Картина первая
Утро. Но в доме еще спят. В холле ходит без дела бабушка. Подходит к каждой из дверей, прислушивается.
БАБУШКА. Тут никто не спит. Все по комнатам. А кто где – я, дура старая, не знаю. Чего-то меня наливка вчера сморила. Девка, конечно, неказистая. Пятно у нее на лбу, как у беременной. Это уж они поторопились. А может, мне показалось. Алена, конечно, виднее. А с другой стороны, если выбирать для жизни, так Клава вроде и лучше. Вот Вилька институт кончит, поедет по распределению. Что, Алена за ним тронется? Ни за что! Вцепится она с матерью в парня и тут где-нибудь пристроит. А он ведь не пробивной, он ведь не Женечка… А Клава поедет куда хочешь. Так что – что хуже, а что лучше, сам черт не знает. Господи! Прости мою душу грешную.
Из комнаты выходит Клава. Она в том же платье, только волосы по плечам распущены.
КЛАВА. Слышу, кто-то ходит, вот и вышла. Я давно не сплю. А выйти стеснялась.
БАБУШКА (выведывая). А Наташка, что ли, спит?
КЛАВА. Ну, наверное. Что же ей еще делать? Хорошая девочка.
БАБУШКА. Вы с Вилькой как все решили-то?
КЛАВА (не знает, что бабушка ее дипломатично выспрашивает, и отвечает ей по-своему, как сама сейчас думает). Виля будет звонить какому-то товарищу насчет комнаты. У него родители в долгой командировке. А потом, когда уже можно будет, я пойду на работу. В Москве ведь, я читала, рабочих рук не хватает.
БАБУШКА (растерянно). Что-то я не понимаю насчет комнаты. Вы вдвоем уходить, что ли, собираетесь?
КЛАВА (тоже растеряна, что бабушка ничего не знает). Вдвоем, а что?
БАБУШКА (торжествующе). Я ж говорила. И Матвеевна тоже, что молодожены к нам едут. Ай да Вилька!
КЛАВА (тихо, испуганно). А разве Виля не писал?
БАБУШКА (хитро). Он дипломат, твой сопливый супруг. Телеграмму дал ни то ни се, но мы его раскусили. Я и Матвеевна. (Смеется в сторону Колпаковых.) Говорила вам, милые мои. Бабку слушать надо.
КЛАВА (закрывает лицо руками и бежит в комнату Вилена). Господи, как же это так?
Из комнаты слева быстро выходит Зинаида Николаевна. Она торопится, на ходу подвязывает халат.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Она была здесь сейчас? Я слышала.
БАБУШКА. Убежала. (Смеется.) Ну, кто был прав?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (раздраженно). Это что – смешно?
БАБУШКА. Ну, плакать-то тоже нечего. Они, оказывается, уже все решили, даже насчет комнаты. И то правильно, кому охота со свекровью.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Какой комнаты?
БАБУШКА (рада, что знает сейчас больше Зинаиды Николаевны). Уходят они с Вилькой.
Торопливо застегивая рубашку, входит Иван Федорович. Он слышал последние слова бабушки.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зина, вот видишь. Они уже все продумали. Так что ты не горячись. Сейчас дров наломать можно.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не мешай мне.
Решительно направляется в комнату справа. Ей навстречу выходит Вилен. Он закрывает за собой дверь.
ВИЛЕН (матери). Мама! Я виноват, что не написал. Что не рассказал, не объяснил. Я готов это сделать сейчас.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (громко. Не ему, а Клаве, чтоб она услышала). Меня не устроит никакое объяснение. Этой женщине места в нашем доме нет.
Из комнаты справа выходит Клава. Она спокойна. Гораздо спокойнее, чем раньше.
КЛАВА (Зинаиде Николаевне). Я так и знала. И Виле говорила то же самое. Виля! Где моя сумка? Я пойду.
ВИЛЕН (истерически, не по-мужски). Куда?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (предупреждая ответ Клавы). Может, вам нужны деньги? Мы не звери. Можем выручить.
