— Вы ведь это уже допустили, — заметил Райдер.
— Ничего подобного.
— Вы сказали нам, что смотрели, как он подписывает квитанцию. Вы собственными глазами видели, как он ставил свою подпись. — Райдер сделал выжидательную паузу, но кассир не сказал ни слова. — Однако никакой подписи на квитанции не оказалось.
Эшкрофт угрюмо молчал.
— Если вы могли заблуждаться относительно подписи, то вы могли заблуждаться и относительно того, кто подписывал.
— Я не страдаю галлюцинациями.
— Да? — сухо сказал Райдер. — Ну, а квитанция, как вы это объясните?
— Я ничего не обязан объяснять, — внезапно вспылил Эшкрофт. — Я изложил вам факты. А объяснить их — ваше дело.
— Справедливо, — согласился Райдер. — И мы не обижаемся, когда нам об этом напоминают. Надеюсь, вы не обидитесь, что вас так долго расспрашивали об одном и том же? Спасибо, что вы согласились прийти.
— Рад быть полезным, — и Эшкрофт с видимым облегчением вышел из комнаты.
Гаррисон сунул в рот зубочистку, пожевал её и объявил:
— Не дело, а чёрт знает что. Ещё день-другой, и вы пожалеете, что вас прислали сюда учить меня уму-разуму.
Задумчиво разглядывая начальника полиции, Райдер процедил:
— Я приехал не для того, чтобы учить вас, а чтобы помочь вам, так как вы заявили, что вам нужна помощь. Ум хорошо, а два — лучше. Сто умов лучше десяти. Но если вы предпочтёте, чтобы я отправился восвояси…
— Ерунда, — сказал Гаррисон. — В такие моменты я на всех огрызаюсь. Моё положение не похоже на ваше. Если кто-то грабит банк у меня под носом, он делает из меня идиота. А вам понравилось бы быть и начальником полиции и идиотом?
— Последнее определение я принял бы только, если признал, что потерпел полное поражение. Вы это признаёте?
— И не думаю.
— Так хватит кусаться. Нам есть над чем подумать. В этой истории с квитанцией кроется что-то очень странное. Ни с чем не сообразное.
— По-моему, всё ясно, как день, — возразил Гаррисон. — Либо Эшкрофт был обманут, либо обманулся сам.
— Не в этом дело, — сказал Райдер. — Непонятно другое. Если считать, что они с Летереном оба говорят правду, то деньги забрал кто-то ещё, какой-то неизвестный. И я не могу понять, зачем было преступнику отдавать квитанцию неподписанной с риском, что его тут же разоблачат? Не проще ли ему было расписаться за Летерена? Так почему же он этого не сделал?
Гаррисон задумался.
— Может быть, он боялся — а вдруг Эшкрофт заметит, что подпись подделана, вглядится в него повнимательнее и поднимет тревогу?
— Если он сумел выдать себя за Летерена, то, наверное, мог бы научиться подделывать его подпись.
— Ну, а если он не подписался, потому что неграмотен? — предположил Гаррисон. — Я знавал бандитов, которые научились писать только за решёткой.
— Может быть, — согласился Райдер. — Но в любом случае главное подозрение пока падает на Эшкрофта и Летерена. И следует точно установить, виновны они или нет, прежде чем мы начнём дальнейшие розыски. Я думаю, вы обоих уже проверили?
— Ещё бы! — воскликнул Гаррисон и скомандовал в селектор: — Пришлите мне папку по Первому банку. — Начнём с Эшкрофта. Финансовое положение хорошее, в прошлом всё чисто, превосходная репутация, никаких оснований стать банковским грабителем. Джексон, младший кассир, в какой-то мере подтверждает его показания. И спрятать деньги Эшкрофт нигде не мог. Мы обыскали банк сверху донизу, и в течение этого времени Эшкрофт всё время был под наблюдением. И ничего не нашли. Дальнейшее следствие выявило ряд обстоятельств, говорящих в его пользу… Подробности я расскажу вам позднее.
— Вы убеждены в его невиновности?
— Почти, но не совсем, — ответил Гаррисон. — Он мог отдать деньги сообщнику, загримированному под Летерена. В таком случае в банке их прятать бы не пришлось. Эх, если бы обыскать его дом как следует! Одна бумажка с известным номером сразу всё поставила бы на своё место! Но судья Мексон отказался подписать ордер на обыск за недостаточностью оснований. Сказал, что для этого требуются более веские подозрения. Вообще-то говоря, он прав.
— А фабричный кассир Летерен?
— Ему пятьдесят восемь лет. Убеждённый холостяк. Не стану пересказывать вам его биографию. Ведь он не может быть виновным.
— Вы уверены?
— Судите сами. Фабричная машина стояла перед конторой всё утро до десяти часов тридцати пяти минут. Затем в неё сели Летерен и охранники, чтобы ехать в банк. Раньше чем за двадцать минут они добраться до банка не могли. У Летерена просто не было времени, чтобы заехать в банк раньше на каком-то другом автомобиле, вернуться на фабрику, взять охранников и снова туда отправиться.
— Не говоря уж о необходимости успеть в промежутке где-то спрятать добычу, — вставил Райдер.
— Нет, сделать этого он не мог. Кроме того, сорок свидетелей на фабрике подтверждают, что Летерен был там всё время с той минуты, как пришёл на работу в девять и до десяти тридцати пяти, пока он не уехал в банк. Полное алиби.
