олеты, к шуму которых в любой момент могли присоединиться сирены полицейских и пожарных машин с прилегающих улиц. Внезапный шум глубокой ночью мог напугать носорогов, спровоцировав приступ паники, попытку к бегству и травмы. Лучше уж раздражение от рок-музыки, чем бурная реакция на резкие звуки, напоминающие шум падающего дерева, шорох лап подкрадывающегося тигра — сигналы серьезной угрозы в естественной среде обитания — или звук шагов охотников, особенно если учесть, что люди — сначала древние охотники, а теперь браконьеры — охотятся на суматранских носорогов уже более 60 000 лет.
Эми и Ипу стояли неподвижно, словно статуи, в своих громадных клетках. Наверное, они спали, но сказать наверняка было невозможно. Подойдя ближе, я спросил у Маруски разрешения их потрогать. Он кивнул головой в знак одобрения, и я сделал это — быстро и едва заметно прикоснулся по одному разу к каждому из них кончиками пальцев. В тот момент меня охватило глубокое, сильное чувство, которое жило во мне еще долго после этого. Выразить его словами невозможно. Я не могу описать его ни вам, ни даже самому себе.
5. Апокалипсис сегодня
Нам встречались тропические леса фактически без каких-либо следов земноводных, которые когда-то водились там в изобилии и были представлены десятками видов. Мы были свидетелями массовых вымираний. Мы пытались спасать исчезающие виды, организуя эвакуацию по воздуху из зараженных местностей, разводя их в неволе и пытаясь найти хоть какое-нибудь решение в процессе полевых и лабораторных исследований. Все напрасно. Обеспечить выживание популяций в дикой природе путем вмешательства невозможно. Вымирание земноводныхпродолжается на всей планете. Каких-либо признаков сколь-нибудь значительного восстановления популяций видов этой группы животных до сих пор не наблюдалось. Но хуже всего то, что убивающий земноводных гриб продолжает существовать в самой среде, исключая возможность реинтродукции животных, выведенных в неволе.
Именно так описывают массовое вымирание лягушек, вызванное смертельным хитридиевым грибом с непроизносимым, как это и подобает научному термину, названием Batrachochytrium dendrobatidis, полевые биологи Карен Липс и Джозеф Мендельсон II. Этот вид грибов распространился по всему миру, проникая в организм лягушек при их транспортировке в аквариумах с пресной водой. По трагическому стечению обстоятельств в числе переносчиков оказались африканские шпорцевые лягушки рода Xenopus, которые часто используются в биологических и медицинских исследованиях. Другое, на этот раз уже фатальное, обстоятельство заключается в том, что гриб распространяется по всей поверхности кожи взрослых особей земноводных. Учитывая, что взрослые лягушки дышат и через кожу, они неизбежно погибают в результате удушения или сердечной недостаточности.
И, как будто этого было мало, не так давно о себе заявил второй хитридиевый гриб. Если Batrachochytrium dendrobatidis убивает лягушек, то его двоюродный брат Batrachochytrium salamandrivorans атакует саламандр, вторую по численности группу земноводных. (Второе слово в латинском названии гриба переводится как «пожиратель саламандр».) Вторгнувшись в Европу из Азии в качестве побочного продукта торговли домашними животными, паразит приводит к смерти в 98% случаев. Особенно сильно от него может пострадать богатая фауна Америки, причем как в районах с умеренным климатом, так и в тропиках.
Для амфибий — лягушек и саламандр — эпидемия хитридиевых грибов равносильна тому, что пережили люди во время эпидемии чумы в средневековой Европе. В случае с обеими этими катастрофами сгущающаяся тьма обернулась дарвиновской трагедией. Вторгшись на новый континент, «хищники» обнаружили там обилие пищи. В результате стремительного роста их численности они начали потреблять больше жертв и тем самым привели к неизбежному упадку. Человечество подвело земноводных, особенно если говорить о текущей ситуации, лягушек. Мы должны были как-то предвидеть эту ситуацию и что-то сделать, чтобы остановить безжалостную эпизоотию.
Лягушки и саламандры играют важную роль в качестве хищников, которые помогают обеспечивать стабильность экосистем влажных лесов, приречных территорий и заболоченных пресноводных участков. Это самые тихие и спокойные наши соседи среди позвоночных животных, напоминающие этим своим качеством птиц. Находя их в грязи, на листьях кустов или в лесной подстилке, мы любуемся их приятными очертаниями, роскошными красками и робостью нрава. В период спаривания лягушки поют хором — в американских тропиках можно одновременно услышать пение до 20 видов сразу, — причем каждый вид поет по-своему. Поначалу весь ансамбль кажется хаотичным, но со временем можно научиться отличать один вид от другого с закрытыми глазами по четко различимой разнице в партитуре, подобно тому как мы отличаем друг от друга инструменты в оркестре. Всю остальную часть года отдельные особи разбредаются кто куда. В это время они или не поют вовсе, или издают совершенно другой звук, который трудно различить и который в процессе эволюции превратился в способ обозначения территории представителями одного вида.