ВИЛЕН. Мама!
КЛАВА. Виля, не кричи. Где моя сумка?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Она там. Под вешалкой. Идемте, я покажу.
ВИЛЕН. Я ухожу с ней.
Вбегает в свою комнату. Зинаида Николаевна решительно берет маленькую скамеечку, которая стоит здесь, и просовывает ее в ручку двери.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (Клаве, с издевкой). Или он за вами прыгнет и с пятого этажа? Идемте, отдам вам вашу сумку.
Вилен стучит в дверь. Зинаида Николаевна уходит с Клавой.
ВИЛЕН (громко). Ведь вы же всегда были не сволочи!
БАБУШКА (Ивану Федоровичу). Жду, жду твоего слова, а ты стоишь, как истукан.
Открывает Вилена. Он выскакивает, бежит в переднюю.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А вы знаете, что мне надо сказать?
БАБУШКА. В общем-то ты прав – сказать тебе нечего.
Из передней раздается крик: «Я никуда тебя не пущу». Возня. Голос Зинаиды Николаевны: «Ваня, Ваня, скажи ему!» Хлопает входная дверь. С рыданием возвращается Зинаида Николаевна.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ушел. Куда?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Я же тебе говорил. Нельзя было так резко.
Из комнаты прямо выходит Наташа. В короткой пижамке.
НАТАША (напуганно). Мамуля, что с тобой?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ах, отстань ради бога!
НАТАША (успокаиваясь). Если человек плачет и грубит, значит, у него нет настоящего горя.
БАБУШКА. Яйца курицу учат.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Иди, дочка, поспи еще.
НАТАША (обращает внимание на открытую дверь в комнату направо, идет к ней, останавливается в дверях). Ага! Поняла. Выставили все-таки.
Садится на маленькую скамеечку. Подтягивает колени к подбородку. Холодно, внимательно разглядывает родителей. Мать сидит в кресле. Сморкается, а потом аккуратно складывает платочек. Все время качает головой. Отец все так же стоит. Стоит и бабушка.
НАТАША. И я уйду от вас. Потому что мне кажется, что я вас не люблю.
БАБУШКА. Ах ты, негодяйка такая. (С гневом идет на Наташу.) Тут и без тебя горе, а ты такое родителям.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. О, господи!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ты, Наташа, не все знаешь, и сплеча рубишь. Клава сама уйти захотела, и правильно захотела. (Смущенно.) Тебе ведь и не все рассказать можно.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Почему же? Она у нас взрослая. Пусть знает.
НАТАША. Что я должна знать?
БАБУШКА. Не надо, Зина. Не ее ума это дело.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Верно, мать. К чему ей все знать?
НАТАША. Ну и чудики вы! Сейчас я все равно все узнаю. (Кричит.) Женька, выйди!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Наталия! Как тебе не стыдно!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (сокрушенно). Он сейчас объяснит!
БАБУШКА. Ну, Зинка, заварила ты кашу. Смотреть противно.
Уходит. Из комнаты прямо выходит Евгений. Насмешлив, ироничен.
ЕВГЕНИЙ. Будет вам всем от Нинели. Базарите с раннего утра. И бедная учительница не выспалась. Так что тебе нужно, Натали? Я знал, что кто-кто, а ты без меня не обойдешься.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не говори ей ничего, Женя. Вилен с этой ушли.
ЕВГЕНИЙ. Я все слышал.
НАТАША (кричит). Чего я не знаю? До чего я не доросла?
ЕВГЕНИЙ. А собственно, почему она не доросла?
НАТАША. Умница!
ЕВГЕНИЙ. Нет, действительно? Вам ведь не только ей надо будет объяснять, почему они ушли. Опробуйте версию на собственной дочери.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (очень ему не по себе). Заварила ты кашу. Чувствую, будут неприятности…
Занавес.
Картина вторая
Лавочка в сквере. Видно, что ей тут не место. Это глухая часть сквера, в глубине кустов. И стоит лавочка косо, видно, что она сюда принесена. Вилен отряхивается. Клава сидит.