— По-видимому, его сразу можно сбросить со счетов.
Гаррисон скривил губу и сказал:
— Так-то оно так, но с тех пор мы нашли пятерых свидетелей, которые видели, как в десять тридцать он входил в банк.
— Другими словами, они подтверждают показания Эшкрофта и Джексона?
— Да. Я сразу же послал всех своих людей прочесать улицу до конца и ближайшую поперечную улицу. Ну, обычная паршивая будничная работа. Они разыскали троих свидетелей, готовых показать под присягой, что видели, как Летерен входил в банк в десять тридцать. Они его не знают, но опознали по фотографии.
— А его машину они заметили? Описали её?
— Машину они не видели. Он шёл пешком, неся чемоданчик. И заметили они его только потому, что какая-то дворняжка вдруг взвыла и бросилась от него со всех ног. Ну, они и подумали, что он её пнул, только не поняли — за что.
— Они утверждали, что он её пнул?
— Нет.
Райдер задумчиво потёр оба своих подбородка.
— Так чего же она взвыла и удрала? Просто так собаки этого не делают. Либо её ударили, либо она чего-то испугалась.
— Ну и что? — Гаррисону было не до дворняжек. — Ещё ребята разыскали человека, который говорит, что видел, как Летерен несколько минут спустя выходил из банка с чемоданчиком. Никаких охранников он не заметил. Он говорит, что Летерен пошёл по улице так, словно ни о чём не беспокоился, но потом остановил такси и уехал.
— Вы нашли шофёра?
— Да. Он тоже узнал его по фотографии, которую мы ему показали. Заявил, что отвез Летерена к кинотеатру «Камея» на Четвёртой улице, но не видел, вошёл он туда или нет. Просто высадил его, получил деньги и уехал. Мы допросили служащих «Камеи», обыскали там всё. И ничего не нашли. Но рядом — автобусная станция. Мы вымотали там у них все жилы, но ничего не узнали.
— И это пока всё?
— Не совсем. Я позвонил в министерство финансов и сообщил им номера банкнот. В восьми штатах я объявил розыск человека с приметами Летерена. Пока мы разговариваем, мои ребята с его фото прочёсывают все отели и меблирашки. Он где-то притаился — возможно, у нас же в городе. Но что ещё предпринять, я не знаю.
Райдер откинулся на спинку кресла, которое протестующе скрипнуло. Он думал, а Гаррисон неторопливо жевал зубочистку.
Затем Райдер заговорил:
— Превосходная репутация, финансовое благосостояние и отсутствие явного мотива — всё это стоит куда меньше свидетельских показаний. У человека могут быть тайные причины. Например, ему почему-то необходимо сейчас же раздобыть двенадцать тысяч долларов, а времени получить их законным путем под страховку, акции или облигации у него нет. Скажем, ему дано только двадцать четыре часа, чтобы раздобыть выкуп.
Глаза Гаррисона выпучились.
— Вы считаете, что нам следует проверить, все ли родственники Эшкрофта и Летерена живы и здоровы и не исчезал ли кто-нибудь из них в последние дни?
— Как сочтёте нужным. Сам я считаю, что ничего, кроме лишних хлопот, это не даст. Похититель знает, что ему грозит смертная казнь. Так станет ли он рисковать из-за каких-то жалких двенадцати тысяч, когда может с тем же успехом выбрать жертву побогаче и назначить выкуп побольше? К тому же, даже если проверка принесёт положительные результаты, это не объяснит, как был осуществлен грабёж, и не даст нам доказательств, которые суд и присяжные могли бы счесть убедительными.
— Пожалуй, — согласился Гаррисон. — Тем не менее проверка не помешает. Мне самому ничего и делать не придётся. Если не считать жены Эшкрофта, все их родственники живут в других городах. Надо будет просто связаться с тамошней полицией.
— Как хотите. И раз уж мы принялись шарить впотьмах, так поручите кому-нибудь узнать, нет ли у Летерена на заднем плане бездельника-братца, способного извлечь выгоду из их сходства. А вдруг Летерен — многострадальная половина пары близнецов-двойников?
— В этом случае, — проворчал Гаррисон, — он стал его сообщником с той минуты, как утаил от нас существование такого брата.
— С юридической точки зрения, конечно. Но ведь можно взглянуть на дело и по-человечески. Человек, который боится позора, сам на него напрашиваться не станет. Будь у вас брат — матёрый рецидивист, стали бы вы разглашать это?
— Просто так — нет. В интересах правосудия — да.
— Люди же не одинаковы. И слава богу, что так! — Райдер нетерпеливо пожал плечами. — Ну с теми, на кого прямо падает подозрение, мы покончили. Посмотрим, что можно сказать о третьем и неизвестном.
— Я уже говорил вам, что объявил розыск человека с приметами Летерена, — ответил Гаррисон.
— Да, я помню. По-вашему, это может что-то дать?
— Трудно сказать. Возможно, он мастер переодевания. В этом случае сейчас он уже совсем не похож на того человека, которого видели свидетели. Если же сходство это — настоящее, большое и не поддающееся маскировке, розыск скорее всего даст результаты.
— Пожалуй. Однако если речь идет не о кровном родстве — а этот вариант вы всё равно проверяете, — то сходство скорее всего искусственное. Слишком уж велико было бы совпадение. Будем исходить из того, что оно искусственное. Какие мы можем сделать из этого выводы?