К сожалению, лягушки очень уязвимы. При любом нарушении привычных природных условий на заболоченных участках и в лесах они исчезают одними из первых. Многие виды лягушек приспособлены к жизни в определенных условиях — в пресноводных болотах или, например, вблизи водопадов, горных выработок, под пологом леса или на альпийских лугах. И вот теперь, как с большим запозданием выяснили ученые, в их среду обитания попали источники заболеваний, которые грозят данным видам полным уничтожением.
Я хотел бы еще раз подчеркнуть серьезность угрозы, исходящей от инвазивных видов. Некоторые авторы — к счастью, их не так много — наивно полагают, что со временем чужеродные виды растений и животных сформируют «новые экосистемы», которые заменят собой естественные, уничтоженные нами (и сопровождающими нас в наших путешествиях неместными видами организмов) экосистемы. Существуют данные, показывающие, что некоторые чужеродные виды растений способны «натурализоваться» в островной среде или, другими словами, адаптироваться к ней посредством естественного отбора. Но это происходит только там, где нет большого разнообразия видов растений и наблюдается относительное изобилие свободных экологических ниш, которые могут быть заняты чужаками.
С экологической точки зрения попадание любого чужеродного вида в экосистему равносильно игре в русскую рулетку. Кто знает, сколько раз провернется барабан в револьвере вымирания? И кто знает, сколько в нем патронов? На эти вопросы можно ответить по-разному, в зависимости от того, кто эти чужаки и какие ниши они могут занять в новом доме. Если говорить о европейской и североамериканской растительности, практически всегда оказывается верным «правило десяти», известное всем специалистам по биологии инвазивных видов: суть его в том, что один из десяти завезенных видов проникает в дикую природу и один из десяти таких поселенцев начинает размножаться и распространяется настолько, что превращается в паразита. Среди позвоночных животных (млекопитающих, птиц, рептилий, амфибий и рыб) доля паразитических видов выше — приблизительно один из четырех.
При этом среди мигрирующих видов обязательно находится такой, который превращается в настоящего монстра, способного поспорить за первое место в конкурсе паразитов с хитридиевыми грибами, убийцами лягушек. Одним из таких убийц в мире растений является микония оголяющаяся (Miconia calvescens), декоративный кустарник родом из Мексики и Центральной Америки. Две трети естественных лесов на Таити стали жертвой этого захватчика. Микония добирается до самых верхушек деревьев и образует густые заросли, не оставляя места ни для каких других видов деревьев и древовидных кустарников и вдобавок лишая среды обитания всех животных, за исключением немногочисленных некрупных видов. Растительный мир Гаити ждала та же судьба. Но благодаря усилиям добровольцев, которые прочесывают дикие леса в поисках миконии и уничтожают все ее побеги, его удалось спасти.
Адаптация инвазивных видов к новым для них экосистемам обходится совсем недешево. По некоторым оценкам, к 2005 г. в одних только США расходы на борьбу с инвазивными видами достигли $137 млрд в год. И это еще без учета трат на защиту эндемичных видов и экосистем пресноводных водоемов!
Еще один пример — наземные птицы на островах Тихого океана, которые стали жертвой другой смертоносной силы. Если просто подсчитать, сколько видов птиц там исчезло, уже становится понятно, что ни одна другая группа позвоночных животных не пострадала так, как они. Начавшись 3500 лет назад с прибытием людей на архипелаги в западной части Тихого океана (Самоа, Тонга, Вануату, Новая Каледония, Фиджи и Марианские острова), череда вымираний продолжилась 7–9 столетий назад, когда началась колонизация самых удаленных островов (Гавайи, Новая Зеландия и остров Пасхи). До наших дней дожило лишь небольшое число видов, которые также находятся на грани вымирания. При этом две трети неворобьинообразных тихоокеанских птиц (почти тысяча видов) погибли. Таким образом, приблизительно 10% видов птиц было стерто с лица земли во время всего лишь одного этапа колонизации, в котором участвовало относительно небольшое количество людей.
На Гавайских островах, заслуживших недобрую славу столицы мира по числу вымерших видов, было утрачено большинство эндемичных видов птиц — и все по вине заселивших их полинезийцев и присоединившихся к ним позже колонистов из Европы и Азии. Жертвами стали местный вид орлов, бескрылый ибис (вид наземных птиц размером с индейку) и более 20 видов гавайских цветочниц — небольших птиц, питавшихся пыльцой растений, с ярким цветным оперением и длинными изогнутыми клювами, с помощью которых они могли добираться до пыльцы цветков с лепестками трубчатой формы. После прибытия полинезийцев к 1000 г. вымерло более 45 видов. С появлением европейцев и азиатов два столетия назад исчезло еще 25. Любопытно, что перья представителей некоторых из самых пестрых вымерших видов сохранились в одежде старой гавайской знати.