КЛАВА (все так же удивительно спокойна). Почему ты людей испугался?
ВИЛЕН. Нам надо как следует поговорить.
КЛАВА. Смешной ты, Вилька!
ВИЛЕН. Ты зря. Просто не касается ведь никого то, о чем мы будем говорить.
КЛАВА. Всех все касается. Я это всегда знала. Человек не вправе решать, как он хочет. Он должен учитывать и всех остальных.
ВИЛЕН. Не сбивай меня. Я ведь тоже так считаю…
КЛАВА. Ты только пойми. Я твоих родителей не сужу. Они правы. Зачем им я? Я и без ребенка вам не очень подходила, а такая… Меня бы тетка родная не приняла бы… Ей бы в деревне житья не было. В детдом я не могла вернуться. Там ведь как соблюдали нас. Какой бы я была пример? А ты хочешь, чтоб твои родители, культурные люди, меня признали.
ВИЛЕН. Это глупости все. В конце концов, я уже твой муж.
КЛАВА (невесело смеется). Вот сбил ты меня с толку. Все уводил от людей и уговаривал. Какой ты мне муж? Ты меня ни разу не поцеловал. Ты не обижайся. Мы, правда, так и договаривались. Но мне сейчас так это все глупо кажется. А ты тут еще лавочки таскаешь все от людей подальше. Чтоб никто тебе сказать не мог, какой ты дурак?
ВИЛЕН (с иронией, обиженно). Хорошо. Давай пойдем в ГУМ, к фонтану. И поговорим. Там на каждое наше слово придется минимум сто человек слушателей. Идем!
КЛАВА. У тебя все равно не получается, как у мужа твоей сестры. Никуда мы с тобой, Вилечка, не пойдем. Отвезешь меня на вокзал. А сам уйдешь. Правильно твоя мама сказала! Из собственных неприятностей нужно выбираться самостоятельно. Других не впутывать. Я ведь тебе всегда это говорила!
ВИЛЕН. Клава! Если ты уйдешь, у меня все рухнет к чертовой матери.
КЛАВА (тихо). Что рухнет?
ВИЛЕН (не знает, как сказать). Я не знаю, как тебе это объяснить… (Кричит.) Я же не навязываюсь тебе! Я сто раз повторю: я с тобой хочу быть, пока я тебе нужен. Ну, год. Ну, два. А потом я уйду…
КЛАВА (печально). Ты мне не нужен.
ВИЛЕН (убежденно). Нужен! Ты получишь прописку. Потом пойдешь на работу – через время, конечно, а Москва знаешь, как строится. Квартиру получишь. Ну, а дальше ты – свободный человек. И все начнешь сначала…
КЛАВА. А как ты думаешь, сколько раз человек может начать сначала?
ВИЛЕН (горячо). Сколько угодно! Пока не получит в жизни оптимальный вариант.
Входит с совком и метелкой уборщица.
УБОРЩИЦА. А лавку отнесите на место. Стыда совсем нет у людей. Среди бела дня в кусты тащатся. Вот позову милиционера. Пусть оштрафует бессовестных. Сейчас же несите обратно.
ВИЛЕН. Отнеси! Пристали…
УБОРЩИЦА. Да кому ты нужен, приставать к тебе. Только нельзя по своему усмотрению, по своему желанию все двигать. Не тобой поставлено – не трожь. Кровать свою дома двигай…
Уходит.
КЛАВА (тихо). Отнеси, Вилька. Чего ты прятаться хотел?
ВИЛЕН. Да не прятаться! Я объяснить тебе все хочу, и чтоб не мешали!
КЛАВА. Пойдем лучше на вокзал.
Занавес.
Картина третья
Холл. Вся семья здесь. Прошло, видимо, около часа, как ушли Вилен и Клава. Телефон отнесли в угол и прикрыли двумя подушками.
НИНЕЛЬ. Между прочим, если мы все так беспокоимся, где они, телефон надо бы открыть. Вилька может позвонить.
