В этой связи не следует соглашаться с некоторыми теоретиками из КПРФ, которые видят выход из создавшегося положения в возврате к тому же капитализму, но нэповскому, государственному. Они забывают, что в свое время из-за введения НЭПа партия коммунистов потеряла большую часть своих лучших членов, а те, кто остался в ней, не могли не быть причастными к тому, чем обернулась Россия нэповская в результате правления «коммунистов-нэпманов» типа М. Горбачева и Б. Ельцина. Она превратилась из России нэповской в Россию капиталистическую. Вряд ли народ воспримет капитализм в его нэповской форме, но со старыми мерзостями. Нынешние олигархи из бывших членов КПСС – это тоже прямые наследники нэпманов.
Современное состояние России в определенной мере аналогично ее положению в 1917 году до Октябрьской революции. Тогда, как и сегодня, Россия оказалась в состоянии катастрофы. Правящая верхушка, как в то время, так и ныне не предприняла никаких серьезных мер по преодолению кризиса, ибо их осуществление затронуло бы алчные интересы горстки капиталистов, посягнуло бы на их всевластие и безмерные прибыли.
Между тем, как писал В. И. Ленин в своей работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», эту катастрофу можно было не допустить, для этого надо было воспользоваться основным проверенным средством – организовать серьезный контроль, учет и надзор со стороны государства, заняться регулированием производства и распределением продуктов, сбережением народных сил, их экономией. К другим мерам он относил: национализацию банков и их объединение под государственным контролем; национализацию монополий, крупных синдикатов; отмену коммерческой тайны, создание потребительских обществ и других промышленных союзов и т. д. [37].
Их анализа кризисного состояния России В. И. Ленин сделал вывод о том, что нельзя спасти Россию и идти вперед, не идя к социализму. Он отвергал тогда и мы должны отвергать сегодня всякого рода суждения относительно того, что Россия не созрела для социализма. Образование крупнейших монополий и превращение России в страну государственно-монополистического капитализма является непосредственной предпосылкой перехода к социализму.
§ 2 Медвежья услуга системно-структурного анализа: статика вместо развития
За один из самых современных методов анализа социальных процессов нередко выдается и поразительно легко принимается так называемый «системный подход» или, в более развернутом звучании, системно-структурный анализ. Так называемая «общая теория систем» выставляется как методологическая основа исследования социальноэкономических процессов и управления этими процессами.
На самом же деле эта теория совершенно не пригодна для объяснения протекающих в обществе процессов. П. Штомпка вполне обоснованно полагает, что отрицание развития является порождением системной модели общества. «Весь концептуальный аппарат, – пишет он, – обычно используемый в анализе изменений, берется прежде всего из системной модели, даже если ученые и не осознают этого или не считают себя сторонниками системных и структурно-функциональных теорий. Лишь недавно системной модели был противопоставлен “альтернативный образ” общества, рассматриваемого с точки зрения процесса, или морфогенетического подхода, вследствие чего концепции, использовавшиеся в исследованиях социальных изменений, подвергались соответствующие модификации» [38].
Что касается требования систематичности, то оно является общепринятым непременным научным требованием. Не только сознательный сторонник диалектики с ее требованием рассматривать явление в целом, но и любой разумный человек будет выступать против бессистемности в науке уже потому, что наука — это система знаний, а не собрание сведений, кое-как приведенных в порядок. И поскольку речь идет о том, чтобы выступить против односторонней тенденции к метафизическому разрыву в науке тесно взаимосвязанных на практике социально-экономических процессов, о проведении принципа комплексности в исследовании социально-экономических процессов, постольку такие выступления можно только приветствовать. Важно, однако, чтобы все эти процессы рассматривались в органическом, а не в механическом единстве.
Для научного понимания общественной системы характерно не изображение ее в виде агрегата элементов, соединенных в некий механизм, а понимание ее как органической целостности. Теоретическое воспроизведение ее как целостной системы достигается не разложением на элементы и не соединением последних в некие структуры, а нахождением ее единой субстанциальной основы, ее сущности и форм проявления последней. Научный метод в применении к исследованию социально-экономических процессов требует представить общество как живой, находящийся в постоянном развитии организм (а не как нечто механически сцепленное и допускающее поэтому всякие произвольные комбинации отдельных общественных элементов), для изучения которого необходим объективный анализ производственных отношений, образующих структуру общества, данную общественную формацию.
