Будущее России. Светлые тени на черном холсте — страница 32 из 41


Неудавшаяся жизнь одного человека – это его личная трагедия, ну, может быть, еще нескольких родственников или друзей. Гораздо хуже, когда непомерные амбиции захватывают в плен людей, наделенных властью. Обратимся к истории, – ведь с высоты веков проще оценить поступки. Там – в прошлом – прожиты жизни, и человеческие и государств, исполнены намерения – хорошо или не очень, реализованы мечты…

Древний Рим притягивает не только масштабами, хотя нет в истории государства, равного ему. В древней республике человек мог реализовать себя, как нигде: безродный плебей добивался консульского звания и получал триумфы; беглец, изгнанник становился богатейшим человеком планеты. Последнее превращение относится к нашему старому знакомому – Марку Крассу. Человек, который непременно желал присоединить славу к золоту, бездумно потерял голову в Парфии. Но если бы это была единственная жертва непомерного честолюбия! Вместе с Крассом за Евфрат отправилось более 40 тысяч легионеров; обратно не вернулось и четверти. После неудачной авантюры богача Рим едва не потерял свои владения в Азии.

Честолюбие граждан, активно поощряемое государством, вывело римскую республику в мировые лидеры, оно же ее и погубило. Современник Красса – Гай Юлий Цезарь – также в юности был изгнанником, и столь же упорно шел наверх. Плутарх в маленьком эпизоде передает сущность этого человека:

«Рассказывают, что когда Цезарь перевалил через Альпы и проезжал мимо бедного городка с крайне немногочисленным варварским населением, его приятели спросили со смехом:

– Неужели и здесь есть соревнование из‑за должностей, споры о первенстве, раздоры среди знати?

– Что касается меня, – ответил им Цезарь с полной серьезностью, то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме».

Он не остановился, получив должность консула и покрыв себя славой военачальника. Гениальнейший политик утвердил в Риме единоличную власть, ненавистную каждому римлянину. Потеряв в пламени гражданской войны половину граждан, Рим так и не смог оправиться после экспериментов Цезаря. Государство продолжало существовать, но величие его осталось в прошлом. И если республиканский Рим у нас ассоциируется с блестящими полководцами, победоносными войнами, то императорский Рим мы помним по безумцам, вроде Нерона, Калигулы, на память приходит развратная Мессалина и, конечно, постоянные варварские нашествия.


Древние понимали насколько важно остановить человека в своих мечтах, опустить его с небес на бренную землю. Ранее мы упоминали о старинном обычае распевать вслед триумфатору насмешливые, оскорбительные песенки. И всемогущий Цезарь терпеливо сносил самые грязные сплетни по поводу яко бы его противоестественной связи с царем Вифинии Никомедом. Триумф – миг величайшего торжества для римлянина – одновременно был и моментом неслыханного позора – когда публично, на все государство выворачивалось наизнанку самое грязное его белье.

Позади триумфатора следовал раб, который периодически восклицал: «Помни, что ты – человек!» Вот к такому лекарству от звездной болезни прибегали римляне.

Соседи римлян – греки – более эффективными мерами не давали зазнаться популярному политику. В VI в. до н. э. в их политической жизни появилась процедура остракизма. Ежегодно граждане решали: есть ли у них лидеры, которые могут представлять опасность для народа. Если остракизм назначался, в определенный день все свободные граждане писали на черепках (остраках) имя непонравившегося человека. Тот, за кого подавалось минимум 6 тыс. голосов, должен был в течение 10 дней покинуть город на 10 лет (в Сиракузах устанавливался 5‑летний срок изгнания). Однако изгнанники не лишались гражданства, а их имущество оставалось в неприкосновенности, впоследствии его возвращали владельцу.

С.И. Гинзбург дает следующее определение остракизму: «это форма узаконенного изгнания, посредством голосования граждан в народном собрании черепками, преследующая цель не наказания за определенный проступок, а устранения отдельного гражданина, чье присутствие в государстве являлось политически опасным или нежелательным». Любопытно отношение древних к остракизму; по словам Аристотеля, процедура отвечала стремлениям греков к социальной справедливости:

«… по‑видимому, стремясь к всеобщему равенству, они подвергали остракизму и изгоняли на определенный срок тех, кто, как казалось, выдавался могуществом, опираясь либо на богатство, либо на обилие друзей, либо на какую‑нибудь иную силу, имеющую значение в государстве. Согласно мифическому преданию, по той же самой причине аргонавты покинули Геракла: корабль Арго отказался везти его вместе с прочими пловцами, так как он намного превосходил их. Равным образом нельзя признать безусловно правильными и те упреки, которые делались по поводу тирании и совета, данного Периандром Фрасибулу: рассказывают, что Периандр ничего не сказал в ответ глашатаю, посланному к нему за советом, а лишь, вырывая те колосья, которые слишком выдавались своей высотой, сравнял засеянное поле; глашатай, не уразумев, в чем дело, доложил Фрисибулу о том, что видел, а тот понял поступок Периандра в том смысле, что следует убивать выдающихся людей».