Идет и снимает подушки. И тут же раздается громкий звонок. Нинель снимает трубку.
Да, здравствуй, Борис! Да, приехал. Нет, позвать не могу, нет дома. Когда будет, не знаю.
Зинаида Николаевна решительно встает, подходит к трубке.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (ласковым голосом). Боренька! Здравствуй, это Зинаида Николаевна! Если Виля к тебе зайдет, пусть он позвонит домой. А ты что ему сказать хотел? Да, слышали… но я думаю, что не понадобится… Ну, будь здоров.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Он уже готов переехать к бабушке, а комнату отдать Вилену. Быстро они сговорились.
ЕВГЕНИЙ (задумчиво). И это для них покажется выходом.
НАТАША. Почему покажется?
НИНЕЛЬ. Действительно, почему?
ЕВГЕНИЙ (своим обычным голосом). Я знал, что я умнее вас всех, но что до такой степени…
Звенит звонок двери. Все кидаются в прихожую.
БАБУШКА (останавливая всех, спокойно, торжественно). Остановитесь, я открою.
Выходит.
Зинаида Николаевна трет виски. Наташа машет рукой и тоже уходит за бабушкой. В холл с букетом цветов входит Алена.
АЛЕНА. Доброе утро.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (бросается к Алене, обнимает и начинает рыдать). Милая Аленушка! Прелесть ты моя!
АЛЕНА (испуганно). Что у вас случилось? А где Вилька, а где его девушка?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (трагически). Господи, как я могу ей объяснить?
АЛЕНА. А мне ничего не надо объяснять. Я все знаю. Виля мне писал. Где они?
НАТАША (зло). Их нет. Их изгнали.
АЛЕНА. Бедный Вилька! Какой финал прекрасно задуманной патетической сюиты…
Занавес.
Картина четвертая
Арка ведет во двор, похожий на колодец. Гулкий, холодный и сырой. Клава и Вилен. Вилен несет сумку. Клава уставшая.
КЛАВА. Вилька! Не могу я больше. Ты водишь меня, водишь. У меня нет сил ни ходить, ни слушать тебя.
ВИЛЕН. Мы пришли. Здесь живет Борис. Он должен был мне сегодня позвонить насчет комнаты. Он перейдет к бабушке…
КЛАВА. Тысячу раз слышала.
ВИЛЕН. Сейчас мы пойдем к нему. Надо бы, конечно, позвонить, но, как назло, нет двух копеек.
Со двора выбегает Борис.
БОРИС. Вилька, привет! Я тебе звонил. Все о'кей!
Все время с интересом разглядывает Клаву, даже ухитряется обойти вокруг нее.
Насколько я в курсе.
Клава картинно кланяется.
Я – Вилькин квартиродатель. Селитесь. Живите, но ничего не двигайте. Бабуся моя счастлива, что я перебираюсь к ней. Вам остается кот и какие-то растения, которые надо поливать. Квартиру сдаю вам с телевизором, холодильником и стиралкой. Жировочки оплачивайте вовремя – до 5-го числа, – папаня приедет и проверит. Соседям по площадке я уже сказал. Будьте с ними вежливы. Чудо, что я вас встретил, а то после разговора с твоими я уже было решил, что у вас что-то изменилось.
Достает ключи. Комплект в двух экземплярах.
Это от двери, это от почтового ящика, это от шифоньера. Не лазьте туда, ребята. Я вам плечики оставил в стенном шкафу.
Клава зажмурилась, как от боли, отошла в сторону.
БОРИС (смущенно). Вы плохого не думайте. Там так старательно все засыпали нафталином, что если шифоньер открыть на пять минут, моль вообще улетает с нашей улицы. И должен вам сказать, она не дура. Ну, я помчался. Зовите на новоселье. (Убегает.)
ВИЛЕН (мотает ключи на пальце. Счастлив, весь светится). Ну, что я тебе говорил? Эх, Клавдия, жена моя, верить старшим надо!
Клава прислоняется к стене, тихо плачет. Вилька подходит к ней, берет за плечи, слегка прижимает к себе. Клава вдруг обнимает его за шею.