Теоретическое изображение развития социально-экономической системы — это изображение ее движения от неразвитого целого к развитому целому, а не от части к целому. Что же касается оперирования категориями целого и частей применительно к исследованию развитых форм движения, то, как указывал Ф. Энгельс, «часть и целое — это такие категории, которые становятся недостаточными в органической природе. Выталкивание семени — зародыш — и родившееся животное нельзя рассматривать как “часть”, отделяющуюся от “целого”: это дало бы ложное толкование. Часть лишь у трупа» [39].
Если же части переименовать в элементы, а соединение частей выразить словом структура, то от этого, конечно, мертвенность и антидиалектичность этой схемы не исчезнут. Зададимся вопросом, сколько может быть разбиений системы на элементы? Очевидно, сколько угодно. Причем, какое разбиение ни возьми — расположение и связь их можно считать структурой. И к любым субъективным представлениям можно приспособить соответствующее разбиение системы на элементы с определенной структурой. Отсюда опасность проникновения в науку элементов субъективизма.
Известно, что даже из понятия производства, т. е. из понятия общей производственной системы, весьма мало содержательного можно извлечь о специфических отличительных особенностях конкретно-исторической системы производства. Тем более трудно ожидать чего-либо экономически содержательного от теории, провозглашающей своим предметом изучение общего у всех систем вообще, от системы социально-экономических процессов до самоката, включая решительно все, в том числе и «кучу песка или хлама» [40], поскольку куча песка, камней или хлама тоже относится к разряду систем. Однако претензия на создание еще одной общенаучной теории наряду с философией, являющейся наукой «о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления» [41], заставляет ближе присмотреться к тому, что же представляет собой «общая теория систем».
История не существующей, но активно пропагандируемой «общей теории систем» насчитывает около восьмидесяти лет. Произведением, кладущим начало этому направлению, явилась «Всеобщая организационная наука (тектология)» (1913–1922) А. А. Богданова. По словам А. А. Тахтаджяна это была попытка «систематической разработки общей теории структур и систем, общего учения об организационных типах и закономерностях» [42]. В 30-е годы с «Общей теорией систем» выступил австрийский биолог Л. фон Берталанфи. Несколько позже, в 50-е годы его идеи получили широкое распространение среди западных ученых, а в 1954 году в США было создано «Общество исследований в области общей теории систем». Развитие этих идей вместе с тем «быстро обнаружило, что понятие “общая теория систем” не имеет строго определенного смысла, и в этой связи в научный обиход вошли понятия “системный подход”, “системное исследование”, “системное движение”» [43], а термин “общая теория систем” стал употребляться в двух смыслах: и как теория, «пытающаяся вывести из общего определения понятия “система”, как комплекса взаимодействующих компонентов, ряд понятий, характерных для организованных целых» [44], и как понятие, объединяющее «работы, выполненные под флагом общей теории систем» [45].
Чем же было вызвано стремление создать «общую теорию систем»? Прежде всего, было ли обусловлено возникновение «системного движения» объективными причинами? Да, конечно. Если развитие науки к середине XIX века дало возможность материализму стать диалектическим, то научные открытия конца XIX и первой половины ХХ века уже настоятельно требовали распространения диалектического материализма, никак не укладываясь в рамки метафизического мировоззрения. Но диалектический материализм, во-первых, требует для своего усвоения серьезного изучения, и «физической силы ума» в том числе и со стороны западных естествоиспытателей, а «вся обстановка, в которой живут эти люди, отталкивает их от Маркса и Энгельса» [46], и, во-вторых, он слишком революционен, чтобы его мог принять в качестве мировоззрения и методологии буржуазный научный мир. «В своем рациональном виде диалектика внушает буржуазии и ее доктринерам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществленную форму она рассматривает в движении, следовательно, также и с ее преходящей стороны, она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна»