я поймал банку и отпрыгнул в сторону. Стеллаж грохнул на пол. Я застыл. В стене виднелся проем. Не слишком большой, но пройти можно. Стеллаж его прикрывал. За проемом виднелись кусты. Зеленые, полные жизни. Щебетали птички. Одна из них порхнула на ближнюю ветку и качнулась, поглядев на меня черным глазам. Доверия ей я не внушил. Птичка чирикнула и улетела.
Ничего необычного, скажете вы. Это как посмотреть. Забудем, что за стеной – бугор, и в проеме должна виднеться земля. Но сейчас октябрь. Вчера в Дымках были первые заморозки.
Разобраться во всем этом следовало. Я как был, то есть с банкой в руках, влез в проем. Знать бы тогда, чем все кончится… Или, что еще хуже, что с этого начнется.
Глава 2
Кусты росли густо – я с трудом продрался через плетение ветвей. Хорошо, что надел перед уборкой рабочий халат. Прочная ткань и длинные рукава защитили от царапин. Кисти не пострадали: банку я держал над головой.
Выбравшись на простор, я обернулся. Кусты росли у подножия холма. Вершина его была лысой, даже без травы. Странно… Я осмотрелся по сторонам. Небольшая поляна в лесу. Деревья вокруг старые и могучие, темные стволы, пышные кроны. Похожи на дубы, но явно не они. По листьям не определишь – почки только начинали распускаться. На ветви будто кто зеленью брызнул. Я перевел взгляд вниз. Молодая трава зеленела у ботинок. Весна. А Дымках осень. Куда ж меня занесло?
Ответа не было, и я решил провести разведку. То есть двинул, куда глаза глядят. Вокруг был лес. Деревья росли свободно, в отдалении друг от друга. На машине проехать можно. Подлеска не видно, даже кустов. Да и сам лес чистый, без бурелома и упавших веток. Ковер из опавших листьев покрывал землю, он слежался и пружинил под подошвами. Я присмотрелся к деревьям. Не дуб. Тогда что? Ольха? Не похоже. У той ствол тонкий, листья мелкие. У осины кора светлая. Липа? Нет. Тополь? Не он. Про дуб я уже говорил. Граб? На Брянщине он не растет, я его не видал.
Тут и там виднелся слежавшийся снег. Я втянул носом воздух. Пахло весной. Чуть прелью и нагретой солнцем корой. Запаха смолы, характерного для хвойных лесов, не было, как и иглицы под ногами. И куда это меня занесло?
Лес кончился вдруг. Я обошел неизвестное мне дерево и оказался на опушке. Перед мной лежала дорога. Она выбегала из-за поворота и терялась за спуском. За дорогой расстилались луга. Они тянулись до видневшихся вдали кустов и низких деревьев. Не приходилось сомневаться: за ними река. Явно узкая, иначе б блеснула вода. Вон солнце как светит! Или это не солнце?
Я глянул в небо. Оно было голубым с редкими перьями облаков. Обычное небо и солнце. Явно Земля. Или нет?
Я посмотрел на дорогу. Узкая грунтовка без обочин. Кюветов нет, как и гравийной подсыпки. Ну, этим не удивишь. На Брянщине таких хватает. Я подошел ближе. Колея на дорожном полотне узкая, в лужах. На машинах здесь явно не ездили. А вот это уж сигнал. Дорога или заброшена, или машин здесь нет. На первое не похоже – колея свежая, как и отпечатки копыт. Опять-таки незнакомых. Гужевой транспорт на Брянщине встречается до сих пор. В тех же Дымках – пара лошадок, которых запрягают в телеги. Но там колеса автомобильные, на резиновых шинах. Здесь явно другие.
Размышления мои прервал скрип. Он раздался за поворотом и усиливался. Сюда кто-то ехал. Я попятился, но не успел. На дороге показались всадники, за ними – повозки. Всадников было пять. Убегать стало поздно, и я остался на месте. Процессия приближалась. Я почувствовал, что хренею. Всадники ехали на быках! Незнакомой мне породы, пегого цвета. У быков были стройные ноги и развесистые рога. Морды как у лосей. Только лось не бывает такой масти, и на них не ездят верхом. Всадники приблизились, градус моей охренелости возрос. Незнакомцы были одеты в кольчуги со стальными пластинами на груди. На головах – круглые шапочки, похожие на подшлемники. Нашлись и шлемы, их подвесили к седлам. Еще там имелись топоры в чехлах и громоздкие арбалеты. У одного всадника был лук в налучье, и колчан со стрелами. На поясах всех – ножи. У переднего, вдобавок, меч.
Поравнявшись со мной, всадники встали. Некоторое время мы разглядывали друг друга. Если прежде я убеждал себя, дескать, ничего странного нет, а все увиденное мной можно вполне объяснить, например, съемками фильма или проделками реконструкторов, то сейчас эти иллюзии исчезли. Это были не люди. У тех клыки из ртов не торчат. Клыки, к слову, были небольшими, но это не меняло картину. «Вампиры!» – мелькнуло в голове и сразу угасло. На вампиров эти существа не походили, как и на орков из фильмов.
В детстве я не понимал, отчего индейцев зовут «краснокожими». Кожа у них, если верить кино, была белой, чуть смуглой. Разъяснилось позже. «Краснокожими» индейцев прозвали за привычку раскрашивать охрой лицо. Так вот, у смотревших на меня существ кожа была с красноватым оттенком. Не ярким, но заметным. И еще – все они были рыжими. Длинные, морковного цвета волосы выбивались из-под шапочек и стекали на плечи. Рыжие бороды у мужчин… Глаза у существ были карие, черты лиц резкие, хотя довольно приятные. Если б не клыки, вполне себе люди. Необычные, но на Земле и не таких встретишь.
Один из всадников оказался женщиной, совсем юной. Симпатичное лицо с тонкими чертами лица, глаза зеленые, толстая коса, ниспадавшая до крупа быка, заметная грудь под кольчугой. Ее маленькие клыки покрывали серебряные колпачки. М-да, украшение… Одета женщина была по-мужски. Те же узкие штаны, сапоги и пояс с ножом. Разве что ткань на штанах лучшего качества, да нож меньше. А еще у девушки лук вместо арбалета. Почему, ясно. Те монстры, что имелись у других, ей не натянуть.
Первым нарушил молчание главный из всадников. Почему главный? У него единственного на поясе висел меч, сбруя украшена серебром, да и лицо властное, как у нашего полковника в части.
– Ахрукам тисуи, хрым? – спросил он.
Удивительно, но я понял. «Что продаешь, человек?» Меня приняли за торговца. Почему? Ах, да. Я же с банкой.
– Вот, – я вытянул руку с банкой.
– Нир? (Напиток?)
– Нир, – закивал головой я. – Добрый нир. Пятьдесят градусов.
Главный хмыкнул и посмотрел на ближнего к нему воина. Тот тронул с места «лося», подъехал ко мне и взял банку. Взвесив ее на широкой ладони, отвез главному. Тот принял и поднес к глазам.
– Странный сосуд, – сказал удивленно (все эти «хрр» я опущу). – Из стекла. Дорогой. И закрыт необычно.
Он подцепил пальцем полиэтиленовую крышку – надо же, догадался! – и снял ее с банки. Рассмотрев, сунул воину. Тот взял и стал с изумлением щупать. Тем временем главный нюхнул самогон, хмыкнул и приложился. Я замер. Вдруг не пойдет? В банке – латгальский коньяк. Ароматный, мягкий, но на любителя. Вдруг этот решит, что я налил яду?
Главный глотнул, поперхнулся и закашлялся. Клыкастые построжели и потянулись к ножам. Главный шмыгнул носом и засмеялся. Протянул банку воину.
– Пробуй!
Тот взял и осторожно глотнул. На лице его настороженность сменилась удивлением. Воин крякнул и вытер усы.
– Добрый нир! – сказал радостно. – Горло дерет. А вкус мягкий и сладкий. Чудо!
– Согласен, – кивнул главный. – Дай остальным.
Банка пошла по рукам. Воины прикладывались, крякали и закатывали глаза. Потянулась и девушка. Но ей не дали.
– Слишком крепкий, – сказал ей главарь, используя те же «хрр» и «дырр». – Женщине нельзя.
– А вам, значит, можно? – съязвила девушка.
– Да, – ответил главарь и повернулся ко мне. – У тебя есть напиток для моей дочери?