КЛАВА (горячо, влюбленно). Вилька, Вилька! Скажи мне, зачем ты все это делаешь, зачем?
ВИЛЕН (искренне). Я очень, очень хочу, чтоб ты была счастлива.
КЛАВА (снимает руки с его плеч. Уставшим голосом). Хорошо. Пошли.
Занавес.
Картина пятая
Комната Бориса. Прошло около часа. Клавдия одна. Когда открывается занавес, она выходит из передней, держа на вытянутом пальце кольцо с ключами. Она рада тому, что осталась одна, развязывает стянутые волосы, сбрасывает туфли. Тяжело, некрасиво ходит, разглядывая комнату. Ей все непривычно. Ритуальные экзотические маски на стенах, портрет Хемингуэя в человеческий рост, обилие бутылок из-под коньяка, виски, ликеров. Берет одну. И по буквам читает английское название. Не понимает и сокрушается. И тут звонок. Засуетилась, растерялась. Не знает, как быть, и тонким перепуганным голосом кричит.
КЛАВА. Кто там будет?
Что-то ей отвечают, она не понимает и выходит в переднюю. Слышно, как она неумело возится с ключом, открывая дверь. В комнату входит Виктория Львовна. Она очень хорошо выглядит, намного моложе своих лет. Прекрасно одета. На Клаву смотрит с любопытством, насмешливо. Качает головой, увидев посреди комнаты некрасивые стоптанные Клавины туфли.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Давайте знакомиться. Я Виктория Львовна. От Бори я узнала, что вы здесь, и специально пришла.
КЛАВА. А Вилька ушел за вещами. Вы его подождите.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (ласково). А мне он зачем? Я на вас, деточка, пришла посмотреть. Не сердитесь, я любопытная.
КЛАВА. А вы кто будете? Вилькина знакомая?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Нет. Я мама его знакомой. Впрочем, чья я мама – не имеет значения. Не правда ли? Так как вас встретили?
КЛАВА (не знает, как себя вести). Встретили. На такси.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (иронизирует). На такси? И что же?
КЛАВА (совсем растерявшись). Так вот я не знаю, что вам рассказать…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (смеется). Вы неподражаемы. А что вы собираетесь делать в Москве?
КЛАВА. Так работать…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Работать? А что вы умеете работать?
КЛАВА. Пока, конечно, мне без специальности трудно, и опять же положение…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (к счастью, она не понимает, о каком положении говорит Клава). Да, положение у вас интересное. (Укоризненно.) Как же вы так решились? Позвал вас наивный мальчишка, а вы и рады. Что ж вы так ни о ком больше не подумали? О его родителях, например? Наконец, о его будущем? Это, конечно, не мое дело, но разве так делают, деточка…
КЛАВА (виновато). Да я и не хотела ехать. Я ж понимаю…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (видит, что Клава перепугана, неуверенна. Напористо). Нет, не понимаете. Не понимаете, что вам и в милиции объясняться придется.
КЛАВА (испуганно). В милиции?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. А как вы думали? Москва перенаселена. Здесь каждого человека проверяют, зачем он приехал и кто его звал. И на чью площадь.
КЛАВА. Какую площадь?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (укоризненно). Вы даже этого не знаете. (Зло.) Площадь – это квадратные метры, на которых мы живем. У нас ведь дворов с садами нет. Изб-пятистенок тоже. Пять шагов в ширину и восемь в длину. Вот площадь, на которой я с дочкой всю жизнь прожила.
КЛАВА (удивленно). А сколько домов строится, Вилька говорил…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Что ваш Вилька знает? Вы меня послушайте. Не смешите людей. Уезжайте. А… Если что у вас и было, так сейчас на это не смотрят. Уж поверьте мне, ваш приезд – величайшая глупость. И если вам об этом никто не сказал, так только из деликатности. Не доводите дела до того момента, когда вам все растолкуют товарищи в погонах.