Процедуру остракизма нельзя считать справедливой по одной только причине, что изгнанию незаслуженно подверглись многие выдающиеся личности, но таким путем города довольно успешно боролись против тирании. И то, что величайший военачальник или мудрейший философ целиком зависят от милости народа, имело огромное морально‑психологическое значение.

Сам Аристотель не в восторге от традиции остракизма:

«Несправедливость здесь заключается в том, что одни люди пользуются почетом, а другие лишены его, причем не принимается в соображение достоинство тех и других; справедливость была бы, напротив, в том случае, если бы почет воздавался по достоинству. Превосходство ведет также к внутренним распрям, когда кто‑либо – один или несколько – будет выдаваться своим могуществом в большей степени, нежели это совместимо с характером государства и властью правительства. При таких обстоятельствах возникает обыкновенно монархическое или династическое правление. Поэтому в некоторых государствах, как, например, в Аргосе и в Афинах, имеют обыкновение прибегать к остракизму, хотя было бы лучше уже с самого начала следить за тем, чтобы в государстве не появлялись люди, столь возвышающиеся над прочими, нежели, допустив это, потом прибегают к лечению».

Фактически первые лица государства становились жертвой страха или зависти сограждан, от непохожих избавлялись по принципу: «Кабы чего не вышло».


Люди не хотят учиться на ошибках других. На протяжении тысячелетий мы наблюдаем грандиозные падения титанов, крушения государств и гибель народов – по той причине, что Александр, Цезарь, Наполеон… не смогли остановиться.

Древний Рим показал и противоположный пример: когда человек добрался до вершины власти и не был сброшен со скалы; не умер, цепляясь за вершину, а, словно альпинист, спокойно спустился в цветущую долину. Речь идет о Луции Корнелии Сулле (138 – 78 г. до н. э.).

В его консульство началась первая гражданская война. Популяры (вожди демократии), воспользовавшись тем, что Сулла воевал в Греции, подняли мятеж, захватили власть в Риме и принялись уничтожать старую аристократию. После упорной борьбы Сулла вернул Рим на круги своя. Он принял тяжелейшую ношу, когда государство фактически поглотило пламя раздора.

По словам немецкого историка Т. Моммзена, «Сулла не добивался и не желал трудной и ужасной работы реставрации. Но ему приходилось выбирать одно из двух: предоставить это дело совершенно неспособным людям, или взять его на себя. Поэтому он принялся за него с беспощадной энергией».

Сулле часто ставят в упрек жестокость. Он убивал, но не из‑за угла и не тайно, как предпочитают диктаторы. Его жертвы служили уроком и предостережением для тысяч сверхактивных граждан. Однажды полководец Суллы Квинт Офелла стал добиваться консульства, хотя не занимал ни одной выборной должности, и, следовательно, по закону не имел на это права. Он уже выступал перед народным собранием в качестве кандидата на должность консула, когда Сулла здесь же на форуме приказал его убить. Диктатор невозмутимо объявил собранию, что Офелла заколот по его приказу, и затем раскрыл причину такого поступка.

Он был диктатором с неограниченными полномочиями, граждане бы вручили ему царскую корону, едва он бы ее пожелал, но… когда реставрация старых республиканских порядков была закончена, Сулла сложил с себя полномочия. Поступок невероятного мужества! Чтобы лучше его понять, послушаем мнение Т. Моммзена:

«Будучи правителем, Сулла распоряжался жизнью и собственностью миллионов людей, по его знаку рубили головы, на каждой улице Рима, в каждом городе Италии у него были смертельные враги; он довел до конца дело преобразования государства, нарушая при этом тысячи интересов и взглядов, не имея равного себе союзника и, в сущности, не имея также опоры в сплоченной партии. И вот теперь этот человек появился публично на форуме, добровольно отказался от своей неограниченной власти, отослал вооруженную свиту, распустил ликторов и обратился к собранию граждан с предложением высказаться, если кто желает от него отчета. Даже самые черствые люди были потрясены до глубины души. Все молчали. Сулла сошел с ораторской трибуны и пешком, в сопровождении лишь самых близких, людей, прошел мимо той самой черни, которая восемь лет назад разрушила до основания его дом».

Цезарю показался поступок Суллы, по меньшей мере, неразумным. Однако диктаторы республиканского Рима так и поступали. Получив неограниченную власть, они добросовестно выполняли свою задачу и немедленно складывали с себя диктаторские полномочия. Подчас они находились в этой должности лишь несколько дней – столько требовалось, чтобы разбить врага в битве. Для римлян поступок Суллы естественен и понятен, а вот Цезарь – нонсенс.

Сегодня мы можем рассуждать, что римская республика была обречена, и путь к империи закономерен. Мн