КЛАВА. Кто?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Милиция, конечно…
КЛАВА. Ой…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Еще какое ой… (Показывая пальцем на стены.) А здесь, между прочим, живет крупный дипломат. И завтра ему кто-нибудь напишет, что его сын сдал комнату, извините, неизвестно кому… Кстати, ваши родители поступили очень опрометчиво, соблазнившись Москвой.
КЛАВА. У меня нет родителей.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Нет? Откуда же вы?
КЛАВА. Я детдомовская.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (жалостливо и брезгливо одновременно). Боже, какая глупая история. Мне вас жалко, но я вас осуждаю. В вашем положении надо быть особенно осмотрительной. Ведь над вами могли просто посмеяться…
КЛАВА. Да. Понимаю.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (горячо). Да ничего вы не понимаете. Вилька вам голову заморочил. А у него все прекрасные, все добрые и все на свете только радость.
Клава кивает, улыбается грустно.
Но разве ж можно на него равняться, слушать его? Тем более держаться за него? А вы – уж не сердитесь, я прямо – вцепились в милого нашего донкихота. Зачем же вы так?
КЛАВА. Да, я, пожалуй, уеду…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. И правильно сделаете. Не надо людям навязываться, Клава. Это же некрасиво.
Виктория Львовна, осторожно сдвинув Клавины туфли, подталкивает их к порогу.
Кстати, вот эта привычка разуваться в комнате – чисто деревенская. Извините, но это так бросается в глаза. И платья рубашечного покроя уже не носят. Вы смешно будете выглядеть рядом с Вилькой… Ну, я пойду. Не сердитесь и послушайте меня. Очень нелепую ситуацию вы создали.
КЛАВА. Вы Вильку подождите…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (насмешливо). А зачем он мне? Я вас хотела повидать. Повидала. То, что я вам говорила, не надо ему рассказывать. Это будет некрасиво. Подумайте своим умом. И я желаю вам выбраться из этой истории с наименьшими потерями. Будьте здоровы. (Уже с порога.) И не душитесь дешевыми духами. Это производит неприятное впечатление.
Занавес.
Картина шестая
Это же время в холле Колпаковых. Разложив на журнальном столике тюлевую гардину, Матвеевна и бабушка штопают ее.
МАТВЕЕВНА. Пришиваем мы с тобой, Кузьминична, дырку к дырке.
БАБУШКА. Вот ты говоришь – дырку к дырке, а я думаю, что это Вилька – дырка и Клавдия – тоже дырка.
МАТВЕЕВНА (снисходительно). Совсем вы поговорить не любите, я вижу.
БАБУШКА. Да ты меня не язви. А слушай. Это ты точно сказала – дырку к дырке. Виля у нас кто? Никто. Он на жизнь только из окошка смотрел, и уже из хорошей квартиры. Да и Клавдя как дура попалась, это тоже от незнания. Думаешь, нашу Наталью можно облапошить? Попробуй кто-нибудь! А это две дырки. И стали шиться друг к другу.
МАТВЕЕВНА. Ой-ой-ой! Сказала, как нарисовала.
БАБУШКА. Нет, что ли?
МАТВЕЕВНА. Да и не очень да. Клавдия не дырка.
Из комнаты прямо выходит заспанная Нинель. Ищет сигарету.
НИНЕЛЬ. Отвратительный день.
МАТВЕЕВНА. А у тебя других не бывает.
НИНЕЛЬ. Мерси. Где народ?
БАБУШКА. Народ при деле. Это мы с Матвеевной дырки шьем. А остальная публика кто где.
НИНЕЛЬ. Точнее?
БАБУШКА. Значит, отец твой в ДОСААФе. Взносы понес. Мать пошла к косметичке, она на сегодня записана.
НИНЕЛЬ. Что – горя нету более?
МАТВЕЕВНА. Тебе надо было идти вместо матери. Ты ее старее смотришься. А от сигарок своих совсем синяя стала, как пуп.
НИНЕЛЬ. Это сейчас время такое – все друг другу хамят. И ты, Матвеевна, увы, не Арина Родионовна.
Бабушка тихо смеется. В холл входит Вилен. Женщины смотрят на него, как на привидение.
БАБУШКА (Матвеевне). Дверь, что ли, не закрыта была?
ВИЛЕН (с фальшивой веселостью). А что, бабуля, не пустила бы меня?
БАБУШКА (спохватившись). Да ты что, дурак? Садись, Вилька, миленький ты мой. Вернулся, значит!
НИНЕЛЬ. А где Клава?
ВИЛЕН. Я знал, что сейчас никого нет. Я за вещами пришел. За зубной щеткой. Клава? Дома. Где ж ей еще быть.
НИНЕЛЬ. Дом построили?
ВИЛЕН. У Борьки мы. Вот ключи. (Показывает связку ключей.) Все нормально, сестра.
Входит Евгений.
ЕВГЕНИЙ. А дверь нараспашку. (Видит Вилена.) Приветствую вас, господин Лопухов!
ВИЛЕН. Почему Лопухов?
ЕВГЕНИЙ. Я читаю мало. Я технарь. Так что могу вспомнить, напрягшись, только одного мужчину из литературы, который выводил из критических ситуаций женщин. Такое у него было призвание. Так вот, это был Лопухов.
ВИЛЕН (с вызовом). Я считаю это сравнение для себя лестным.
ЕВГЕНИЙ. Ой, ой, ой! Виля, сойди с трибуны. А то мне снизу не видно.
ВИЛЕН. Ну тебя! (Идет в свою комнату.)
ЕВГЕНИЙ (громко). А как здоровье Веры Павловны? Скоро ли начнут функционировать мастерские? Не испытываете ли дефицита в падших девицах?
ВИЛЕН (выходит из комнаты с какими-то вещами. С ненавистью). Ты можешь помолчать? Меня ведь не интересует твоя точка зрения. Я ее знаю. Я наперед знаю, что ты скажешь. Ты примитивен. Ты меня высмеять хотел, а я тебе за Лопухова спасибо говорю. Впрочем, ты ведь не знаешь, что такое спасибо.
НИНЕЛЬ. Сколько добротного хамства! Прелесть!
ЕВГЕНИЙ. Это не хамство, дорогая, это паника. Быть благородным трудно. Сплошной бег по пересеченной местности. Виля еще на старте, а резинка в штанах уже лопнула. Держи штаны двумя руками, родственник. Но тогда как же бежать? Матвеевна! А как вы считаете, если на штаны плюнуть и бежать без ничего? Засчитают рекорд или сделают что-нибудь нехорошее?
МАТВЕЕВНА. А чего ты меня спрашиваешь?
ЕВГЕНИЙ. Я в трудную минуту всегда иду к народу. Народ, он все знает. Он такой.
ВИЛЕН (заворачивает какие-то вещи в газету). Неля, не имей от него детей. Не ухудшай породу.
ЕВГЕНИЙ. А кто теперь имеет детей от собственного мужа! Пустой совет, Виля! Это уж кому как Бог пошлет. Кстати, у вашего будущего ребеночка как обстоит дело с наследственностью? Алкоголиков, олигофренов не имеете в программе? Или там потенциальных преступников? И вообще, какой он расы был, этот рухнувший в пропасть шофер?
Вилен резко поворачивается. Неожиданно сильно бьет Евгения. Раз, другой. Тот падает. С исступлением Вилен начинает бить его ногами. Матвеевна и бабушка вскочили. Но их руки запутались в тюле. Они крутятся на месте. И только кричат: «Вилька, Вилька. Перестань, Вилька!» Евгений принимает удары молча. И только инстинктивно закрывает руками лицо. Нинель стоит спокойно, будто даже с интересом наблюдая, как избивает ее мужа Вилен.
НИНЕЛЬ. Ну, еще раз его пни, и хватит.
Вилен не может остановиться. Он бьет, бьет. Тихо идет занавес.
НИНЕЛЬ (когда занавес уже почти закрыт, удивленно, потом с ужасом). Вилька! Остановись. Ты его убьешь!
Занавес.